Дни мира, дни войны

Стояло довольно тёплое утро. Маргарита и Пьер уже неделю гостили у Буаси — и сам хозяин дома был главным и единственным недостатком. В остальном всё было прекрасно — тепло и уют, небольшой парк в английском стиле, шумевший за окнами, разговоры с Сюзанной... Сюзанна вышивала крестом наволочку для подушки, и выходило у неё очаровательно, хотя картина была готова всего наполовину. Маргарита аккуратно штопала шерстяной чулок — зачем вязать новый, если можно починить этот? Прибегали иногда Мари и Арманда, дочери Буаси и Сюзанны, милые девочки-погодки. С утра Маргарита сшила для одной из их кукол простенькое платье, и была награждена волной восторгов и звонкими поцелуями в обе щеки от Арманды, младшей и наиболее бойкой из них обеих. Маргарита любила возиться с детьми, даже необходимость присматривать за младшими братьями в детстве не особенно её напрягала — и ведь ни один из них не свернул себе шею и не выколол глаз веткой, хотя не сказать, чтобы они не пытались. Дочери Сюзанны казались удивительно спокойными по сравнению с тем, что Маргарита помнила о себе в их возрасте — чисто ангелы. — Сладу с ними нет, — вздохнула Сюзанна, точно услышав её мысли. — Арманда вчера разбила вазу — слышала? Пришлось оставить её без сладкого, а она так и скачет, мало того — Мари своровала ей с кухни пирожных, ну куда это годится?! Маргарита рассмеялась: — Жаль, что меня там не было. Я не отказалась бы стать сообщником и войти в долю, тем более ради таких чудесных пирожных. — Но она же едва ли не половину забрала! — возмутилась Сюзанна. — А как же оставить гостям — тебе, Пьеру, да ещё, быть может, и месье д'Эльбе подъедет... Маргарита вздрогнула и поморщилась. Она уже жалела, что позволила Буаси втянуть себя в эту авантюру. — Надеюсь, что нет, — пробормотала она себе под нос. *** Но чудес не бывает. После полудня раздался перестук копыт, и к воротам — Маргарита увидела это из окна своей комнаты, куда ушла вздремнуть на пару часов по привычке — приблизился всадник. Внизу хлопнуло несколько дверей, раздались голоса, но её охватила странная робость. Когда её последний раз пытались отдать замуж — лет пятнадцать назад? Слова "рябая корова" были сказаны не бог весть каким завидным женихом, облысевшим шестидесятилетним ротюрье из Шатеньере. Они были сказаны тихо, но вслух, так, чтобы Маргарита их услышала, до последней презрительной нотки, и на прозвучавшей в ответ пощёчине и её гневном крике "Пойдите вон!" все попытки сватовства закончились — к её тайному облегчению. Свадьбы редко случаются по приязни, и уж куда реже — по любви. Они похожи на торг, где в ход идут деньги, связи и титулы, но также и красота и невинность невесты. Красоту могут бесцеремонно рассматривать, а невинность — позвать проверить повивальную бабку, и нельзя сказать ни слова против, если ты не хочешь остаться у разбитого корыта с вязальной корзинкой, кошками и навек определённой судьбой старой девы. Кто-то и молчал, боясь одиночества, родительского гнева и того, что подумают люди. Кому-то везло встретить достойного человека, чьи-то истории и вовсе напоминали сказку, большинство же просто смирялось, рожало детей, прикрикивало на кухарку и ходило на воскресную мессу, как и положено достопочтенной матери семейства. Муж не беспокоил жену больше, чем это требовалось для того, чтобы сделать ей очередного ребёнка, а потом отворачивался к стене, пробормотав что-то пустое на сон грядущий, чтобы назавтра все вернулись к тому, что должны делать день за днём. Как порядочные люди. Краешек шали, который она судорожно крутила в руках, треснул с пугающим звуком рвущейся плотной ткани, и она вздрогнула, очнувшись. Сквозь мутноватые стёкла было видно движение, но Маргарита только задёрнула резким движением занавеску и упала на кровать как была, в одежде, безмолвно глядя в потолок и молясь бессловесно, чтобы хоть одно сватовство в её жизни не напоминало оценку рабочей скотины. *** — Причешись нормально, — нудел над ухом Буаси. Д'Эльбе, игнорируя его, застёгивал сюртук. — У тебя криво лента завязана, а справа колтун непрочёсан, дай я поправлю, если сам не можешь. Морис молча оттолкнул друга, когда тот попытался дотянуться до него расчёской. — Ну и ладно, не мне же выглядеть чучелом, — надулся Проспер, словно мышь, запихавшая себе за щёки запасы зерна. — Вот и запомнит она тебя, как пугало огородное... — Вот и отлично. Буаси осёкся. — Да я же... — Ты всё это затеял. — Д'Эльбе повернулся к нему не без некоторого злорадства. — Теперь терпи меня — лохматого юродивого. — Что, Пьер уже нажаловался? — кисло поинтересовался Проспер. Морис немного знал Отрива, но только недавно впервые услышал от Буаси, что у того есть сестра — и ей-то и предстояло выступить в роли потенциальной невесты. — Нет. Я просто достаточно хорошо тебя знаю. Я даже удивлён, что просто юродивый, а не безумец только что из Шарантона. *** — Сюзанна, успокойся, и не надо меня принаряжать. И так сойдёт. Наверняка твой муж рекомендовал меня так, что хуже уж некуда. Маргарита непоколебимо