Линия защиты

— Ты правда влюбилась в меня в Будапеште? — Бартон. — Нет, ну правда? — Бартон, кончай ржать. — Польсти моему самолюбию. Скажи, что влюбилась в меня в Будапеште! Потеряла голову! Ну пожалуйста! Мэтт улыбается, слыша грохот из-за дверей квартиры, и смеётся, заходя. Клинт тоже смеётся на полу; Таша, судя по сердцебиению, готова его убить. — И всё-таки, — говорит Мэтт, швыряя в Клинта увесистый свёрток, — ты правда влюбилась в Клинта в Будапеште? Бартон хохочет на полу, шурша бумагой, и Мэтт еле успевает поймать надкусанное яблоко, летящее ему прямо в лоб. Нервное напряжение дошло сегодня до пика и перехлестнуло за ту грань, когда хватает сил только смеяться и вести себя, как придурки. Видимо, Клинт доставал Ташу этим вопросом всё время, пока Мэтт в ночи забирал его новый костюм у Мелвина. Мэтт стаскивает толстовку, держа яблоко в зубах. Нарочно громко кусает его, устраиваясь на подлокотнике рядом с Ташей. Бартон вдруг перестаёт ржать и шуршать обёрткой. Зато Таша заливается так, что почти сползает с кожаного дивана. Мэтт ловит её, невозмутимо пережёвывая яблоко, и предвкушает реакцию. Он ведь уже ощупал костюм у Мелвина. — Что это? — спрашивает Клинт. — Что это за садомазо-карнавал?? Почему оно всё такое... фиолетовое? — Я сказал, что ты любишь фиолетовый цвет. Что, очень яркое? — Что это за глухая латексная маска?! — Это не латекс. Я сказал, что тебе не нужно светить лицом. — Хорошо, но почему очки красные? — Фиолетового стекла у Мелвина не было. — Как в этом дышать?! — Ну… Мелвин, наверное, предусмотрел. Клинт, жутко ругаясь, уходит переодеваться в ванную. Он возвращается, слегка поскрипывая тканью и кевларом, и Таша всё-таки сваливается с дивана на обёртку, истерически хихикая. — Вы просто идеальная парочка, парни, — с трудом выговаривает она. — Ты прям как из БДСМ-порно вышел, Бартон. — Я вот сейчас жалею, что не смотрел порно, — из последних сил серьёзно произносит Мэтт и тянет руку к Клинту. — Дай я тебя пощупаю. — После таких слов — ни за что!!! Клинт кипит под смех Таши ещё несколько минут. Мэтт пытается его потрогать, но Клинт успешно отбрыкивается. Наконец он признаёт, что в этом удобно двигаться и защитные качества кажутся ему неплохими, идёт в душ, переодевается и сгоняет обоих с дивана. Теперь они все укомплектованы, и Мэтта беспокоит только рана Таши. Линия защиты кажется идеальной. Более того, до девяти вечера завтрашнего дня они с Ташей, а также контора, в безопасности. Насчёт этого можно расслабиться. *** Лёжа в постели, Мэтт всё ещё хочет смеяться. Должно быть, по инерции. Таша долго возится в ванной со своим бедром, и слабый запах крови и медикаментов доносится даже до спальни. Потом она наконец заходит, почти не прихрамывая, и щёлкает выключателем. Прошлая ночь была странной. Сегодняшняя может стать последней, если что-нибудь пойдёт не так. Она — его слабость, и Мэтт убедился в этом, когда дыхание перебило запахом её крови на углу сорок четвёртой и десятой. Она — его сила, и в этом даже не нужно убеждаться. Всё такая же смелая, уверенная в себе, готовая защитить других — и от присутствия Таши Мэтт становится злее и собраннее. Мэтт не готов наступить ещё раз на те же грабли, которые больно ударили его совсем недавно. Там, на крыше, ему стало всё равно, насколько черно прошлое Электры и сколько крови на её руках, но было поздно. Не урок ли это был — жестокий и своевременный? Что будет, если он потеряет и Ташу? Мэтт молчит, заложив руки за голову и слушая, как по плечам Таши скользит вниз его рубашка. Она бросает её на тумбочку и садится рядом на кровати, подбирая ноги. И сидит молча, с ровно бьющимся сердцем. — Таша, ложись, — просит Мэтт. — Не