365 сказок

На дом опустилась ночь и тишина. Я задержался у камина, вглядываясь в пламя. В суставах ощущалась необычная тяжесть, будто зарождавшаяся простуда никак не могла выбрать подходящее гнездо в теле. Ощущать эти передвижения внутри себя самого было завораживающе неприятно, и, в конечном счёте, я просто вслушался в себя, замер перед огнём и даже, наверное, задремал. Иначе отчего бы мне привиделась эта история? *** Кукла размяла затёкшие от неподвижности суставы и нежно улыбнулась. За день она почти устала стоять в уголке на полке, хоть усталость на самом деле не была ей знакома. За окном несколько дней плакал дождь, грустный и совсем не весенний. Из-за этого в уголок к кукле не заглядывало солнце, а она так его любила. Мало кто знал, что по ночам в её фарфоровых ладошках было достаточно силы, чтобы сделать из мира то, что хочется. Кукла лёгким прыжком перебралась на подоконник и, прислонившись ладонями к стеклу, посмотрела в ночь. Тучи скрывали звёзды и лунный свет, снова плакал дождь. И пусть календарь говорил о весне, капли текли совсем по-осеннему. — Что же с этим можно поделать? — спросила она вслух, прислушиваясь к податливости мира, к его внутренней сути, которую могла рассмотреть куда лучше, чем люди. Поправив длинные волосы, она уселась на подоконнике и тихонько запела. Каждая кукла умеет петь, в этом — часть их неповторимого волшебства. Вот только поют они так тихо, что простому человеку и не услышать. Только дети порой узнают об этом, но всегда хранят в тайне. Дети и истинные Мастера кукол, от которых ничего не скроется. На музыкальный зов в стекло постучал внезапный осенний Ветер. Он прильнул, разгоняя капли, как раз в том месте, где кукла дотронулась тонкими фарфоровыми пальцами, точно был маленьким котёнком, искавшим тепла. — Почему дождь за окном? — спросила кукла. — Отчего ты здесь, когда сейчас весна? — Я прилетел в город, и мне нравится здесь, — важно ответил Ветер, всё ещё ластясь к стеклу. — Но ведь апрель. — Что поделать, всюду весна — не весна, — фыркнул Ветер, пусть и знал, что сам принёс болезненно-промозглый ливень. — Вижу, что ты скрываешь, — кукла поджала губы. — Что же тебе нужно? — Прогуляемся? Я расскажу тебе, если пойдёшь со мной. — Хорошо, — согласилась кукла. — Только я ведь промокну. — Мы успеем коснуться рассвета, согреться в первых лучах, и ты высохнешь, никто ничего не заметит, — пообещал Ветер. — Идёт, — кукла поднялась, дотянулась до ручки и с трудом открыла створку окна. Ветер протянул ей ладонь, и вот они уже помчались прочь — выше и выше, взмыли над городскими крышами, почти растворяясь в ночном небе, укутанном тучами. Спящий город искрился огнями. Шёл дождь, и влажная тьма сама по себе казалась неразгаданной тайной. Но кукла понимала, куда собирается отнести её ветер, и подгоняла его, вцепившись в холку. Очень скоро она начала тихонько напевать, отчего Ветер стал послушным и совсем ручным. Скоро они поднялись над облачной пеленой. Город исчез далеко внизу, но здесь разливалось мягкое лунное сияние. Ветер дал кукле постоять среди клубящихся туч, а потом потянул за собой. Они долго шли по ступеням, выраставшим прямо из облачной гряды, пока не добрались до Луны, сидевшей на хрустальном троне. Королева ночи чуть заметно улыбалась, а пушистые пряди волос — сверкающие лучи, протянулись повсюду, пробивая даже облака и устремляясь каскадом вниз. — Отчего ты смотришь так сурово, дитя? — улыбнулась Луна. — Кто тебя обидел? — Осенний ветер, что принёс меня сюда, не хочет обращаться весенним, — отвечала кукла. — Разве мы так договаривались? — всполошился Ветер. — Как же так, Ветер, законы смены сезонов для всех одинаковы, — перевела на него взгляд Луна. — Неужели ты принёс в город осень? — Осенний ливень заставляет людей задуматься, а весеннему они только ворчливо рады, — отступил от неё Ветер. — Но ведь апрель, — напомнила кукла. — В апреле и вовсе не должно быть ливней. — Не в вашем городе, — подтвердила Луна, бросив взгляд на облака. — Отчего, Ветер, ты не хочешь принести тепла? — Во мне проросла грусть, — признался он вдруг. Кукла увидела росток в то же мгновение и коснулась его. — Как так вышло? — Семя чужой печали попало мне в грудь. Куклам непонятны эмоции, они их лишены, сколько бы ни улыбались, сколько бы ни грустили по задумке Мастера кукол. — Отдай мне, я не знаю, что это, — предложила кукла. Росток — хрупкий и даже красивый — почти сразу же метнулся к её пальцам, а затем поселился в груди. И кукла ощутила нечто очень странное и задумчиво оглядела тучи и сумрак, всмотрелась в лицо Луны. Ветер же повеселел. — Я домчу тебя вниз, — пообещал он. — Скоро рассвет, ты совсем промокла, и мы коснёмся солнца, когда понесёмся с небес. Кукла кивнула, всё ещё прислушиваясь к себе. В ней происходило что-то странное. Ветер подхватил её и, как обещал, унёсся к земле, разбивая зарю крыльями, заставляя звенеть воздух, возрождая апрель. Солнечный диск огладил куклу, но в завитках волос всё же осталась влага, впрочем, она едва ли заметила что-то подобное. Остановившись на подоконнике, она кивнула Ветру, а затем прыгнула на полку, замирая всё в той же причудливой позе, хотя лицо её не украшала привычная улыбка. Когда солнечные лучи добрались до её полки, кукла уже казалась обычной игрушкой. А в город наконец-то пришла настоящая весна. Она несла с собой нечто новое, и кукла даже почти уловила, что именно. В глубине её глаз поселился новый блик, выражавший что-то, прежде в ней не бывавшее. *** Встрепенувшись, я оглянулся на окно. За ним метались ветви, осенний ветер играл с остатками листвы. — Хочешь сказать, она станет человеком? — спросил чей-то голос. Удивлённый до глубины души, я встретил серьёзный взгляд выступившей из тени Королевы чаш. — Теперь ты читаешь сказки прямо из моих мыслей? — Возможно, — она приблизилась и коснулась моей щеки. — Ты болен, тебе пора в постель. — Полагаешь? — поднявшись, я на мгновение почувствовал дурноту. — Уверена, — она подхватила меня под локоть и повела к лестнице. — Так ты считаешь, что, получив грусть, кукла станет живой? — Кто знает, — усмехнулся я в ответ. — Это вероятно. Её первое чувство. — Не слишком весёлое, да? — Королева чаш поднималась чуть позади меня. — Но я могу понять. — Иногда важен сам факт — чувство есть, — пояснил я, пусть и не был в этом уверен. — Сам факт, — она засмеялась. — Нет-нет, это всё простуда. — Она подвела меня к постели и толкнула. — Спи. Ослушаться не было никаких сил. Я почти сразу погрузился в сон и среди обрывков образов внезапно увидел — а может, только почувствовал — как кукла оживает и поднимает голову уже не в ночное время, а днём. Как она прыгает с полки на пол, и Мастер кукол удивлённо смеётся. «Ты всегда была моим лучшим творением, — говорит он. — И теперь ты — жива». Но в груди её раскрывается удивительный цветок, прекрасный, однако пронзительно печальный. Цветок, что она забрала у весеннего Ветра. Грусть.