запахнулась в шаль. — Ну хоть брошь приколи, — безнадёжно вздохнула Сюзанна, но махнула рукой. — Пойдём, ужин уже готов. Маргарита и сама дивилась, почему так нервничает и в то же время отчаянно не хочет быть пародией на красоту. Зеркало всё так же неумолимо отражало её широкое, почти квадратное лицо, усыпанное оспинами поверх бледной кожи, широкий, чуть вздёрнутый нос, маленький рот и чёрные, близко посаженные глаза. Волосы, правда, были ничего, хоть и тёмные, и никакая пудра не могла этого никогда скрыть... Ну, во всяком случае, не старая ведьма из баек, что болтают тёмные люди по вечерам — и то ладно. — Пойдём, — повторила подруга, и сжала на секунду руку Маргариты. — Всё будет хорошо. — Надеюсь, смеяться надо мной будут не сильно громко. — Шутка не удалась, в голосе промелькнула горечь и совсем уж смешной страх. Сюзанна недоуменно посмотрела на неё. — Боже, Марго, не неси ерунды. Если Проспер опять будет отпускать свои шуточки, я велю служанке налить ему супу за шиворот, а кто ещё-то? — Этот...этот д'Эльбе. — Наверняка он даже рта не откроет в первые полчаса, а потом опять будет заикаться так, что не поймёшь, что сказать хочет. Глупая идея, говорила же Просперу. Ну куда тебя ему, в няньки? Он же людей боится, а уж если у этих людей вдруг окажется грудь... — В таком случае я рада, что у меня есть защита, — усмехнулась Маргарита, скользнув рукой по приподнятой корсетом полной груди. Полутёмные коридоры до столовой кончились удивительно быстро, и Маргарита, задержав дыхание, шагнула в залитый ярким светом свеч дверной проём, словно аристократка, приехавшая на королевский бал. Это была гостиная, смежная с кухней. Мужчины в ожидании их беседовали, сидя у камина — Маргарита тут же увидела Пьера, как всегда горой возвышающегося над местностью, сутулившегося Буаси и... его. Морис д'Эльбе ростом и сложением походил на тощего недоросля лет четырнадцати, какого-то неказистого, полуоперившегося птенца-слётка с непропорционально большим носом-клювом и огромными тёмными глазами. Они молча смотрели друг на друга несколько секунд, и она отчётливо видела, как он тяжело, нервно сглатывает, как напрягается горло под туго повязанным платком. Как-то вышло стараниями вездесущего Буаси, что они с д'Эльбе сели рядом и даже случайно соприкоснулись руками. Он непроизвольно дёрнулся, словно коснулся раскалённой головни, и сжался на стуле, будто пытаясь стать как можно меньше и незаметнее. Разговора он так и не начал. Буаси пытался было подбодрить его своими извечными глупыми шуточками, но д'Эльбе не шелохнулся и даже не сделал попытки свернуть ему нос на другую сторону — только сидел очень прямо, как посаженный на кол, и осторожно, мелкими кусочками ел запечённую рыбу. Вилка иногда тихонько, мелодично позванивала о край тарелки, как будто у него дрожали руки. — У вас такой вид, будто вы меня испугались, месье. — Маргарита попыталась перевести всё в шутку, но д'Эльбе и вправду вздрогнул, резко повернув голову. — П-п-простите, есл-ли это в-в-вас оск-корбило, — ответил он с явным трудом и, казалось, затаённой досадой от не повинующегося ему языка. Голос у него оказался довольно низкий для такого щуплого тела, с каким-то едва заметным акцентом, и был бы, наверное, довольно красивым, если бы не портившее все впечатление заикание. — Ничуть, скорее уж я беспокоюсь о вас. Ситуация казалась преглупой — успокаивать взрослого человека, напуганного просто тем, что она сидит рядом с ним, ну и ещё, должно быть, идиотской идеей Буаси. — Н-не стоит, в-всё в порядке. Буаси покосился на них. Маргарита в посмотрела в ответ с выражением, не сулившим маркизу ничего хорошего, как только ужин закончится, и хозяина можно будет отвлечь на короткий, но весьма экспрессивный разговор. — Кажется, вы дрожите и вообще волнуетесь так, словно мы в Версале, и за каждый неверный шаг в вас будут плеваться ядом следующие двадцать лет. Не стоит, Боже вас сохрани, довольно трудно выглядеть неучтиво на фоне Буаси. Д'Эльбе попытался улыбнуться в ответ на её улыбку, но словно как-то деревянно, будто учился этому по подробной инструкции на полсотни пунктов. Лицо у него странно подрагивало, как приклеенное, и Маргарите всё больше становилось не просто неуютно, а почти страшно от присутствия этого странного человека. — Боюсь, я н-не умею т-толком общаться с н-незнакомцами. А с н-незнакомками — в-в особенности. Вероятно, тему для разговора стоило искать ей. — Вы не попали под дождь, пока ехали? Небо сильно хмурилось. Он на секунду поморщился. — К-кажется, попал н-ненадолго. — Вы не помните? — Я н-не з-запомнил. *** Разговор так и не заладился. Уже поздним вечером, когда смерклось, Маргарита сидела на кровати, поджав ноги по-турецки и чуть сгорбившись, задумчиво смотрела в темноту и пыталась понять, что за чувства она испытывает по поводу сегодняшнего знакомства. Пожалуй, наиболее сильными были два — смятение и недоумение, если не брать в расчёт того, что очень хотелось вылить Буаси на голову тарелку кипящего супа за то, что снова вздумал глупо шутить.