365 сказок

На излёте пятого ноября, когда на город опять лёг туман, дорога позвала меня, и я вышел в ночь, даже не захватив шарфа. Воздух ночи был прохладен и свеж, но отдавал октябрьской горечью. Я направился в парк, точно зная — дверь ожидает меня именно там. Даже не пришлось сверяться с компасом. В какой-то миг — быть может, когда я прошёл мимо вечно мигающего фонаря на перекрёстке, а может, когда я заметил последний лаково поблёскивающий каштан — реальность поплыла и начала изменяться, почти превратившись в сон. Я увидел город, уснувший и слишком тихий для этого часа, увидел улицы, уводящие к парку, заметил на них одинокую фигурку. Меня же самого там будто и не было. Реальность менялась, текла акварелью по влажной бумаге, и скоро я уже остановился напротив парка, которого не было и не могло быть в моём городе. Я остановился напротив кованых ворот на излёте октября, в тот самый момент, когда по аллее скользнула, истираясь, а лучше сказать — размываясь — чья-то гибкая тень. — Ты почти опоздал, — коснулся он моего плеча. — Но пришёл. — Да. За второй половиной истории. — Всё ещё хочешь знать, кем стала девушка, сбежавшая из акварельного города? — он усмехнулся. — Сколько путей она открыла? — Может и так, — я направился к парку. — Но ты об этом по-прежнему не расскажешь. Поэтому я лучше узнаю, зачем она приходила второй раз. *** Октябрьская ночь выдалась на удивление туманной и холодной, вернувшись в город, некогда бывший для неё таким знакомым, она не ожидала, что будет встречена сыростью, пробирающей до костей. Дорога, которая привела её сюда, вильнула во мраке и пролилась влагой между плитками, застыла тонким ледком, будто подчёркивая, что дальше не пройти, пока не будет выполнено какое-то условие. Условие, что даже не было названо. Давно утратив первое имя, она звала себя Ветром, а иногда — Мраком, но чаще всего Крылатой. Всякий раз подбирая себе новое прозвище, она всё больше забывала о прежней — или самой первой — жизни. Сегодня парк встречал её тишиной. Не спокойной — ночного сна, а напряжённой и внимательной, точно нечто ожидало её в глубине аллей, среди чёрных теней и белых косм тумана. Крылатая свернула к туям и замерла в их густом мраке. Вскоре к ней вышел тот, что некогда открыл ей дорогу. — Пришла выполнить уговор? — спросил он. — Я не помню уговора, — она пожала плечами. — Но мне нет резона не доверять тебе, потому что… — она сделала паузу, — тебя я помню очень хорошо. Он тихо рассмеялся. — Можно тысячу раз забыть любой из миров, в котором некогда был рождён, но никогда не забудешь того, кто открыл твою первую дверь. А это сделал я. И ты обещала помочь тому, кому не пожелала бы помогать никогда в жизни. Так есть ли у тебя враги? — Нет, откуда враги у ветра? — она нахмурилась. — Я никого подобного не встречала. — Вижу, — он склонился к ней, но темнота под его капюшоном ничуть не рассеялась, по-прежнему было не угадать глаз. — Однако те, кого бы ты не желала встретить, всё же есть… Крылатая подавила желание отступить. Что такое углядел в ней тот, кто умел исполнить любой каприз? — Во тьме, — указал он между тем, — ты отыщешь того, с кем придётся идти, быть может, сквозь жизнь. Ты обещала помочь, так помоги. — Что именно мне нужно сделать? — ухватилась она за слова, как за соломинку, но собеседник уже ускользал. — Ты поймёшь. Парковая аллея уводила её в черноту и мрак. Только несколько секунд спустя смогла Крылатая сделать первый шаг. *** Октябрьские ночи бывают удивительно черны. Крылатая не сумела разглядеть того, кто взял её за руку, не услышала его слов, если те вообще были. Но она обещала, и обещание сдавливало грудь незримыми