могу, — отвечает она. Мэтту вдруг кажется, что она ужасно хочет срочно поговорить о чём-то, пусть и делает вид, что не нервничает. О чём — он даже не может предположить. Таша сегодня брякнула много неожиданного. — Мы не обсуждали пассаж про Фиска. — Это была импровизация, — в её голос слышно нервную улыбку. — Убрать врага руками другого врага — подло? — Да, — честно говорит Мэтт, и Таша издаёт сдержанный расстроенный вздох. Тогда он садится на кровати и притягивает её к себе. Все воздвигнутые стены рушатся в один миг, и теперь Мэтт сам не знает, что его удерживает. Ведь эта ночь может стать последней. Может быть, тонкая полупрозрачная стенка, за которой спит въедливый зоркий Клинт. Может быть, нежелание быть допущенным к телу лишь из благодарности и жалости. Может быть, мысли о том, что завтра может погибнуть он сам, и тогда ей будет гораздо тяжелее. — Таша, — Мэтт обнимает её за плечи, рассеянно гладит пальцами тонкие кружевные бретельки. — Я никогда не была хорошей. Только пыталась. Слова бьют Мэтта под дых и отдают запахом крови Электры. Он утыкается носом в пушистые волосы Таши, дышит глубже, пытаясь перебить железный привкус. — Быть хорошим больно, — шепчет он. Она молчит, не шевелясь в его объятиях. Молчит долго. — Значит, тебе больно всё время, Мэтт. Он обнимает её крепче, и тонкие пальцы, прожигая кожу, изучают шрамы на боку и на спине, оставленные стычками с Нобу. Самые уродливые, самые выпуклые. — Я привык. — Я не хотела делать тебе ещё больнее. — Тогда зачем ушла? — вырывается у него снова. Она молчит. Её дыхание обволакивает левое плечо, тёплое, влажнее иссушенного воздуха. Мэтт уже не уверен, отчего так жарко — от сошедшей с ума погоды или от критической близости Таши. — Ты хотел, чтобы я перестала убивать, — вдруг говорит она, покаянно утыкаясь лбом в плечо. — И хотел, чтобы я родила тебе дочь. Я не могу сделать ни того, ни другого. Её сердце делает несколько лишних ударов. Пальцы почти болезненно впиваются в бок Мэтта короткими ногтями, и его бьёт дрожь. Ташу — тоже, и Мэтт вдруг чувствует запах солёных слёз. Ему нужен был ответ, полный ответ — и вот он. — Теперь мне это не так уж важно, — тихо говорит Мэтт, касаясь пальцами тёплой мокрой щеки Таши, едва удерживая себя от того, чтобы изучить всё её лицо. Оно как будто стало строже, жёстче, если судить по заострившимся скулам, но она всё равно красива. Мэтт просто знает это. — Ты повзрослел, — еле слышно шепчет Таша. — Да. Повзрослел. Мэтт снова прижимает её к себе. Гладит по длинным волосам. Голова кружится, и Мэтт закрывает глаза, будто это может помочь. — Давай выспимся, — говорит он, с трудом скрывая разразившуюся внутри бурю, и Таша кивает. Она выбирается из его объятий и падает на пухлую подушку, шумно и громоздко. Мэтт обрушивается рядом, и они не касаются друг друга. Слишком жарко. В распахнутое окно неожиданно бьётся порыв ветра с Гудзона, принося запах реки, асфальта и озона. Завтра будет гроза. *** Утро начинается с трели Ташиного телефона. Она сонно шарит под подушкой, поднимает трубку и вместо приветствия сопит в динамик. — Я расстроен, — доносится до Мэтта голос Касла. — Чем? — Купил «Бюллетень». Уилсона Фиска убили в тюрьме. Таша садится на постели, стягивая с Мэтта простыню. Трёт глаза и коротко зевает. — Оперативно. Почему ты расстроен? — Обещал, что грохну его сам. Слово не сдержал. — О, вот как. До неё, кажется, всё ещё не доходит. Мэтт садится рывком и кладёт руку ей на плечо. Встряхивает. Таша начинает просыпаться. — Твою ж мать, — тянет она. — Фрэнк, где ты сейчас? — В сквере. Адская кухня бурлит. Все только об этом и говорят. — Не спускай сегодня глаз с них. — Не спущу. Без пяти девять, да? — Без