365 сказок

В город пришёл новый ветер. Он ворвался с юга, пронёсся по улицам, распугивая прохожих, застучал в окна, потребовал распахнуть двери. Он примчался ночью, и к утру всё переменилось с ним вместе. Зазеленела трава, раскрылись давно этого жаждавшие почки на деревьях, расцвели первые цветы. Но ветер продолжал кружить по улицам, подглядывать за тем, как лица светлеют, как появляются улыбки. Он пел в водостоках, он играл на проводах, он разогнал тучи, кравшие солнце почти месяц подряд. Казалось, он никогда не устанет. В его руках всё преображалось, скоро город засиял весной, сам распустился, как удивительный цветок, и каждому, кто жил здесь, стало легче на сердце. Каждому, но… *** На чердаке дома, что стоял на окраине, с утренним солнцем проснулся ворчливый Ран. Он потянулся и отбросил старенький плед, подошёл к окну, единственному, выходившему на пустырь, заросшей сорной травой, сейчас сухой и шуршащей, и нахмурился. — Снова ты, — не одобрил он ветер. — Снова солнечный свет. Знаешь, как он режет глаза? Знаешь, как сухо в воздухе, когда ты налетаешь вот так? А эта пыльца! Она повсюду! Ран потёр нос, из которого тут же потекло. Фыркнув и шумно высморкавшись в потерявший всякую свежесть платок, Ран потянул со стула потемневшую от времени куртку и потащился к лестнице. Он спускался медленно, постанывая и ругаясь, затем подошёл к лифту и с усилием надавил кнопку. Лифт проснулся не сразу. Он заворочался, как древнее чудище, в шахте, заскулил тросами и заскрипел, будто бы разминал затёкшие мышцы. Лишь после этого — едва ли прошло меньше пяти минут — он пополз на девятый этаж. Ран ждал, привалившись к стене и мрачно глядя на запылённое окно, сквозь которое с трудом пробивалось весеннее солнце. Когда открылись двери, Ран ввалился и уставился на покорёженные кнопки, точно забыл, что нужен первый этаж. Он провёл пальцами по краям одной из них и с шумом втянул воздух. — Когда-нибудь ты должен отвезти меня куда-то ещё, — пробормотал он, забывшись, и нажал единицу. На улице на Рана набросился ветер. Он явно слышал упрёки в свой адрес, потому так настойчиво сдирал с плеч куртку, ерошил отросшие волосы, шептал в ухо, что жизнь прекрасна. Ран упрямо кутался и втягивал голову в плечи, ворча. — Ни за что тебе не поверю, — говорил он. — Посмотри на меня, что такого хорошего в моей жизни? Думаешь, я должен радоваться вместе с глупцами? Солнце жжёт мне глаза, а жизнь от этого никак не становится радостнее. Зачем мне эта твоя солнечность, эта твоя весна? Он шмыгнул носом и свернул в подворотню, где царили полумрак и сырость. Замерев у облупившейся кирпичной стены, он провёл кончиками пальцев по влажной трещине и прошептал что-то. Ветер его не расслышал, но услышало что-то другое. Ещё мгновение не происходило ничего необычного, а затем стена подалась назад, растворилась, словно была из тумана, развеялась, пропуская вглубь и в темноту. Ран шагнул смело, решительно. Его движения стали совсем другими, и это было последним, что заметил ветер. *** Пройдя вуаль, Ран остановился на крохотной опушке перед стеной старого леса. Он сбросил старую куртку, усмехнулся, растрепав волосы одной рукой. — Что, я убедителен? Лес молчал. — Неужели тебе нечего сказать? — уточнил Ран. — Ты смешной, — хмыкнуло откуда-то сбоку. Вскоре появился и говоривший — хрупкий, маленький, точно мальчишка, он всё же был стар, слишком стар. Опираясь на корявый сучок вместо посоха, он лукаво осматривал Рана. — В гости зашёл? — Там весна, я не люблю такую, — Ран уселся на траву. — В ней многовато лжи. — И кто ж тебе солгал, ветер? — Вспомни людей! Они киснут всю зиму, а тут, едва приходит ветер, начинают улыбаться. — А сам-то? Или там ты ворчишь круглый год? — пожурил старик. — Или