Герои в большом городе

Постель ещё тёплая. Мэтт спросонья шарит по ней рукой, хотя уже слышит — Таша идёт на крышу. Её плеер снова сработал вместо будильника, хоть она и старается включать его потише. Абсолютно бесполезная осторожность. Настолько же бесполезная, как все их попытки сделать вид, что между ними ничего не происходит. Вчерашняя стычка с людьми Фиска в Адской кухне как-то незаметно снова перешла в сеанс взаимного оказания первой помощи, потом в горизонтальную плоскость, а потом — в очередной дурацкий болезненный разговор. Во время него Мэтт и уснул. Видимо, даже его подсознание считает это глупой тратой времени и слов. Рубашку он не находит. Видимо, её стоит искать там же, где и Ташу. Мэтт потягивается, влезает в спортивные штаны и идёт на крышу. На звуки музыки. Как-то так исторически сложилось, что у Мэтта не бывает нейтральных отношений ни с чем русским. Русских бандитов он ненавидит, и это взаимно. Русскую женщину он любит — правда, со взаимностью тут сложнее. Русская музыка часто прилагается к русской женщине. Она шуршит закатанными рукавами о парапет. Пританцовывает, не слыша, что Мэтт поднялся на крышу. Её сердцебиение подлаживается под игривые быстрые клавишные, под ритмичные ударные и под отрывистый, но мягкий вокал певицы. Мэтт тщательно пытается разобрать слова, но его познаний в русском языке хватает лишь на одну простую фразу, выпеваемую с отчаянной интонацией. «Боже мой, ты и твои женщины». Его женщины… Электра была злой и весёлой, яркой и непредсказуемой. С ней было хорошо, но невозможно — рано или поздно она бы утянула его за собой в ад. Карен была милой и робкой, светлой и спокойной, несмотря на всё, что случилось с ней раньше. Она не хотела возвращаться в кошмар, и с ней можно было бы остаться, но… Но ни о той, ни о другой Мэтт не мог сказать «моя женщина». Других, которых было немало, сейчас проще вспомнить по запахам, по шагам, по смеху, но не по именам. А Таша… Чёрт знает, как в ней всё это уживается. Ровно настолько, чтобы не было жутко и не было скучно. Стрелять на поражение по людям и через два часа гладить бездомную кошку на улице — в этом она вся. Она сама — как такая кошка, вечно гуляющая в одиночестве по крышам. И Мэтт, пожалуй, тот ещё бродячий израненный кот. Он усмехается этой мысли. Подходит к ней неслышно. Ловит ладонь с зажатым в ней плеером и переключает песню на начало, ничего не говоря. Если ночью на крышах дерёшься — почему бы не танцевать на них на рассвете? Левую руку Таши из-за плеера приходится держать за запястье. Так даже лучше, потому что пульс музыкально, неровно, волнительно бьётся под пальцами. Таша лёгкая, грациозная и не задаёт лишних вопросов. Она открывается ему навстречу, отзывается с охотой, и в этом движении больше гармонии, чем во всём мироздании — тело Таши слишком хорошо знает тело Мэтта: в бою, в постели, в танце. Не страшно даже ступить на парапет — он достаточно широкий, чтобы по нему можно было пройтись вдвоём. Наплевать, что она — в мужской рубашке, а он — в спортивных штанах, и это не лучшая одежда для танго. Наплевать, что на них наверняка пялятся из окон. Если прославился как уличный боец, можно прославиться и в качестве уличного танцора. Наплевать, что хочется поцеловать её, но делать этого после ночного разговора нельзя. Танцевать с ней танго на краю крыши Таша не запрещала. На последнем аккорде Мэтт слегка запрокидывает её, обнимая за спину, и чувствует, как ветер перебирает длинные рыжие волосы за низким парапетом. Таша вынимает один наушник и выключает плеер. Её пульс всё ещё танцует. — Ты вчера заснул, — напоминает она. — Только не повторяй ничего. Я запомнил, что мы не встречаемся. На этот раз запомнил. — Я и моё сумасшествие, — вдруг смеётся Таша, повторяя строчку, которую Мэтт не смог перевести полностью. — Это тебе приснилось. — Какая именно часть ночи? — Та, в которой были слова. К чёрту. Давай считать так. — То есть мы всё-таки встречаемся? — Не буду делать таких громких заявлений, но деловые партнёры не танцуют на крыше полуголыми. Таша смеётся, ускользая из его объятий, и Мэтт оборачивается ей вслед, запоминая музыкальный ритм пульса и шагов. Он слишком хорошо её знает. Это ненадолго. Но хотя бы на короткое время Таша — его женщина.