365 сказок

Мир словно сошёл с чёрно-белой плёнки. Я стоял на дорожке, вымощенной камнем, и вокруг меня высились деревья, длинные иглы их хвои казались отрисованными тушью. Между узловатых ветвей тёк туман. Я и сам стал чёрно-белым, выцвел, лишился всяких красок. Поначалу ощущение казалось странным, но вскоре я привык, а немногим позже почти забыл, что кроме чёрного, белого и серого существуют иные цвета. Шёл я медленно. Отчасти потому, что мне слышалась приглушённая музыка, которую мучительно хотелось узнать, угадать по мелодии, отчасти потому, что вся реальность будто и не предполагала никакой торопливости. В какой-то момент дорога начала потихоньку забирать вверх, пока не превратилась в лестницу, что вела всё дальше меж высоких стволов. Туман стирал всё, что лежало дальше нескольких шагов, и легко можно было представить — на самом деле ничего за ближайшим рядом деревьев не существует. Я был бы рад оставаться один, но, конечно, не прошло и получаса, как впереди меня показалась девушка. Она шла мне навстречу, белое платье колыхалось в такт шагам, а тёмные волосы были столь длинными, что достигали колен. И они были невероятно тяжелы, так как лежали тёмной рекой. — Странник, — узнала она, — неужели наши врата вновь открыты? — Я из тех, кому подходят и запертые двери, — улыбка у меня тоже получилась не цветной. Я мимолётно задумался, отчего же раньше считал, что в ней есть какие-то краски. — Мы уже давно совсем закрыты, — она остановилась напротив. — Видишь, у нас нет ничего, кроме белизны и черноты… И нескольких оттенков, что ведут от одного к другому. — И разве это повод запирать целый мир? — удивился я. — Даже самые мудрые из нас не сумели ответить, не болезнь ли это, не повредит ли это иным мирам, — она оглядела меня, прищурившись. — Вернутся ли к тебе краски, странник? — Вот и будет повод проверить. Кивнув, она жестом пригласила меня следовать за собой. Мы сошли с дороги и двинулись между стволов прямо в объятия тумана. — Некогда у нас тоже были цвета, — рассказывала она, грациозно переступая крупные корни и огибая приземистый кустарник. — И это было прекрасно… Так принято считать, но… — замерев на миг, она убедилась, что я слушаю. — Так случилось, что краски стали утекать, выцветать, сменяться лишь серой гаммой. Никто не знает, что было тому причиной, никто не понял, как это остановить. Мы до сих пор не уверены, можно ли вернуть прежние времена. Закрыв мир, мы хотели уберечь другие, если вдруг оказалось бы, что такая… проблема заразна. — Мне не кажется это болезнью, — задумчиво протянул я, оглядевшись. — В этом есть своё очарование, кажется, так мир и должен выглядеть — тут. Однако мы можем пребывать в плену иллюзии. — Вероятно, — она взяла меня за руку. — Но у тебя, странник, всё ещё рыжие волосы. Я удивлённо усмехнулся. Во-первых, потому что она назвала цвет. Мне отчего-то казалось, что и наименования красок здесь были безвозвратно утрачены. Во-вторых, потому что не ожидал, что мои волосы ведут себя так… свободно. — Я не знал, — вырвалось у меня. — Потому я и веду тебя сюда. *** Дальше мы шли через туман в молчании. Наступил момент, когда прямо между стволов деревьев вырос маленький храм, круглый и странный, точно архитектор пытался воссоздать изящество лесного гриба. В каменных чашах у дверей храма колыхалось и танцевало бесцветное пламя. Моя спутница вздохнула, прежде чем пояснить: — Говорят, краски сначала пропали здесь, — она обвела рукой строение. — Я не могу знать точно, именно тут всё началось или где-то ещё, но отчего-то уверена, что должна была привести тебя сюда. — Что ж, может быть, мне стоит это увидеть, — согласился я. — Никто из нас больше не переступал порога этого храма. Огонь горит сам по себе, точно ждёт кого-то. Если у тебя ещё остался цвет, возможно, именно с тобой и хочет он говорить? Разве это не знак? — Всё может быть знаком, — уклончиво заметил я. — Знаки трактуются и изменяются, едва с ними столкнёшься. Но я войду. Она же отступила на шаг. *** Ступеней было только две, нижняя оказалась усыпана хвоей. Я приблизился к двери, и компас в моей груди вздрогнул, словно за ней ожидала иная реальность, однако я вовсе не собирался покидать этот мир, пока не разобрался в нём. Дверь поддалась на удивление тяжело, меня встретил полумрак — здесь тоже горело пламя, но чаш было только две. Они почти не давали света. Я осмотрел помещение — просторное, лишённое всяких украшений. Только алтарь находился в центре, а больше ни статуй, ни изображений, ни фресок. Оставалось только приблизиться к крупному камню, как будто именно он и скрывает все тайны. Когда я подошёл, свет словно бы стал ярче. Снова осмотревшись, я понял, что пламя само собой вспыхнуло в ещё нескольких чашах. А вот серая поверхность камня оставалась пустой, ни посланий, ни ответов. Я коснулся кончиками пальцев, отмечая привычную прохладу, провёл, точно хотел найти скрытые, едва ощутимые лишь на ощупь символы, но камень был гладким, он молчал. Только отголосок — как та самая музыка, о которой я едва не забыл из-за разговорчивой спутницы — почудился мне глубоко внутри. Музыка… Может, именно в ней и заключалась вся загадка? Пробарабанив по поверхности алтарного камня, я отступил, не услышав никаких звуков. Пламя тут горело беззвучно, не слышалось и шороха моих шагов. Точно не краски тут умерли и истончились, а наступила самая жуткая, самая пустая тишина. Не зная, станет ли это решением, я вытащил варган. Играть нужно было зажмурившись — это я знал точно. Первая нота исчезла, не прозвучав, но затем варган вспомнил свой голос, разлился по помещению, и храм загудел, словно был большущим колоколом. Я вслушивался и играл, играл и снова вслушивался, не открывая глаз. *** — Странник? Меня тронули за плечо. Последний звук новорождённой мелодии растворился в тишине, пламя в чашах потрескивало. Открыв глаза, я не сумел сдержать улыбки — девушка напротив меня была одета в просторное платье легчайшего бирюзового оттенка, а струившиеся рекой волосы оказались каштановыми. — Да? — выдохнул я. — Краски… — она растерянно оглянулась. — Наш мир… — Зазвучал, — подсказал я. — Как ты это сделал? На это я лишь пожал плечами. У меня не было никакого ответа, только чувство, которому я следовал. — Что ж, значит, тебя можно отпускать, — она кивнула в сторону, там почти сразу же возникла дверь. — И мы сможем принимать и других. — Главное, не забывайте о музыке, — посоветовал я. Она лишь пожала плечами, слишком удивлённая, чтобы осознать прямо сейчас, о чём именно я говорю. Переступив порог, я опять услышал — на краткий миг — мелодию, которая привела меня в мир, лишённый цветов. Она словно попрощалась со мной, растворившись сразу после того в звёздной темноте. Сделав ещё шаг, я оказался дома.