365 сказок

Бродя по улочкам очередного вставшего за дверью городка, я случайно обнаружил магазинчик — полутёмную лавку, в которой кто-то собрал тысячи пыльных ловцов снов. Украшенные перьями, колокольчиками и кисточками, они висели под потолком, на стенах, в оконных проёмах и медленно покачивались в дуновениях ветра, кружились или вздрагивали, точно живые. Я вошёл, засмотревшись на них, и двинулся между стеллажей, где с каждой полки тоже свисали ловцы. Магазинчик тонул в тишине, даже легчайшие позвякивания колокольчиков не могли её разрушить, и я отчего-то чувствовал себя всё более странно, проходя вглубь, где царил пыльный полумрак. Освещения в лавке не было, а солнечный свет, проникавший сквозь замутившееся от времени стекло витрины, не мог развеять сумрака, затаившегося между полок. Тени от ловцов, от перьев, кистей и колокольчиков словно сплетались в единый ком, ткались в полотно, в которое я вклинился аппликацией или вышивкой, стал неотъемлемой частью. И на самом деле это должно было напугать. Но я, конечно, не ощущал страха. — Потери… Маленькие, большие… Можно заметить, а можно и внимания не обратить, что потерял что-то, пока в какой-то конкретный момент не почудится — рядом только что находилось нечто неоценимо важное, и больше его нет. Бывало ли с вами такое? — из-за ближайшего стеллажа вывернул старик. Он поднял голову, вглядываясь мне в лицо. Глаза у него оказались светлыми, почти белыми, а лицо настолько испещрили морщины, что уже было не поймать, какой возраст они скрывают или подчёркивают. Ответить ему я не успел, скорее всего, он и ждал только немого слушателя. — Теряем вещи, теряем людей! Теряем мысли и не успеваем всё коллекционировать, каждому предмету придать соответствующее значение и занести в соответствующий реестр сознания. Утрачиваем едва услышанные мелодии, ненаписанные истории, ненарисованные картины, — проворчал он и тронул один из крупных ловцов, стряхнув с него искристую пыль. Солнечный луч, подсветивший розетку, почти сразу погас. Мне захотелось обернуться, убедиться, что позади всё ещё есть освещённая солнцем витрина, но старик опять заговорил, на этот раз подавшись вперёд и ухватив меня на воротник. — Хочется ведь, да? Хочется обрести ту магию, которую плели вокруг странные неосязаемые и непостигаемые предметы? — он усмехнулся. — Но увы! Невозможно! Он обвёл свободной рукой пространство, и я уже ждал от него волшебного средства от потерь, когда он отпустил меня и отступил на шаг, отворачиваясь. — Теряем друзей. Иногда даже не замечаем, когда это произошло... — качнув головой, он продолжал глухо, теребя в пальцах пыльные пёстрые перья другого ловца. — Теряем возлюбленных! Не отдаём себе отчёт, что некогда близкий человек превращается в далёкого. Обретает статус потерянного для нашей души, — и тут он снова обернулся ко мне, прожигая взглядом. — Собственную душу способны потерять! Можем забыть, как звучит её голос. Миг — и становимся неотличимы от сотен, от тысяч других потерявших. А скоро, так скоро даже забываем, что должны что-то искать! Покачав головой, словно не одобряя, он вновь шагнул ко мне и взял под локоть, повёл мимо шепчущихся ловцов, заволновавшихся от нашего движения. Мы будто бы шли назад, но стеллажи вырастали вокруг нас, обступали плотным кольцом, и не было никакой надежды, что сейчас мы доберёмся до входной двери. Старик продолжал, понизив голос, точно ему было важно, что услышу только я и никто больше. — Бывает, что мы занимаемся безрезультатными поисками чего-то! Не успели осознать, не ясно, что ищем, а зов поиска снедает изнутри, не даёт спокойно спать, тревожит и днём, и ночью... Только мы ничего не можем найти, ничего! Внезапно стеллажи отступили. Мы вышли к стойке, над которой тоже колыхались ловцы, только перья к ним были привязаны строгие — чаячьи, вороньи, чёрные и светлые — ровные росчерки, свидетельствующие о былом полёте. — Какую потерю легче перенести — осязаемую или неясную? Не торопись с ответом! Кто может с точностью утверждать, которая из потерь принесёт больше переживаний, какая аукнется, ляжет тяжёлым камнем на весы грехов и свершений?! Думаешь, что знаешь себя? Но и это… и это легко потерять. Тут он отпустил меня и прошёл за стойку, опустился на колени, вытаскивая из-под неё деревянный ящик. Окружённый тенями и ловцами, в сумрачном, почти утратившем значение свете, я никак не мог понять, слышал ли что-то подобное прежде, был ли в месте, подобном этому, думал ли сам о чём-то похожем. В груди нарастало непонятное ощущение, как будто на самом деле я не впервые переступал порог странного магазинчика. Но, конечно, я не успел найти взаимосвязей и что-то вспомнить, старик, вздохнув, поднялся и выложил на светлое дерево стойки ещё один ловец. Гибкая ветвь, ставшая его основой, потемнела почти до черноты, а вот перья играли яркими красками. — Невозможно жить, ничего не теряя. Невозможно жить, ничего не находя, — пробормотал старик и опять всмотрелся в меня. — Твои потери равны твоим находкам? Я пожал плечами, внутри меня не было слов, верно, это они потерялись, стоило мне прийти в царство ловцов. — Возьми, — старик ласково погладил яркие перья. — Возьми, он поймает и вернёт тебе потерянное. Он не сможет только с душой… Души… Души искать и ловить гораздо сложнее. Но у тебя с ней порядок, да, странник? Сердце забилось отчаянно сильно, боль прокатилась внутри и тут же ослабла. Старик прищурился. — Пока не потерялась. Я перехватил ловец за нитку и поднял над стойкой, позволяя перьям и розетке наконец-то почувствовать слабый поток воздуха. Завертевшись, закачавшись, ловец сумел поймать и тонкий лучик света, хотя я бы поручился, что ему неоткуда было взяться. Я присмотрелся к плетению, к тонким нитям, образовавшим паутину, а когда оглянулся на старика, того уже не оказалось рядом. Я стоял на пустынной улочке между зданиями, мостовая поблёскивала, точно после дождя, небо, видневшееся между крыш, хоть и сияло голубизной, но жёлтые стены зданий хранили отпечатки сырости, а из водостоков стекали последние капли. Никакого магазинчика. Ловец в моей руки дёрнулся и качнулся, ветер стали играть перьями, и я двинулся вперёд, к выходу на более широкую улицу, позволяя и розетке, и перьям танцевать и играть сколько угодно. *** Ловец занял место над камином, точно именно там и должен был находиться. Всякий раз усаживаясь в кресло, я ловил его взглядом и спрашивал себя, что именно он позволяет мне удержать. Ответа не было, как не осталось никакого следа от хозяина и магазинчика. Лишь иногда, в некоторых снах, совсем смутных и затянутых, я замирал на пороге лавки, в которой мягко покачивались и чуть звенели перья, колокольчики, кисти — ловцы, оберегающие от потерь. Переступить, войти я не мог, сон складывался, сминался и терял очертания. Возможно, именно это я потерял? Возможно, именно это я нашёл? И стоило задуматься, как я чувствовал нарастающую боль в груди, впрочем, тут же исчезающую, точно её поглотила чья-то паутина, поймала и растворила в себе, не позволив поразить печалью. А иногда — но очень редко — ловец над камином покачивался, улавливая дуновения ветра, которого не было в доме.