Линия защиты

Прикидываться мирным добропорядочным гражданином не весело, но забавно. Этой мыслью утешается Фрэнк Касл, на скорую руку собирая вещи в заброшенной сторожке. Одну спортивную сумку целиком занимает полицейская рация, к которой он еле впихивает пару футболок; во вторую вперемешку загружаются личные вещи и оружие. Фрэнк Касл мёртв, лежит на дне Гудзона и кормит рыб. Фрэнк Касл — призрак, городская легенда, и за полгода, прошедшие с громкого огнестрельного Рождества, люди стали забывать его настоящее лицо. Не признают, если на груди не будет намалёван череп. Защищать Адскую кухню, вырезать из неё смертельную опухоль, оплетающую метастазами все улицы — неблагодарная работа. И очень грязная. Фрэнку не привыкать пачкать руки, но Сорвиголова, этот долбаный герой-полумера — чистоплюй. Он никогда не попросил бы о помощи Карателя. Даже когда ему необходим был кто-то, не строящий из себя святошу, чертила в красном молчал и не звал на помощь. Приходилось следовать за ним тёмными переулками и крышами, брать на себя то, на что у Сорвиголовы не хватало духа. Сегодня он пришёл за помощью, а значит, другого выхода нет. Понял, что Фрэнк не сможет отказать. Что не желает никому другому ада, через который прошёл сам. Хотя… Не прошёл. Застрял на полпути и горит в огне личной преисподней. Фрэнк усмехается, загружая сумки в машину. Пёс крутится под ногами, не понимая, куда это собрался хозяин посреди ночи. Фрэнк мимоходом треплет его по голове, гладит лобастую морду — и вспоминает, что у собак, принадлежащих мирным добропорядочным гражданам, есть клички. Их выбирают тщательно и с выдумкой, принося щенка домой. Тут же всё закрутилось само собой, как у взрослых, никаких церемоний — просто увёл раненую собаку с места бандитской перестрелки. Пёс не спрашивал имени Фрэнка, а Фрэнк не спрашивал имени пса. С тех пор они жили вдвоём. Пёс с интересом смотрит на задумчивого Касла. Наконец тот захлопывает багажник. — Бадди, — хрипло пробует Фрэнк вслух, и пёс виляет хвостом. — Пойдёт? Буду звать тебя Бадди. Фрэнк открывает дверь, и пёс запрыгивает на заднее сиденье, ложится там, всё ещё виляя хвостом. У него получается радоваться жизни после ирландской пули и похищения, быть нормальным псом — у Фрэнка тоже получится. «Жена, дочка и два сына. Один совсем маленький». Фрэнк садится за руль. Разглядывает почти зажившее после случившейся неделю назад потасовки лицо: рассечённая бровь, жёлтый огрызок синяка на скуле. Усмехается, думая, что не должен слишком напугать при личной встрече детей героического снайпера, и, заводя машину, очень тихо едет по названному на прощание Сорвиголовой адресу. *** Дом, где Фрэнку придётся жить, из новых. Это они заставляют Адскую кухню казаться чище и светлее, блестят своими пластиковыми одинаковыми окошками. В них полно съёмных квартир, а часть ещё и не выкуплена вовсе, и подъезд кажется Фрэнку безлюдным. Может, конечно, дело в ночном времени, но он готов поставить пару пальцев на то, что в этой безликой новостройке едва ли заселена половина квартир. Та, которую Сорвиголова снял для него, оказывается настолько пустой и бездушной, что глаз радуется. Фрэнк бросает сумки, обходит её всю едва ли не в несколько шагов. Если бы не толстенный слой пыли, это жилище походило бы на палату реанимации — светлая строгая мебель, сероватые стены, занавешенное окно и ни единой лишней детали. Фрэнк ставит на пол в углу собачью миску и вешает на кованый чёрный крючок поводок. Только потом он прячет оружие по всей квартире так, чтобы хоть что-то всегда находилось в пределах вытянутой руки, ставит в шкаф на полку полицейскую рацию и прикрывает её мятыми футболками, заполняет другую на треть немногочисленной одеждой. После он бросает в ванной аптечку, мыло, пену для бритья и шампунь. Фрэнк Касл переехал. Он прислушивается к тишине через дверь, а потом, уже на лестничной клетке — к тишине за соседней дверью. Всё спокойно, нет повода дёргаться, и Фрэнк, накинув капюшон толстовки, выходит на улицу. Ночью хотя бы можно дышать — днём хочется утопиться в ванне со льдом. Улицы Адской кухни неожиданно безмолвны, и по дороге до круглосуточного магазинчика Фрэнк не встречает ни единой души, если не считать шарахнувшейся от него бродячей тощей кошки. Он расплачивается на кассе за упаковку пива, собачий корм, сосиски, хлеб и