365 сказок

Октябрьское солнце медленно падало за горизонт, деревья в парке тянули ветви к небу, роняя золотые листья на аллеи. Упругие каштаны, сияя новой кожицей, прыгали в траву, катились по плиткам дорожек. А в самом сердце осени вышагивала она, с детства любившая каштаны, считавшая их символом октябрьских дней. Она и сейчас подняла один — тот подкатился так близко, что едва не коснулся носка кроссовка. Дома на столике у окна стояла большая шкатулка, куда она каждый год складывала по одному каштану. Пусть те ссыхались и теряли блеск, важным было, что они будто бы сохраняли память о каждой перелистнувшейся осени, о каждом прожитом октябре. А ещё они точно хранили некий секрет или сами по себе являлись ключом. Впрочем, эти смутные ощущения она не расшифровывала никогда. Отчего-то было страшно и странно, и даже обсудить это с кем-то она бы никогда не взялась. Подхваченный ветром золотой лист пролетел в шаге от неё, и это словно являлось знаком. Она двинулась следом, не отрывая взгляда от лёгкой, танцующей в ладонях ветра каштановой пятерни. По шуршащему осеннему ковру она вышла к обрыву. Несколько секунд она видела синее искристое море, не осознавая до конца, что здесь никогда такого не бывало, что в парке обрыва прежде не отыскалось бы, а город лежал так далеко от любых морей, так далеко от океанских ветров, что не мог о них даже грезить. Но как только она очнулась и попыталась войти во внезапно открывшуюся реальность, шагнуть вперёд, та замерцала, а воздух точно сгустился, море поблекло, и скоро перед глазами выросла старая ограда парка, за которой неслись автомобили. Никакого иномирья. Сначала дыхание перехватило, затем сердце сжало отчаяние, и она опустилась на землю, ощутив внезапную усталость, села в траву, ухватившись за чугунный чёрный прут. Слёзы сами потекли по щекам, но им было не под силу сделать меньше утрату, которую она только что пережила. Будто померк октябрь, и даже ветер улёгся, чтобы не мешать ей скорбеть о несбыточном, о невозможном, о том, что она сама пропустила. Чудо утекло сквозь пальцы подобно золотым песчинкам, что бежали из одной части колбы часов в другую. Звенящий шорох листопада, гул машин, голос города — ничто её не трогало, ничего она не хотела. Каштан выкатился из разжавшихся пальцев. Лишь когда холодный ветер в сумерках прокрался к ней и запустил ледяные ладони за шиворот, она поднялась. Каштан остался лежать в траве, она и не вспомнила о своём ритуале, о шкатулке на столике у окна, о старых каштанах, хранивших прожитые октябри — уже пятнадцать. Шестнадцатому было не суждено присоединиться к собратьям. *** Прежде она никогда не думала об отъезде. Ей будто бы нравился именно этот город, пусть других она не видела. Она не мечтала о путешествиях, не жаждала странствий. Но то было прежде. Теперь же она вошла в квартирку на третьем этаже, позабыв включить свет. Сбросила кроссовки, не развязав толком шнурки, оставила сумку прямо на полу. В кухне налила себе стакан воды и долго смотрела сквозь него на горящие окна в доме напротив. Пить же не стала, точно никакой жажды и не испытывала. А вернее — то была совершенно другая жажда. Раньше незнакомая, она опалила все чувства, горчила на губах, стягивала горло. Пройдя в спальню, она упала на постель. Раздеваться — даже снимать куртку — не хотелось. Сна тоже не было, и она смотрела в потолок, на тени и пятна бликов от фонарей. В какой-то момент те исчезли — город почти погрузился во тьму, утонул в ночной тишине, ничего не обещая, ни о чем не рассказывая. Отчего он нравился ей раньше? Отчего, если он так молчалив, так безразличен к ней? Она зажмурилась, а затем рывком села на кровати. Отчего-то больше ничто не могло идти так, как было прежде. Кинувшись к шкатулке, она толкнула её, сбрасывая со стола. Крышка открылась, каштаны с сухим стуком запрыгали по полу, и в этом тоже читался знак. Она же глухо вскрикнула и сначала рванулась к шкафу, будто с намерением немедленно собрать вещи, но вскоре поняла, что ничего не хочет брать с собой, совсем ничего. Тогда она кинулась в коридор, наспех обулась и распахнула дверь. На лестничной клетке поджидала ночь. Она не испугалась, не кинулась с быстро бьющимся сердцем к лифту, как делала когда-то в той реальности, где подобрала каштан и принесла его домой. Её ждала полная мрака лестница, бесконечность ступеней. Шагнув туда, она словно почувствовала себя переходящей грань миров. Это было самое подходящее ощущение. *** Сначала она думала, что выбежит к никогда не спящей трассе, вскинет руку — и автомобиль унесёт её прочь. Однако едва она выскочила из подъезда, как эта мысль перестала казаться правильной. Никакой машине было не под силу унести её из наскучившего мира. Ведь дело далеко не в городе, нет. Она искала пути перебраться в ту реальность, что померещилась в парке, захлопнулась от неё, подобно створкам раковины, затаившим внутри жемчужину. Отчаяние пронзило всё её существо, схватило за горло, но она не остановилась, пересекла перекрёсток и бросилась в парк. Там были ответы, она точно знала. Ей всё ещё слышался сухой треск каштанов, раскатившихся по комнате. Она даже не заперла квартиру… *** В тишине ночи она услышала знакомый, столько лет радовавший её звук. Каштан, только что ударившийся оземь, ещё чуть дрожал, будто бы в нетерпении. Она подняла его и взвесила на ладони — крупный, тяжёлый, красивый. Ей хотелось тут же положить его в карман, но вместо того она двинулась дальше, обхватывая пальцами прохладную округлость так крепко, что побелели костяшки. Она шла в темноту, уже ни о чём не думая и ничего не желая. Дверь открылась внезапно, развернулся новый мир в арке входа. И я встретил её. *** — Новая странница, да? — спросила Осень, коснувшись моего плеча. Мы стояли в парке, сияло солнце, а по дорожкам были разбросаны каштаны, целый океан блестящих свежих каштанов. — Да, — кивнул я. Дверь закрылась, но мы оба видели девушку, что бросилась вперёд так быстро, будто могла утратить что-то очень важное. — Смешная и любит осень. — Октябрь, — поправил я. — Любит Октябрь. — Он оценит, — Осень усмехнулась. — Обязательно. А что за мир ты ей открыл? — Один, что лежит у моря, — я тоже улыбнулся. — Он ей понравится. — Зачем же мы здесь, наши дела закончились? — она нетерпеливо развернулась, оглядев парк. — О нет, нужно позаботиться о её доме, — и я зашагал к выходу. — Когда-нибудь она ещё вернётся, — наклонившись, я поднял каштан, потом ещё один и ещё. — Шкатулка должна быть полна. Осень протанцевала по листьям и тоже принялась собирать их. — Понимаю! — воскликнула она. — Шкатулка должна быть полным полна.