пяти девять. Жаль, что мы не можем подстраховаться на случай, если тебя отвлекут. — Я подстрахуюсь, — спокойно говорит Касл. — Всё схвачено. Да и вряд ли на нас выйдут. Никто же не знает, как они выглядят. — Твою ж мать. Таша крупно вздрагивает, едва не роняя телефон. — Могут знать, Фрэнк. Могут. Будь осторожнее. Она бросает трубку и стремительно натягивает рубашку. Вылетает в гостиную без объяснений, громыхая дверью. — Клинт! Он кряхтит с перекладины и спрыгивает на пол. — Что такое? — У тебя была с собой фотография семьи, когда тебя взяли в Берлине? Повисшая пауза пахнет озоном, как отяжелевший воздух Адской кухни. Сердце Клинта разгоняется так, как не снилось гоночным болидам. — Твою ж мать, — шипит он. — Была. — Тихо, — говорит Таша. — Тихо. Не паникуем раньше времени. Фьюри ещё не звонил. Надень штаны. Клинт, сдавленно матерясь, гремит джинсами, и Мэтт, проходя на кухню, мимоходом сжимает его плечо жестом поддержки. Утро превращается в военное совещание. В «Нельсон и Мёрдок» всё спокойно, если верить Фогги, и информация уже спрятана в нескольких местах. Мэтт перебирает их в уме — Марси, «Бюллетень», квартира Карен, квартира Фогги, сторожка Фрэнка. Оригинальный экземпляр всё ещё хранится в офисе. Визит в контору с Ташей Мэтт решает отменить, посовещавшись с Фогги. Опасно оставлять одного взволнованного Клинта. Тот обречённо вздыхает, и за спиной у него кашляет принтер. — Карен отпрашивается пораньше, — сообщает Фогги. — Хорошо, — без задней мысли отвечает Мэтт. — Как думаешь, мне лучше остаться тут сегодня или пойти домой? Офис хоть как-то охраняется, квартира — нет. — Не думаю, что разница есть. — Спасибо. Успокоил. Ты настоящий друг, Мэтт. Друг седого за-заикающегося адвоката. — Ну, главное, не окажись на улице в девять вечера. — А что у нас будет в девять вечера? — Сюрприз, — отвечает Мэтт и жмёт отбой. Фогги перезванивает и популярно объясняет Мэтту, где видал его сюрпризы. *** За обедом, после тщательной совместной разминки, Клинт, стараясь успокоиться, выразительно зачитывает Мэтту срочную статью «Бюллетеня» о том, как странно Уилсон Фиск покончил жизнь самоубийством в тюремной камере. По заключению экспертов, накануне вечером Фиск несколько раз ударился о стену головой, сломал при этом нос, а потом повесился на верёвке из простыни на тюремной решётке. Со второй попытки. Никаких вопросов ни у кого, конечно, нет, и Мэтт снова испытывает двоякие чувства. — Он сам себя похоронил, — говорит Таша очень убедительно. Телефон снова разливается трелью, и, когда трубка оказывается у неё в руке, сердце Таши разгоняется почти так же, как у Клинта с утра. Это Ник Фьюри. — Ко мне приходили милые дотошные люди, — говорит он. — Чувствуется, Росс докопался, и очень срочно. Может быть, считал маршруты Клинта по видеорегистраторам. Может, ещё что. Может, в архивах осталась какая-то кроха информации, но я же вроде всё проверял. Таша стонет, закрывая лицо рукой. Мэтт слышит, как Ник рвёт зубами бинт. — Якудза? — Какая ещё якудза? — С Адской кухни. — Нет, федералы в нарядных костюмах. Что вы там затеяли? — Они ушли? Повисает короткая пауза. — На тот свет, — хмыкает Фьюри. — Но люди Росса ищут. Им срочно нужна семья Клинта. Может, потому, что у них в руках он сам? — Они рассчитывают, что Клинт будет у них в руках сегодня вечером. — А он где? — Ищет в газете знакомые буквы. Голос у Таши истерически-весёлый, и Мэтт вдруг слышит, как она грызёт ногти. Впервые в жизни. Он подсаживается к ней и перехватывает запястье. Отводит ладонь от губ. — Делайте ход конём, — вдруг советует Фьюри, всё ещё разрывая бинты. — Вы, конечно, молодцы, но на Росса зря попёрли с голыми руками. Перешлите все