365 сказок

— Они уже близко. Она ничего не ответила, экран, как обычно, был пуст, лишь тонкий слабозаметный силуэт говорил, что она всё ещё подключена к сети и слушает. Возможно, ей было всё равно, но он не сдавался. Когда он нашёл её в сети, и в голову не приходило, что ему захочется превратиться в верного помощника, готового на всё. Теперь он служил фантому, едва вычерчивающемуся абрису, что иногда вздрагивал и подёргивался рябью — либо она меняла положение, либо вмешивались помехи. Он никогда не видел её лица или фигуры — программа маскировки прятала всё за вуаль теней, но отчего-то он был уверен, что его леди не может оказаться некрасивой. Сеть переполнялась одиночеством. Иллюзия общения, что можно было обрести там, причиняла ему когда-то настоящую боль. В какой-то момент он стал безумцем, что выискивал, безнадёжно высматривал среди бездушия и безразличия хоть кого-то, с кем можно было обрести чувство. Он много времени проводил в этих изысканиях… И обретя то, что так жаждал, не был готов потерять. Тишина прервалась, и он поднял голову на экран, вырвавшись из ненужных воспоминаний. — Ты же знаешь, я никогда и ничего не боялась. Во мне нет ничего, похожего на страх. Голос был холодным, изменённым, механическим, но он уже привык вслушиваться, находить эмоции, мельчайшие признаки волнений. Сегодня — он знал — его леди грустила. — Знаю, — отозвался он. На соседнем мониторе вспыхнула алая точка, отслеживающая путь по хитросплетениям лабиринта защит. Точка двигалась чересчур быстро. — Обречённость, — леди сменила положение, программа маскировки распустила вязь ряби по экрану и не спрятала едва слышной усмешки. — Полагаешь, я что-то упустила? Думаешь, на этот раз угроза реальна? — Нет. Он закрыл глаза, отсчитывая про себя секунды. Пятнадцать… и монитор погас. Красная точка вошла в сердце лабиринта. *** «Они уже близко»… Вырвавшись из сна, в котором мир преобразился в цифровое пространство, я почувствовал, что ощущения не схлынули. Теперь я сам был фантомом, именно за мной крался кто-то опасный, выискивал слабость моей защиты. Но кто? Я оглядел комнату, но в ней ни один предмет, ничто не привлекло внимания, ничто не желало заговорить. В небе разливалось болезненно-оранжевое свечение, фонари отражались в низких тучах, ронявших редкий снег. Вокруг них застыл туман, улицы таяли в мареве, блестели нарастающим льдом. В сновидении, откуда я только что пришёл, не было ни улиц, ни фонарного света. Разве можно найти хоть какую-то связь, кроме странного ощущения, вонзившегося между лопаток тонким острием? *** Спустившись, я замер посреди холла, а тьма, застывшая в углах, вдруг ожила, потекла и сложилась в фигуру. — Они уже близко, — прошёлся шёпот. — Кто? — Страхи, — фигура качнулась, подёрнулась рябью, как это было во сне. — Страхи. — Чьи? Ответом был смех, вспыхнув алым, фигура исчезла. Всё перемешалось, и я не сумел найти себя в этой схеме. *** Приближался только рассвет. Кофе кончился, и я отставил чашку в сторону. В тумане предрассветья уже утонули и погасли фонари. Влажный и холодный ноябрь открыл мне объятия, и очень скоро я миновал дома, углубившись в лес. Тропинки заледенели, я оскальзывался, шёл медленно, и вокруг меня сжималась кольцом тишина, в которой каждый шаг отдавался отчётливо и аритмично. Выйдя на поляну, припорошенную снегом, я остановился у пня, настолько широкого, что его можно было принять за стол или алтарь. Высотой мне до пояса, он был кем-то заботливо очищен от снежной шапки. Стоило мне сделать ещё один шаг, как напротив возникла девушка. Светлые волосы падали до земли, путаясь с