365 сказок

Вокруг плыл запах цветущей сирени, и скоро он признал, что теперь этот город вечно будет ассоциироваться именно с ним. Что даже если он приедет сюда осенью, в каком-нибудь продрогшем ноябре, аромат всплывёт в памяти и захочется постоянно выискивать его источник. От автовокзала дорога, затерявшаяся в зарослях кустарника, украшенного крупными лиловыми гроздьями, шла к пешеходному мосту, куда нужно было подниматься по узким и не очень удобным ступеням. Мост висел над трамвайными путями, и, оказавшись на середине, он замер, вглядываясь в открывшийся вид. Мост был высоким, с него виднелись и ближайшие здания, и росчерки улиц, и проблёскивающая между домов река, такая широкая, что в её просторе тонули отражения облаков. Спустившись на улицы, ещё не слишком загруженные, потому что утро было ранним да ещё и выходного, он с удивлением понял, что город кажется ему… мягким. Из каждого уголка вместо тени струился уют, и самое странное было в том, что он чувствовал себя так, будто бы прожил здесь не один десяток лет, словно наизусть знал карту, не раз проходил мимо аптек, булочных и прочих магазинчиков… Прежде он не ощущал подобного ни в одном из городов, где бывал. Возможно, они просто не желали принимать его, отторгали, закрывались, подчёркивая, что он — лишь вечный странник, который всё равно не приживётся и ни за что не станет своим. Ни один город не дарил ему безопасности, не обещал поддержки. Не был таким, как этот. Проходя просторными улицами, пересекая проспекты, он вспоминал, как один из оставшихся позади городов играл с ним, позволяя оставаться только рядом с кем-то. С кем-то очень конкретным, память о котором теперь причиняла лишь боль. Странно было обращаться к прошлому, ставшему пепельным на вкус, когда аромат сирени лился отовсюду вперемешку с солнечным светом. Чем дальше он уходил от автовокзала, чем больше кружил, тем сильнее затирались, исчезали осколки чувств к другим городам, городкам и поселениям. Он прошёл слишком много, он знал их все и ни одному не принадлежал. Не умел принадлежать. Похоже, этот как раз решил исправить подобную несправедливость. Чувство покоя, защищённости, радостное ожидание встречи с удивительным — вот какие эмоции дарил ему город, дарил щедро, ничего не прося взамен. Всё было впервые. Наконец он отыскал адрес, дом, где собирался остановиться. Дверь пряталась под кованым козырьком, тень от которого ложилась на ступени наискось. Он ещё немного постоял, не зная, стоит ли входить прямо сейчас, а затем дёрнул дверь на себя. В подъезде было прохладно, пахло пылью и… цветущей сиренью. *** У него почти не было вещей, только один лишь рюкзак, но он оставил и его, отправившись на вечернюю прогулку. Солнечный свет рассыпался золотом, ветер манил к реке, и он всё же добрался до набережной. Здесь многие прогуливались, были разбиты клумбы и цветники, но его манила другая часть, та, вымощенная плиткой дорожка исчезала, сменяясь чистым песком, где разрослись ивы. Там можно было подобраться к самой воде, и он сделал это, подошёл и опустился на корточки, чтобы коснуться ладонью, погладить реку. Он нашёл круглый камень, точно выкатившийся прямо в руки, и принял его — как подарок, приветствие или что-то похожее. Он был странником и ценил такие вещи, потому что в них порой скрывалось немало смысла, тайного и неведомого никому из тех, кто странником не являлся. Он просидел на набережной до заката и вернулся домой, когда сумерки уже сменились ночью. Войдя в квартиру, он рухнул на постель, не раздеваясь, и уснул сразу, чего с ним не случалось уже много лет. *** Новый день заглянул в окно, но просыпаться не хотелось. И это нежелание было вызвано не усталостью или дурным настроением, когда в утро вступать не хочется именно потому, что впереди не ждёт ничего хорошего, окутавшее его чувство было смесью уюта, тепла и нежности. Он открыл глаза и долго лежал, глядя, как комнату постепенно всё сильнее заполняет солнечный свет. Голоса дорог, что так очаровывали его прежде, почти затихли, и впервые он ощущал такой покой, такую истому, какие прежде казались ему недостижимы. Мысли оставались ясными, всё становилось чётким и понятным, и не было никаких причин покидать этот город. Когда он встал с постели и сварил кофе в маленькой кухне, его настигло осознание. Пора искать причину остаться. *** Музыка вокруг неё стихла, вместо неё встал аромат сирени. Она прошла столько миров, пересекла столько граней, ведомая мелодией, что теперь, оставшись без этой поддержки, растерялась. Однако она почти разучилась медлить, а потому ускорила шаг, почти помчавшись по залитым солнцем улицам. Ей пронзительно нравился этот город, наверное, в нём можно было хотя бы немного задержаться… Наверное! Но пока что она пыталась отыскать его музыку, его голос, а значит, нужно было бежать ещё быстрее. *** Он пришёл к трамвайной остановке, но остановился и так и не поднялся в вагон. Трамвай звякнул и отъехал, снова заблестели пути. Что-то должно было случиться, что-то важное, непонятное, потому требовалось остаться. Подняв голову к небу, он заметил, что облака наседают на город, постепенно отвоёвывая у синевы всё больше и больше. Наверняка будет дождь, может быть, сильный. Это почему-то не тревожило, а только радовало. И когда он уже повернулся, чтобы идти дальше на поиски того самого, что поджидало на улицах, кто-то ударил его в спину и вскрикнул. — Эй… Прости, — запыхавшаяся девушка виновато вскинула подбородок. — Я не… хотела. В глазах её мелькнуло что-то странное, схожее с пониманием и изумлением сразу. Он же улыбнулся, потому что так было нужно и правильно. — Всё в порядке, странница, — и протянул ей ладонь. Сомкнув с ним пальцы, она кивнула. — В порядке, странник. Они видели друг друга насквозь, понимали друг друга, и город, в центре которого они замерли, начал танцевать. Она услышала музыку, он почувствовал ритм. — Покажи мне тут всё, — попросила она. Он выбрал первую попавшуюся на глаза улицу, и та, извиваясь, а порой обращаясь в лестницу, привела их на набережную. В ту её часть, где плитки обращались песком, и ивы купали ветви в воде. — Такой… уютный город, — подобрала она фразу, хотя солнце скрылось за тучами и на западе заворчали громовые раскаты. — Очень, — согласился он, а сердце забилось быстрее, как бывало, когда дорога опять начинала звать. — Думал остаться здесь. — А теперь? Он промолчал, и первые капли дождя вспенили поверхность реки. Всё понимая, она обняла его за плечи. — Бежим? Точно предлагала всего лишь спастись от ливня или промчаться в его объятиях, но он-то знал, он-то понимал, что за одним коротким словом скрывается много больше. Дождь усилился, и он сцепил с ней пальцы. — Бежим! Они помчались по улицам, спеша вовсе не туда, где в квартирке остался забытым рюкзак. Они бежали, прыгая через лужи и ручьи, бежали, не обращая внимания на проносящиеся в потоках воды сбитые ливнем цветки сирени. А когда они почти полетели, едва касаясь ногами земли, когда ударил особенно сильный громовой раскат, открылась дверь, забравшая их обоих. И город стал прежним, и скоро стихла гроза. Только аромат сирени остался. Так дорога соединила тех, кто должен был всегда идти рядом. И вновь полился солнечный свет.