так ты пытаешься показаться одним из них? — Но ведь ты понимаешь, почему я поступаю именно так, — пожал Ран плечами. — Впрочем, не пройдёт и года, как моё заключение в том мире наконец-то закончится. — Как ты устал от него, смотри-ка. Радуешься, что можешь входить сюда хотя бы однажды в неделю? — старик покачал головой. — Как бы тебя не оставили там ещё. Чтоб научился улыбаться вместе с людьми. — Жестоко, ведь я никогда не стану, — Ран откинулся на спину. — Я всего лишь хочу домой, — признался он минуту спустя. Старик не ответил — его уже не было на поляне. *** Ветер носился по крышам, город утопал в мае. Ран сидел у чердачного окна, уложив голову на подоконник. Он грустил, и взгляд его блуждал бесцельно. Особенно настойчивый порыв ударил в стекло, Ран зажмурился, вздохнул и вытер нос рукавом. В мире, которому он принадлежал на самом деле, у него не было ни сутулости, ни насморка, ни аллергии на цветущие растения. Неохотно поднявшись, он подцепил старую куртку и побрёл к выходу. Здесь, у него ныли ноги и спина, спускаться по лестнице было так сложно! Он подошёл к лифту и пробудил его, вслушался в тяжёлое лязганье. Механизм лифта напоминал ему его самого — уставший и больной, двигающийся так вяло, нехотя… Двери открылись, он вошёл, хмуро взглянув на кнопки. Сегодня их было не двенадцать, как обычно. А только две. Одна говорила: «Вверх», вторая была помечена единицей. Не веря своим глазам, Ран едва коснулся выдавленных в чёрном пластике букв, залитых желтоватой краской. Он взволнованно выпрямился и надавил кнопку уверенно, сильно, почти не ожидая того, что она окажется податливой. Двери лифта сошлись, и началось движение. Не привычное движение вниз, а мягкий подъём, медленный, едва ли не нежный. Ветер гудел над крышей, кабина заметно дрожала, покачивалась внутри шахты, а вскоре Ран подумал, что на самом деле это уже никакая не шахта. Он поднимался вверх, а ведь выше просто не было никаких этажей. — Неужели ты всё же везёшь меня туда, куда мне мечталось? — спросил Ран сбивчиво, но чудовище старого лифта осталось молчаливым как и всегда. Только скорость будто бы выросла, они летели вверх, выше и выше. Ран закрыл глаза, на губах у него сама собой расцвела улыбка. *** Двери раскрылись с тихим шорохом, Ран вышел из пасти дракона, и тот тут же рванул вверх, взбив вихри песка из-под крыльев. Песчаная пустошь не так далеко зарастала лесом, Ран вдохнул свежий воздух и засмеялся. — Я выбрался, выбрался! — закричал он, ликуя. Налетел ветер, взлохматил ему волосы, а затем вдруг обрёл и лицо, и тело. — Здравствуй, Ран, — усмехнулся он. — Что, ворчал на меня последний месяц? Ран присмотрелся и узнал, нахмурился, недоумевая. — Как же это так вышло? — Я приходил за тобой, приходил сказать, что уведу тебя прочь, — тот, кто был ветром, хмыкнул. — Но ты очень ворчлив, ни за что не хотел мне верить. — Трудно верить после векового заключения, — признался Ран. — Как же я рад… — Что ж… — тот, кто был ветром, качнул головой. — Тебе придётся вернуться в тот город. Конечно, иначе, не заключённым. Но ты должен найти все сбежавшие от тебя хмурые мысли. Сейчас они прячутся в подворотнях. Если сделаешь это, наказание будет забыто, ты сможешь стать полностью свободным. — Ах вот оно что, — Ран пожал плечами. — Ладно… Это займёт, наверняка, ещё лет пятьдесят. Тот, кто был ветром, засмеялся. — Как ты доверчив. Ты свободен уже сейчас, Ран. И всё же… — он шагнул ближе, — перестань хмуриться, глупый. Ран только ещё сильнее наморщил лоб, почти ненамеренно, так выходило само собой. Оставшись в одиночестве, он сел на песок. Город… Весенний город теперь совсем его не раздражал. — Быть может, я и перестану, но только не сразу, — решил Ран и откинулся на спину.