оковами. Оставалось только ускорить шаг, чтобы быстрее пройти столько, сколько было положено. Поначалу мрак был непроглядным, но постепенно из него стали вырастать очертания мрачнейшего города, такого тёмного и пустого, каких раньше Крылатая не встречала. Тот, кто был рядом с ней, ничем не выказывал испуга, не замедлял шаг, его ладонь оставалась сухой и тёплой. Крылатая нахмурилась и сжала зубы, смело шагая по едва поблёскивающей дороге. Пусть этот город внушал ей ужас, она не собиралась демонстрировать этого незнакомцу. Незнакомцу, которого готова была возненавидеть только за молчание. Прежде в ней никогда не рождалось подобных чувств. Они шли от перекрёстка к перекрёстку, Крылатая сначала сама старалась выбирать путь, но вскоре поняла, что спутник гораздо лучше ориентируется и в этом городе, и в этой ночи. Он вёл её. И как бы ни было обидно, он защищал её — однажды удержал на краю внезапно раскрывшегося под ногами жадной пастью колодца, в другой раз отдёрнул от начавшей заваливаться стены… Как неистово хотелось поскорее избавиться от долга, но тот, похоже, лишь прирастал и прирастал. Тишина, обнимавшая их, душила. Крылатая хотела хотя бы запеть, чтобы разрушить угнетающее молчание, вот только из горла не вырвалось ни звука. Тогда стало ещё страшнее. Не подтолкнул ли исполняющий желания к блужданиям между снами, не желал ли он заполучить живую душу, оставив навсегда в лабиринтах заблуждений? Крылатая едва не остановилась, не желая больше идти, но спутник дёрнул за руку, вынуждая ускорить шаг. Мрак не давал рассмотреть его лицо или фигуру, и от того было куда противнее, отчаянно не хотелось играть в эту игру. Она попробовала сказать хоть что-то — льдом сомкнуло уста, нельзя было пробиться сквозь эту печать. Бесконечным казался путь и мрак, безнадёжным — каждое движение. Крылатая сотню раз отчаялась и вдвое больше возненавидела, но спутник вёл её вдаль с тем же упорством. Наконец впереди забрезжил свет. Крылатая едва вспомнила, что такое случается. Она сначала очень долго не могла вспомнить, что это такое. Сияние усиливалось, внушая ей такой ужас, какого не сумела зародить темнота. А спутник лишь сжал её пальцы сильнее. Крылатая жмурилась, но шла вперёд, и страхи отступали, откатывались волной, исчезали в клубящемся позади мраке. И вот между домами — всё такими же старыми, всё такими же разбитыми временем — показалось солнце. Краешек живого огня, приковавший внимание Крылатой, заставивший её вспомнить себя. Она улыбнулась, и вдруг голос вернулся к ней. — Неужели мы пришли? — спросила она, но спутник не ответил. Они почти побежали, разом сорвавшись с места, влившись в поток пробудившегося ветра. Они почти засмеялись, и отступила ненависть. — Чем я могу тебе помочь? — Крылатая развернулась к спутнику в тот самый миг, когда они выбежали из-за последнего здания, а солнечный свет разлился вокруг. И внезапно она поняла, что смотрит в собственные глаза. Миг — и она осталась одна в наступающем утре. *** Я усмехнулся — темнота почти пала, небо светлело, подступала заря. — Да, порой тот, кому мы не желаем помогать, спрятан внутри нас самих, — устало протянул мой собеседник, всё ещё скрывая лицо в тени капюшона. — Сдаётся, ты пытался на что-то намекнуть, рассказывая мне историю, думаешь, я ненавижу себя? — Которого себя? — его голос звучал лукаво. — Охотника или Звездочёта, Мага или, быть может, Воина? — О, вот значит как, предлагаешь найти мне врага у меня внутри? — Врага ли?.. Рассвет заставил его отступить, а я, застыв в сумраке, заблудившемся среди туй, задумался. Всё ли в себе я знаю и помню? Кому бы я сам помогал, если бы попался в оковы подобного обещания?