файлы мне и ждите. — У тебя есть вай-фай на ферме? — У меня везде есть вай-фай. Мэтт вздыхает, набирая номер Фогги ещё раз. Таша прощается с Ником и перезванивает Фрэнку. Их разговор выходит очень коротким, и Мэтт его не слышит, упрашивая Фогги выслать все файлы по делу на непонятно чей адрес. Через полминуты сквозь ворчание Фогги раздаётся звонок телефона Карен, и она выбегает, громко прощаясь. Мэтт кладёт трубку. Таша снова грызёт ногти, покачиваясь на подлокотнике; Клинт ходит кругами по гостиной, тяжело и глубоко дыша. — Это мой прокол. Я надоумила Росса влезть в архивы Щ.И.Т.а. Я забыла про фотографию. — Я тоже забыл, — выдыхает Клинт. Мэтт вертит головой на их голоса, чувствуя, что сейчас и он готов поддаться панике. Но вдруг подсознание повторяет голосом Касла железное «Их не убьют», и Мэтт крепче сжимает кулаки. — Мы сейчас не можем об этом думать, — говорит он. — Если их и будут искать в Адской кухне, недалеко от Клинта, то напорются на Карателя. Он не позволит их тронуть. Я знаю. Клинт, он никому не пожелает того, через что прошёл сам. На нас остаются всего лишь Росс, федералы и мафия. Клинт наконец останавливается. — Где они? — Что ты хочешь сделать? — Мне нечего терять. На перекрёстке я не нужен. Я буду полезнее в засаде там, неподалёку. Дайте мне передатчик, и я пойду. Противоречить ему бессмысленно. Таша шуршит пакетиком с передатчиками и выдаёт Клинту один. Подумав, протягивает ему всю пачку сигарет, оставив себе одну. Бартон собирается. Складывает в старый рюкзак Мэтта костюм. Они ещё раз проговаривают план, Мэтт советует Клинту безопасный маршрут — и Клинт уходит. *** Адская кухня приходит в движение. Затишье заканчивается. Мэтт встречает начало заката на крыше с Ташей. В городе пахнет грозой, ветер становится порывистым и свежим. Он разрезает нагретый воздух остро и волнующе. Таша закуривает. Её ладонь в чёрной перчатке не дрожит. Может быть, придаёт уверенности костюм; может быть, рука Мэтта. Мэтту хочется надеяться на второе. — В нашей линии защиты оказалась такая мелкая брешь, — горько и дымно выдыхает Таша. — Она всё ещё крепка. Касл там, где он должен быть. Фогги на связи в конторе. Клинт залёг на крыше, далеко от места своего ареста. Успокойся. Вечерний город оживает. Его гул тревожен. Улей разворошён, и сейчас по улицам течёт отравленная кровь Адской кухни — банды, ведомые уже не Фиском из-за глухих стен тюрьмы, а самим Россом, пошедшим ва-банк. Ему не оставили другого выбора. — Как выглядит закат? — спрашивает вдруг Мэтт. Таша молчит. Её сердце всё ещё бьётся над городом Мэтта ровно и уверенно. Даже когда Дьявол и Дьяволица Адской кухни готовы шагнуть в разверзшийся ад. — Над городом тучи, — вдруг говорит Таша. — Тяжёлые и тёмные. И солнце еле видно. Крыши из-за него красные. Так почти всегда. — Крыши красные не из-за солнца. Из-за крови. Мэтт вслушивается в кровоток Адской кухни, и очень старается, чтобы его ладонь тоже не дрожала. Он слышит не то, что хотел бы слышать. Слышит гораздо больше, чем ожидалось. — Половина девятого, — говорит Таша, выбрасывая вниз окурок, и Мэтт сжимает её ладонь. Обратный отсчёт пошёл. Всё уже не так, как они планировали. Он слышит это в свисте стрел и пулемётной очереди. Таша этого не слышит, и Мэтт горько думает, что Росс всё же выйдет сухим из воды. Но им должно повезти. Ад — их стихия, не так ли? — Таша? — Да? Мэтт переплетает её пальцы со своими и поворачивается, жалея, что не может заглянуть ей в глаза. Когда-то он спросил у Фогги их цвет, очень давно. Фогги сказал, что они зелёные. — Если мы выживем, разреши мне с тобой поговорить. — Что значит «если», Мэтт? Вместо ответа о парапет крыши бряцает первый стальной крюк.