365 сказок

Воздух в лесу был холодным и колким. Оказавшись здесь после очередного майского и солнечного мира, я почти задохнулся, но скоро пришёл в себя. Мороз уже сковал кожу, точно предложил мне новую маску, пробрался к коленям, ухватил за пальцы. Я выбрал тропу, что по широкой дуге огибала холм и спускалась к долине, где сухие травы пели ветру об утраченной весне. Возможно, стоило пойти прямиком домой, однако желание прогуляться пересилило, и я шёл медленно и почти бездумно. Небо поднималось высокое и белое-белое, чистый лист, заправленный кем-то в печатную машинку реальности. Я иногда бросал на него взгляды, ожидая, когда же там появятся строчки или хотя бы знаки препинания — росчерки птичьих крыльев. Когда деревья остались позади, когда меня обступили травы, я почувствовал острое не-одиночество. Оглянувшись, я никого не приметил, но ощущение не уходило, потому я остановился на тропе и сказал: — Появись. Поначалу ничего не происходило. Ветер чуть шевелил сухие колоски вставшей над снегом травы, деревья покачивали ветвями, а небо оставалось белым. Потом же реальность дрогнула и прямо передо мной оказался тот самый, кто жаждал забрать из меня ключ. — Давно не встречались, — улыбнулся он совершенно искренне. — Опять готовишь ловушку? — Устал, — отмахнулся он. — А ты? Где твои сказки? Я пожал плечами в ответ. Мы пошли рядом, к дубраве. Чёрные ветви расчерчивали белое поле небес, и это было удивительно красиво. — Мне не даёт покоя мысль, что ключ, который ты так трепетно хранишь, даст мне возможность найти то, что я так долго ищу, — он заговорил, глядя в сторону и очень серьёзно. — Хорошо ли это — не позволять мне найти? — Быть может, ты избрал не тот способ поисков, — предположил я. — И найдёшь то, что ищешь, едва перестанешь поступать так, как привык. — Какая удобная позиция для тебя, а? — он провёл ладонью по лицу. — Но, конечно, ты в той же степени можешь быть прав, что и не прав… Во рту у меня разлился привкус металла, я замер на тропе, а он сделал несколько шагов, прежде чем заметил. — Что случилось? Мне же было не вдохнуть, что-то мешалось в горле, что-то пронзало болью. Я провёл пальцами по горлу, вычерчивая абрис ключа, прятавшегося глубоко внутри меня и внезапно проявившегося так полно и странно. — Ключ? — но его голос прозвучал испуганно, будто бы он волновался не о своей цели, а обо мне. Воздуха не хватало так сильно, что мне пришлось опуститься на колени, пачкаясь в смешанном с песком снегу, едва прикрывшим тропинку. Он коснулся плеч, но тут же кто-то отстранил его и настойчиво встряхнул меня. Не слишком похоже на помощь, однако действительно помогло. Скоро я смог сфокусировать взгляд и увидел озабоченное лицо отца. Значит ли это, что он следил за мной? Что провожал в моём пути по холмам? Ничего не сказав мне, отец, всё ещё не до конца сбросивший вороньи перья, провёл ладонью по моей груди. Резкая боль, будто пальцами он вскрыл меня, подобно раковине устрицы, заставила закашляться. И сразу дышать стало просто и… пусто. — Ключ стал отравлять тебя, — пояснил он скупо, отводя глаза, точно не желал говорить мне что-то ещё. Боль отступила, и я смог рассмотреть кровь на его пальцах. На мне же не осталось ни следов на одежде, ни шрамов. Ключ отец держал в пальцах. — Так просто, — возмутился охотник за ключом, враг и случайный свидетель. — Ты его не получишь, — усмехнулся отец и вновь обернулся вороном, чёрной птицей, что унесла ключ в клюве. — Но почему? — это мы спросили одновременно. — Интересно, сумеешь теперь ты так же легко проходить сквозь двери, сможешь ли открывать сам себя? — он обернулся ко мне и подал руку. — Вставай, я отведу тебя домой. — Это лишь один ключ из множества, — усмехнулся я и вытер губы тыльной стороной ладони. На коже осталась кровь. *** Мы сидели на кухне, и чай остывал в чашках. — Кажется, погоне пришёл конец, — говорил он, отводя взгляд. — И ловушкам, и задачкам. — Кажется, ты уже скучаешь по этому, — я тоже не смотрел на него. Между нами повисло недоумённое отчуждение, будто мы виделись в последний раз, будто наши пути разошлись, однако отчего-то мы ещё стояли достаточно близко друг к другу. Неотвратимо близко, невозможно далеко. — Иногда на дороге такое случается, — сказал он то, о чём я думал. На столе осталась чашка с недопитым чаем. Напротив меня никого не было. *** Я проходил грядой холмов, когда на снегу обнаружил ключ. Он поблёскивал в неярком солнечном свете, и только на его бородке оставалось тёмное пятно, похожее на впитавшуюся в металл кровь. Не сразу я решился поднять его, ощутить вес в пальцах, и мне не хотелось вкладывать его в карман. Узорчатый, отлитый кем-то со всей бережностью, ключ казался мне знакомым и чужим одновременно. Как было бы хорошо, если бы рядом появилась подходящая дверь. Некоторое время я смотрел на него, а затем размахнулся посильнее и бросил как можно дальше с вершины холма. Я не смотрел, куда он упал. *** Отца я встретил лишь неделю спустя. Он остановился на пороге гостиной, выступив из теней. — У тебя была возможность получить ключ снова, — заметил он, усаживаясь напротив меня. — Ничего нельзя вернуть в этом мире. Тут время линейно, — отмахнулся я. — Раз он ушёл, значит, и вернуться не может. — Интересная позиция, — усмехнулся отец. Я опять читал тревогу в его глазах. — Но у тебя на одного врага меньше, и это замечательно. — Думаешь, он всё же был именно врагом? И между нами пролегла тишина, которую никто не собирался нарушить. Я смотрел в огонь и не заметил, когда остался один. *** — Дороги расходятся, пути перестают пересекаться… — шептал мне ветер, когда снова оказался на холмах. — И так должно быть. Пусть так должно было быть, но глубоко внутри вырастала незавершённость, появилось пустое пространство, которое ничем не могло быть заполнено. Я всматривался в белый лист небес, выискивая оставленные птичьими крыльями росчерки, будто среди этих небесных знаков мог найти ответ, отчего тот, кто был врагом, на самом деле стал необходимой, неотъемлемой частью. Где-то среди холмов, забытый, занесённый снегом, остался ключ. Возможно, пустота внутри меня разрослась именно там, где прежде был он? — Пути перестают пересекаться… — убеждает ветер. Я закрываю глаза, позади меня или во мне самом что-то обрушивается, что-то другое вырастает заново. Дорога петляет, уводя меня по гряде холмов к двери, что открылась так близко и так далеко. А в моей груди вырастает замочная скважина, пустая скважина, жаждущая отыскать ключ, скважина, наполненная одиночеством. Воздух холоден, он стягивает кожу, и мне кажется, будто лицо моё закрыла маска.