365 сказок

Я вновь стоял перед бездной, переполненной чернотой. Тьма усмехалась мне в лицо, словно хотела сказать, что она — единственная реальность. Я смотрел в лицо мраку, и мне нужно было сделать только один шаг, чтобы он наконец-то поглотил меня. Память лишь на мгновение показала мне тысячи моих попыток избежать или противостоять. Сейчас ни одна из них не казалась верной. Разве путь в темноту — не такой же путь? Разве им не стоит пройти? Бездна скалилась клыками чёрной пустоты, но я не чувствовал страха, лишь желание шагнуть вперёд. Стоя на самом краю, я всматривался до боли в глазах, только не чтобы найти свет, а чтобы вместить как можно больше темноты. Улыбка бездны становилась всё шире, слышался шёпот, кто-то или что-то праздновало победу, я провёл ладонью по лицу. Кончики пальцев ощутили следы слёз. *** Пробуждение было болезненным. Точно уходящий сон ударил меня в грудь или вонзил нож под сердце. Сев на постель, я с трудом сфокусировал взгляд. В комнате царил полумрак — за окном шёл сильный дождь — из тех, что приключаются только в декабре. Холодный и тяжёлый. По стёклам медленно скатывались капли, из водостоков хлестали потоки — я слышал их, пусть и балконная дверь, и окно были закрыты. Густой голос дождя наполнял собой весь дом. Я поднялся с постели и оделся. Было зябко, тянуло сыростью, запахом остывшей и влажной земли, прелой листвы, почерневшей и почти превратившейся в грязь. Спустившись на первый этаж, я обнаружил, что огонь в камине погас. Это случилось так давно, что даже уголь уже был совершенно холодным. Сначала мне хотелось снова разжечь его, но затем я отступил, отвернулся от каминного зева и опять взглянул в окно. Декабрьский дождь выстукивал печальную песню, звенел о жесть подоконника. Мне нужно было идти. *** Дождь встретил меня холодными объятиями. Несмотря на куртку, я промок насквозь, но почему-то совсем не замёрз, а может, сразу замёрз так сильно, что уже не чувствовал холода. Под ногами хлюпала вода, а кое-где и жидкая грязь. Я прошёл знакомыми улицами и свернул к холмам. Лесные тропинки развезло, потому я пошёл напрямик — по размокшей листве идти всё равно было легче. Холмы никак не хотели приближаться, играли со мной, прячась за струями ливня. Ветер бил в лицо, заставляя кашлять и захлёбываться вездесущей водой. Когда я вышел на открытое пространство, я был так истерзан и исхлёстан, что не мог сделать больше ни шагу. Над холмами нависло тяжёлое небо. Облака составляли горные хребты, нагромождались друг на друга, темнели и синели, точно воды в них накопилось на целый потоп. Я замер среди влажных стеблей высохшей за август травы, вслушиваясь в то, как дождь впивается в землю. Я стоял среди декабря, позабывшего о снеге, стоял на холмах, пахнувших холодной влагой и ненаступившей зимой, но на самом деле я всё так же смотрелся в лицо темноты, всё так же балансировал в шаге от бездны, до краёв наполненной чёрным. *** — Кто это, мама? — Это странник. — Что с ним случилось? — Дождь застал его в холмах. На разгорячённый лоб опустилось прохладное полотенце. Выплывая из сна, из горячечного бреда, я с удивлением осознал, что рана в груди — лишь тяжесть в лёгких из-за тяжёлой простуды, что горечь в горле — не яд, а ангина. — Разве странникам страшен дождь? — Тот, что приходит к нам в декабре, страшен для каждого, ты же знаешь. Голос женщины был усталым, но нежным, детский лучился энергией и любопытством. Я не мог открыть глаз и посмотреть, кто же они, каковы они, только слушал. — Почему странник не смог уйти от дождя? — Наверное, не нашёл пути. — Потому что странникам нужен свет, чтобы куда-то идти? Маяк? Звезда? — Странникам нужен компас, он у них внутри, — поправила женщина терпеливо и мягко. — Маяки и звёзды помогают им, но только компас в груди указывает верный путь. — Может, у него он сломался?.. Мне захотелось коснуться груди, почувствовать под пальцами живое биение компаса, но я был так слаб, что не мог поднять руки. Казалось, что и сердце бьётся едва-едва. Я не мог ни глубже вздохнуть, ни улыбнуться, ни повернуть головы. Бездна поймала меня и не желала выпускать, пусть я и лежал в тёплой постели, окружённый заботой. — Есть ли мастер, что способен починить компас странника? — Я не слышала о таком. А теперь давай-ка оставим его в покое, пусть отдыхает. — Но он ведь спит и не слышит нас! — Неужели ты хочешь его разбудить прежде, чем он поправится? — Ой! — Вот именно! Они ушли. Я знал, что вокруг меня разошлась тьма, распустилась цветком. Свеча, что осталась у изголовья постели, погасла. *** Сон схлынул, но я всё ещё не мог выйти за его пределы, удерживаясь на поверхности дремотного состояния. В любой момент я мог соскользнуть в него снова. — Отчего он никак не приходит в себя? — встревоженно спрашивала женщина. — Его болезнь лежит глубже, чем ты видишь, — отвечал мужской голос. — Ты ему только снишься, весь этот мир для него только сон. — Разве? — Так и есть. И он никак не может выбрать, куда же ему идти. — Это потому, что у него сломался компас? — встрял детский голосок. — Или, быть может, он потерял маяк? Свет звёзд?.. — Видишь, какой ливень на улице, маленькая? — усмехнувшись, отвечал мужчина. — В такой дождь звёздному свету никак сюда не пробиться, а маяки в наших краях давно погасли. Компас же… — чья-то тёплая ладонь слегка коснулась моей груди, — компас его беспокойно дрожит. Нет, девочка моя, тут вопрос в чём-то ещё. — Возможно, мне нужно идти к маяку! — Ну что ты придумала, — шикнула женщина. — Зачем тебе к маяку? — Я зажгу там огонь, и странник очнётся. — Дэйзи! — Я скоро, мама! — Что с ней будешь делать… — но в этой фразе звучало больше гордости, чем тревоги. — Если твоя дочь сумеет разжечь огонь маяка, кончится дождь, — серьёзно ответил мужчина. — И если такое случится, всё изменится, всё. *** Среди темноты моего сна мелькнула искра. Очень слабая, дрожащая, трепещущая, она не давалась в руки. Я почти перестал смотреть в её сторону, но потом поддался и двинулся к ней, увязая во мраке. Я шёл, стараясь разобраться, что это — огонёк костра в ночи, звезда, маяк?.. Или, быть может, болотный огонь? Или одинокий фонарь на перекрёстке? Я шёл, и мне становилось всё легче дышать, а тьма выцветала, становилась всё бледнее, пока не превратилась в сумерки. Под моими ногами был сырой песок. Растревоженный ночной ветер нёс запах моря и водорослей, тёмный кустарник мерцал каплями на ветвях. Дождь только что закончился. Впереди далеко-далеко разносил свет старый маяк. Остановившись, я улыбнулся. У неё получилось. Компас в груди уверенно указывал путь.