дешёвую бейсболку и идёт обратно. Теперь уже не бесшумно — пакет на тоненьких ручках крутится и шуршит. Глазища той чокнутой кошки блестят из-под припаркованной машины, и Фрэнк, остановившись, копается в пакете и оставляет ей сосиску. Кошка смертельно боится здоровенного угрюмого мужика, отбрасывающего безразмерную тень под бледными фонарями, и выжидает — не кидается на угощение сразу. Фрэнк останавливается за углом, наблюдает за ней, посмеивается и вдруг замирает. Когда в городе так тихо — это нехорошо. Подозрительно. Ночная Адская кухня — это месиво, это растревоженный муравейник, это хаос. Да, банд стало меньше, как и их участников, но у Фрэнка впервые такое чувство, что в городе не происходит абсолютно ничего. Он возвращается в квартиру в задумчивости. Настраивает полицейскую рацию, но там — лишь шипение и короткие пустые переговоры патрульных. Фрэнк принимает ледяной душ, садится у открытого окна и открывает банку пива. Большие холодные глотки приятно покалывают горло. Адская кухня не говорит с ним, не кричит, не зовёт на помощь. Она шипит, как спутанный клубок змей. Как масло, добавленное на раскалённую сковородку перед готовкой. И Фрэнк сам превращается в бессонного сторожевого пса. *** Впервые Фрэнк видит своих соседей в девять утра, через дверной глазок. Тоненькую брюнетку с длинной косой, в больших солнечных очках и в цветастой хипповской блузке он сперва принимает за дочь снайпера и приглядывается только после, когда на лестничной площадке появляется девочка в сиреневом платьице. В черепной коробке, над правой бровью, что-то начинает ныть и стонать. Семья переговаривается у лифта тихо, но весело. Фрэнк разглядывает их очень внимательно. Самому младшему вряд ли есть даже два года. Девочке в сиреневом платье — лет девять. Возраст женщин он никогда не умел определять, но это и не важно — мать семейства безобидно-беспомощна, улыбчива и немного рассеянна. До захода в лифт у неё дважды с плеча скатывается дурацкая неудобная блузка, и она поправляет её бесполезным мимолётным жестом. Нет, эта женщина не может за себя постоять, и об этом говорит каждое её движение. Единственный, кто внушает Фрэнку хоть какую-то надежду — всклокоченный парнишка-подросток, похожий на упрямого волчонка. Но, как ни крути, он только мальчишка. Фрэнк цепляет к ошейнику Бадди поводок, надвигает бейсболку, и они вдвоём сбегают вниз по лестнице. Далеко следовать за подопечными не приходится — женщина явно боится отходить от дома, и усаживается на лавку в сквере у подъезда. Фрэнк покупает в киоске у дома «Бюллетень», отпускает Бадди с поводка. После ирландской перестрелки пёс боится громких звуков и не убежит никуда из тихого сквера. Касл садится на лавку неподалёку, разворачивает газету и ведёт наблюдение самым простым и надёжным методом. Всё равно в «Бюллетене» нечего читать. Последнее, что может помочь разобраться в происходящем в Адской кухне — СМИ. У местных газет есть привычка помахивать знамёнами тогда, когда уже ясно, какого цвета должны быть правильные знамёна. В непонятной ситуации положено писать о новой линии метро, проект которой обсуждается уже четыре года, или раскатывать рецензию на какой-нибудь тупой мюзикл на две полосы. Нужно как-то познакомиться с ними. Непринуждённо, по-соседски. Но Фрэнк не помнит, как знакомиться с людьми. Он смотрит, как старший мальчишка играет в салочки с сестрёнкой, как малыш треплет мамину косу, завладев ею, пока она читает какую-то книжку ему вслух. С растрёпанными волосами соседка чем-то похожа на Леди из диснеевского мультфильма «Леди и Бродяга». Лиза любила этот мультфильм. Голова снова болит, и Фрэнк морщится, потирая висок, корча за газетой некрасивую пугающую физиономию. На несколько секунд его отключает от реальности; он возвращается в неё лишь под радостный собачий лай. — Какой хороший! Бадди, чёртов жизнерадостный дурак, скачет вокруг соседской девочки. Она в полном восторге, брат же хмурится, опасаясь чужой собаки. Вот и случай. — Отойдите от пса, — просит их мать. — Всё в порядке, мэм, он добрый, — Фрэнк усиленно улыбается, складывая газету и поднимаясь. — Это мой пёс. Простите, обычно он не пристаёт к людям. Он подходит к Бадди, ловит его за ошейник, пристёгивает поводок. Мальчишка успокаивается; девочка всё равно смотрит с интересом. — А он даёт лапу? — Конечно. Но только