листвой и снегом, врастая в лесную подстилку. Глаза — белёсые и почти пустые — всё же смотрели внимательно. — Что, странник, они близко? — она склонилась, и в движении этом не было ничего человеческого, так наклоняются под ветром деревья, так гнутся травы. — Так говорят, — ответил я, протянув ей руку. Пальцы у неё были тонкими и острыми, она оцарапала центр моей ладони и всмотрелась в выступившую гранатовыми зёрнышками кровь. — В мире, что тебе снился, уже ничего нет, — рассказывала она, выводя знаки на поверхности кожи и тут же разрушая их. Покалывающее прикосновение заставило онеметь запястье. В ранку вливался холод, кровь не останавливалась, я чувствовал, как тяжелеет ладонь. Первые капли расцвели маком на снегу, поблёкли в оранжевый рассвет. Стало ещё холоднее. — Научишь страхам снова, — она сложила мои пальцы в кулак и охватила его двумя ладонями. — Кто не боится, тот неосмотрителен. Кто не знает о страхе, не видит, куда идёт. Ты ведь слеп, странник. Белые глаза вглядывались в меня с удивительным пониманием. — Не понимаю, — прошептал я в ответ. — Обернись, — на потемневший спил осыпался снег. Она исчезла. Впереди меня за тонкими стволами проливалось с небес утро. Я повернулся к нему спиной. *** Передо мной высилась дверь. Чёрное дерево, словно прогнившее, влажное, не вызывало никакого желания коснуться. Пересилив себя, я подошёл и опустил ладонь — ту самую, израненную — на тёмную ручку. Медь, которую изглодало время, местами проступив зеленью, украв свет и цвет металла. Щелчок замка прозвучал резко, ярко, и утро отступило, передо мной опять была ночь. *** Вокруг меня из темноты вырастал город, но тут же разрушался, и я шёл сквозь него, не понимая, то ли это руины, то ли здания, в которых дышит и бьётся жизнь, то ли всё пространство вокруг живое и потому изменчивое. Нужно ли мне было испугаться этого места? Ничего, схожего со страхом, я не испытывал, а тьма продолжала танцевать, складываясь во всё новые ландшафты. Проходя сквозь, я даже не ощущал чьего-то присутствия. Будто бы эта реальность существовала лишь для меня. Когда вокруг образовалась площадка, окружённая стоящими плотно друг к другу зданиями, я замер. Дома втекли друг в друга, спаялись кольцом, одновременно вспыхнули сотнями окон. Я выжидал. Чёрная плитка заблестела, словно покрывшись влагой или льдом, небо выпустило из себя серый цветок облаков. Я осмотрелся, но мне некуда больше было идти — ни одно здание не приглашало меня внутрь, ни одно окно не опускалось ниже трёх человеческих ростов. — Вот я и поймал тебя, — голос закружился эхом. Напротив меня встал тот, кто жаждал отобрать ключ. — О, так это ловушка? — Не похоже? Моя ладонь всё ещё садняще кровила, я развернул её, показывая измазанные пальцы, карту миров, раскинувшуюся потёками по коже. — Можно ли сейчас меня поймать? — Что-то пошло не так, — нахмурился он. — Почему ты не боишься меня? Отчего не поймаешься в ловушку? — Ты устал играть? — Я хочу ключ. И мы смотрелись друг в друга. Мир вокруг нас обрушился, раскололся и создался вновь. — Ты шептал мне «они близко», — узнал я. — Я. — Так ли слеп тот, в ком нет страха? Он промолчал. Реальность осыпалась и восстала ещё один раз. — Есть ли смысл в этой погоне? — протянув ему руку, я выждал мгновение. Затем он вцепился в ладонь, раня её сильнее. Сплёл пальцы. — Хочешь провести меня с собой? Сегодня внутри отозвалось согласие, и в следующий мир мы шагнули вдвоём. Я не знал почему, но именно того захотела дорога, а странники ей не перечат. Мир за нашими спинами истаял, обратившись лишь каплей крови на заснеженной листве в лесу.