при знакомстве. — А как его зовут? — Бадди. Девочка в глаза псу, улыбается и протягивает руку. — А я Лила, — говорит она, и Бадди кладёт свою большую лапу на детскую ладошку. Мама немного расслабляется. Фрэнку даже становится досадно, что они все — какие-то беззаботные. Все, кроме пацана. — Я люблю больших собак, — смущённо улыбаясь, Лила отходит на шаг. — Мы с Купером просим у папы такую, но он говорит, что пока ему некогда её дрессировать. — Лила. Брат строго сдвигает брови. Должно быть, он и есть Купер. Папа не может купить им собаку, потому что он в тюрьме, и Касл вдруг вспоминает озверевшие бандитские лица за каждой решёткой, драку, мерзкие порядки, робу и кандалы. В груди у Фрэнка что-то рвётся на мелкие клочки. Странно, что ещё там может рваться? Он переглядывается с женщиной на скамейке. Набирается храбрости. Подходит к ней. Она переплетает косу, пока малыш тискает плюшевого медвежонка. Он выглядит так горемычно, что сразу ясно — это его любимая игрушка. — Простите за беспокойство, мэм, — Фрэнк всё ещё старательно улыбается, хотя в глазах непрошено щиплет. — Я присяду? — Конечно, — вежливо, но настороженно отвечает соседка. Её взгляд как-то привычно, в один момент, замечает рассечённую бровь даже под козырьком. Касл садится рядом. Тут, в тени деревьев, думается легче. Людей вокруг нет — солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы начать допекать всех и каждого, гнать под кондиционеры и вентиляторы в бетонные коробки. — Меня зовут Фрэнк, — говорит он вполголоса. — И я ваш сосед и охранник. Беспечная соседка вытягивается в струнку, и блузка снова ползёт с плеча. — Мне никто не говорил… — Может, не успели. Может, те, кто поселил вас тут, не знают, что меня об этом попросили ночью. — Кто? — Дьявол Адской кухни. Сорвиголова. Она явно слышала о нём. Соседка странно усмехается, снимая солнечные очки. Теперь она ещё больше похожа на Леди и кажется ещё более беззащитной, но при этом неуместно смелой. Конечно. Только смелая женщина может родить троих детей снайперу, который способен загреметь в тюрьму по правительственному обвинению. Фрэнк на секунду жалеет, что не вытряс из Сорвиголовы подробностей, но по следующей реплике уверяется в том, что скоро их узнает. — Лора, — коротко говорит ему женщина и улыбается. — Будем знакомы. Малыш смотрит на него насупленно и недоверчиво. Фрэнк улыбается ему. — Это Натаниэль Пьетро, — сообщает Лора за малыша. — Очень приятно, — серьёзно отвечает Фрэнк. — Не могу сказать, что я ваш друг. Нет у меня друзей. Но я буду вас оберегать. Адская кухня — дрянное место, а у вас и вовсе неприятности, как мне дали знать. Так что давайте общаться по-соседски. Не выходите никуда сегодня днём, я должен отлучиться и принять кое-какие меры. Лора кивает. Она явно ищет тему для непринуждённой беседы, когда Бадди упрямо тянет поводок, стараясь вырваться к Лиле. — Можно я поиграю с вашей собакой, мистер? — Лила останавливается у скамейки, вытряхивая из сандалика песок. — Можно, но осторожно, — разрешает Касл, отпуская Бадди. *** После прогулки Фрэнк закрывает Бадди в квартире и едет в магазин радиодеталей. Он старается обернуться как можно скорее — внутри заранее включается счётчик, который напоминает, что каждая секунда дорога. Он помнит об этом и всё время после, дымя в квартире канифолью, и укладывается в пару часов. Самое простое — всегда самое надёжное. Звонок разливается трелью за хлипкой квартирной дверью соседей, и Фрэнк убеждается в опасной беспечности соседки, когда та открывает ему. — Дверь — дерьмо, — вздыхает Фрэнк, перешагивая порог. — На один удар ноги. — Замок тоже дерьмо, — отзывается женский голос с дивана в гостиной. Из-за спинки торчит рыжая макушка. Когда гостья Лоры поднимается, Фрэнк еле сдерживает удивлённый свист. Нет, жена снайпера не может быть беспечной. Она обманчива, как футляр из-под виолончели, в который загрузили целый арсенал. Её меры предосторожности мощны. — Ну? — Лора кивает на него. — Это действительно Фрэнк Касл, — говорит ему рыжая девка из «Мстителей». — Рада знакомству. Уже наслышана о вас. Наташа Романова. — Я видел вас по телевизору, мэм, — усмехается Фрэнк. — А вы следите за новостями Адской кухни? — Нет. Но у нас есть добрый общий знакомый. — Насколько добрый? — Слишком добрый. Она снова заставляет Фрэнка усмехнуться. С этой женщиной недопонимания не должно возникнуть. — Почему тогда просто не приставить вас? — Нельзя, — вполне понятно поясняет Романова. Дети играют в комнате; Фрэнк же под заинтересованными взглядами женщин сгружает на диван рюкзак и вытаскивает оттуда провода и наспех спаянные жучки. Наташа берёт один и с интересом ковыряет ногтем. — Сойдёт, — царственно решает она, поднимая солнечные очки как ободок. — Дамы умеют шить? — Смотря что нужно. Если по людям, я умею. Если по тряпочкам, то по этой части Лора. — Лора, мне нужен мишка Натаниэля Пьетро. Она ничему не удивляется и скрывается в детской. Фрэнк переглядывается с Наташей и отдаёт ей часть оборудования. Она прокладывает прослушку даже быстрее него, пока Лора стоит в гостиной с плюшевым медвежонком в руках и наблюдает, как четыре руки прячут за мебелью жучки и провода. Фрэнк спрыгивает с табуретки на минуту позже Наташи и придирчиво рассматривает кухонный шкаф. Со стороны ничего не заметно. За мишкой он протягивает руку молча. Разглядывает его. Замызганный, зашитый в нескольких местах. — Он ведь никогда с ним не расстаётся? Это та самая игрушка, которую надолго не отобрать, рёва будет на всю округу? Уголки губ Фрэнка болезненно приподнимаются, и он замечает, как Наташа прячет глаза. — Да, — Лора не замечает ничего подозрительного. Фрэнк садится на диван, раскрывает маленький складной нож, проверяет его пальцем на остроту машинальным движением и осторожно вспарывает лапку медвежонка. Закладывает туда маленькую коробочку. — Это маячок и переговорное устройство. Два в одном. Нажмёшь — передаст сигнал на рацию. Если вдруг что-то случится и будет возможность взять его с собой — научи детей пользоваться этим. Надо жать до щелчка кнопки. Понятно, что сигнал будет посылаться часто, но нужна кодовая фраза. Фрэнк кладёт на стол между коробками печенья и фантиками свою рацию. Смотрит медведю в глаза-пуговки. Жмёт на кнопку. Задумывается, пытаясь подобрать невинную и понятную фразу. — Я считаю «раз», — произносит Фрэнк после паузы. — Я считаю «два». Начинается игра. Рация бухтит на столе его голосом, похрипывая. Он возвращает раненого медвежонка Лоре, и та любовно зашивает его, пока Романова забивает в его телефон свой номер. — Не прослушают? — Фрэнк вдруг очень беспокоится. — Обижааааешь, — тянет рыжая. Касл забирает рюкзак, разворачивается — и слышит голос Лоры уже у дверей: — Фрэнк, не останешься на чай? — Нет, — бросает он с улыбкой через плечо. — Не сегодня. В своей квартире Фрэнк снова пытается смыть память под холодным душем. *** У него опять бессонница. Глаза будто песком засыпаны, и очень хочется сомкнуть веки. Фрэнк пытается заснуть несколько раз, но этот песок, чёрт бы его побрал, иракский. Там везде был песок, везде было палящее и иссушающее солнце. Песок опять скрежещет на стиснутых зубах, царапает под закрытыми веками, першит в горле, мешает дышать, и Фрэнк распахивает глаза. Его не пытаются зарыть заживо. Он просто уже полночи валяется на диване в гостиной, укрытый по диагонали лоскутным пледом. Фрэнк не может уйти на второй этаж, в спальню — недавно он так кричал и метался, что разбудил и Марию, и детей. Всё пытался вытрясти привезённый из Ирака песок из ушей и ноздрей. Можно, наверное, сойти с ума, разглядывая белый потолок. Сойти с ума, как куча других парней. Их никто не ждал дома, им не нужно было притворяться нормальными перед кем-то. — Я нормальный, — напоминает себе Фрэнк вслух осипшим голосом несколько раз. Произносит привычную фразу, как мантру, и струйка песка сбегает по горлу вниз. — Я нормальный. Нет у меня сраного ПТСР. Фрэнк не сразу понимает, что не один в гостиной. — Папа? Он приподнимается на локте и моргает. Пытается протереть глаза, изодранные песком до рези. — Цветочек, два часа ночи. Почему ты не спишь? — Я ждала, когда ты мне почитаешь, — Лиза подходит ближе, прижимая к груди тонкую детскую книжку. — Папа очень устал, — вдруг честно признаётся Фрэнк. — Папа сам не может заснуть. — Тогда давай я тебе почитаю. Лиза садится на край дивана и включает лампу. Фрэнк осторожно подтягивает дочь ближе, и песок в лёгких тает, будто это и не песок, а снежная крупа. Лиза раскрывает яркую обложку, обтрёпанную по краям. — Я считаю «раз», — тихо выговаривает она. — Я считаю «два». Начинается игра… Фрэнк закрывает глаза и дышит глубоко и спокойно.