Organic

      Тэён никогда не думал о том, чтобы проснуться знаменитым.       Поступил он туда, куда заставил отец, потому как ни с какими другими направлениями, мечтами, амбициями помогать финансово тот не собирался; рисовал всегда для души, чтобы отвлечься, но никак не с целью стать когда-то неприлично богатым. Перспектива, что его лицо мог бы знать каждый третий житель столицы и норовил бы заполучить автограф или совместное фото, и вовсе пугала до зелёных чёртиков. Поэтому, плывя по мелким волнам монотонной жизни, он особо не удивляется звонку неизвестного абонента во время перерыва между лекциями: из динамика доносится китайская речь, далеко не мелодичная, ибо собеседник – мужчина явно преклонных лет и твёрдых моральных устоев – цедит слова сквозь зубы, и Тэён, не моргнув глазом и не дослушав, сбрасывает. Какой-то глупый розыгрыш, не иначе.       – Может, ты наконец-то ответишь хоть на один его звонок или сообщение? – не выдерживает сидящий рядом Тэиль. – Тэиль знает Джехёна не первый день и хочет сказать, что он так просто не сдаётся. Тэиль считает, что тебе проще согласиться на встречу, иначе…       – Иначе что? – раздражается Тэён, натягивая манжеты свитера, скрывая вдоль и поперек исписанные руки. – Он подловит меня у университетских ворот, отведёт в кусты и изнасилует? Что-то мне подсказывает, что девушки его больше интересуют. Да сколько можно-то! Алло, – Тэён, так-то, не успел стать лингвистическим гением за десять секунд, посему чётко проговаривает прежде, чем его снова атакуют китайским: – Послушайте, ваша семья однозначно ошиблась номером. Ронг намбер, андэстэнд?       – Господин Ли, прошу вас, не вешайте трубку, – приятный женский голос с лёгким акцентом, и Тэён стопорится. – Вы давно не появлялись в своём блоге, поэтому наверняка не в курсе нашего предложения. Сроки поджимают, мы не могли больше дожидаться электронного ответа на письмо, поэтому пришлось добиваться контакта через ваш университет, название которого указано в личной информации.       Тэиль прирастает ухом к задней панели телефона, ни разу не любопытствуя. Вишенке кажется, что в своих попытках добиться встречи с Тэёном Джехён дошёл до Интерпола, но благоразумно молчит. Ему так и видится, как в аудиторию врываются ребята с рациями, шлемами и щитами, велят всем лечь и не двигаться, а потом утаскивают под руки его одногруппника, пока тот всё ещё силится разлепить лапшу, заботливо навешенную на уши.       – Вашего предложения? – Это как в фантастическом фильме с намёком на юмор: сейчас Тэёна попросят взять рюкзак, в котором обязательно чудом окажутся две таблетки, и выйти в ближайший шкаф, чтобы встретиться там с Марио и Луиджи, которые спасают принцессу из закусочной через дорогу от университета. Потом действие пилюль закончится и… – Какая галерея, простите?       Спустя минут десять путаного разговора Тэён всё же понимает, что ему предлагают, о чём тут же сообщает Тэилю, как только прячет телефон в карман. Они хотят от меня человечков, говорит, как можно больше.       – Человечков?       – Вроде тех, которыми у меня блог оформлен, с геометрическими фигурами вместо голов. За деньги. И не смотри так, будто в Китай меня вызывают для улучшения демографической ситуации в горных поселениях, как одного из лучших представителей генофонда, крепкого и продуктивного. Человечков делать, – Ли складывает руки на парте и, зевая, смешно кряхтя, укладывает на них голову. Он явно намеревается проспать следующую лекцию по композиции, но перед тем, как закрыть глаза, бормочет: – Сказали, что купят мне билеты в Пекин, чтобы я приехал и посмотрел на новую выставку, которую они открывают через пару месяцев, и вдохновился на иллюстрации к рекламному буклету. Перезвонят и сделают уточнение по датам. Что за бред?       – А вдруг тебя в сексуальное рабство хотят определить? – выдаёт Тэиль.       – Это не так уж и страшно, не бойся, малыш.       Тэён смотрит на Тэиля, Тэиль – на Тэёна. Последнюю фразу ни один, ни второй не произносил ни вслух, ни в уме, но она прозвучала и теперь висит между ними неловкостью. Лишь после десяти секунд поминального молчания Тэён медленно, как в фильме ужасов, оборачивается и имеет честь наблюдать мечтательно шевелящего ресничками Донхёка. Одного из тех двух художников, что в своё время умудрились превратить жизнь Тэёна в подобие ада, а потом загадочно исчезли, ага. Чтобы появиться в поле зрения с новым цветом волос, недоспевшего баклажана, и высоким голоском затянуть:       – Там же не только за десять юаней стоят, есть и солидные закрытые клубы.       – Тэиль не уверен, что хочет уточнить, откуда ты знаешь.       Донхёк вздыхает и двумя небрежными жестами поправляет чёлку. Он облокачивается на парту, которая рядом выше, и смотрит как на своих верноподданных, копошащихся на огородных грядках, пока его сиятельство думает о жизни, прожигает жизнь, имеет жизнь. Ах, этот наивный, холопский молодняк!       – Вообще, я пришёл сказать, что секретарь из нашего деканата уже всем растрепала о твоём возможном контракте. Ну, с самой крутой галереей современного искусства в Пекине. И не то чтобы я хотел записаться в фанатки – а я хотел! – просто как-то неловко получилось со всеми этими хуями на твоём лице, не поминай лихом в интервью всяких, и… Извини? Марк бы со мной пришёл, но он утром нажрался заварной лапши и теперь корчится в медпункте.       Тэён не верит своим ушам. Это как если бы мать вернулась из Манилы, отказавшись от идеи найти себе молодого мужа и построить новую семью. Как если бы отец позвонил и разрыдался, изредка выдавливая из себя признания в любви и покаяние за пожизненное игнорирование сына. Как если бы Тэиль внезапно засосал кого-то на людях и заорал бы, что прожженный гей, в конце концов. Иными словами – параллельная вселенная. Но нет, Донхёк всё ещё здесь, Донхёк протягивает лапку для торжественного рукопожатия, которое навсегда скрепит их дружественный союз, и, судя по непривычно серьёзному виду, даже и не думает шутить. Лёгкий хлопок – и компания друзей Ли Тэёна стремительно увеличивается в размерах.       Следующие несколько часов оборачиваются для Тэёна если не адом, то его предбанником. Всех смешков, шепотков и пересудов он, конечно же, не слышит, но с десяток любопытных взглядов на спине, где бы ни находился, он ощущает. Несколько старшекурсников, из разряда самых обеспеченных высокопоставленными родителями, даже подходят во время перерывов и выдают глубокомысленные фразы («Не знал, что господин Лю опускается до просмотра странных бложков», «Так в каких конкурсах ты участвовал? В никаких? Вот это новость»), на которые Тэён никак не реагирует. Это всё не цепляет его за живое, не оскорбляет и не злит – просто он не привык к такому уровню внимания. Некомфортно даже Тэилю, который при любом намёке на беседу Тэёна с очередным старшим, старается слиться со стеной. В одном из коридоров какая-то девчонка со смехом зовёт в гости, и оба замирают сурикатами в ожидании орла. Орёл является в виде носато-усатого лектора и загоняет всех толпящихся у двери в надежде, что пару отменят, в аудиторию.       Когда учебный день наконец-то заканчивается, и Тэиль сбегает в музыкальную студию, Тэён не придумывает ничего лучше, кроме как сбежать на футбольную площадку и лечь пластом на одной из нижних скамеек; в общежитие возвращаться не хочется, потому что там, как подозревает Ли, его поджидает Джехён. А Джехёна он видеть пока не хочет. Любимая музыка в наушниках, послеобеденное солнце, ласкающее закрытые веки – это так прекрасно, что Тэён укладывается на бок и собирается вздремнуть. Да-да, прямо на улице, как не раз бывало, пока его не выгоняла домой охрана. Перед тем как сдаться во власть усталости, парень решает бросить прощальный взгляд на обычно пустующую площадку: на поле никого, на дорожках нико… Твою мать. Или он умом тронулся, или там, около уличных спортивных тренажёров, крутится вокруг своей оси знакомая фигура в жёлтой толстовке и будто бы кого-то высматривает. Тэён от испуга почти взвизгивает и валится на бетон меж скамеек, когда кто-то внезапно трогает его за плечо.       – Ох… Не ушибся? – сверху смотрит Марк Ли, тот самый, который едва от лапши оправился. Нос с горбинкой, смешинки в глазах, вечная привычка тянуть гласные, когда удивлён или задумчив, и хихикать гиеной, когда удачно разрисовал кого-то, – вот и весь портрет старосты группы безопасности информационных систем. – Не хотел тебя пугать.       Он протягивает руку, чтобы помочь встать, но Тэён молча мотает головой. В его глазах так и читается: «Спасибо, я полежу». Бетон хороший справа, бетон прохладный слева, бетон чудесный под лопатками и горсть окурков у уха – это жизнь. Собираясь с мыслями, в которых он разделывает на кусочки своего соулмейта (или как оно там правильно называется, когда ты влюбляешься, как дурак, с первого вздоха, а тебе предпочитают какую-то там девушку), брюнет поджимает губы. Смотрит на своего новоприобретённого друга и размышляет, можно ли на него положиться. Хотя в данной ситуации выбирать не приходится, так что:       – Видишь блондина в жёлтом? – тихий шёпот.       Со слухом у Марка проблем нет, но если говорить о зрении, то лучше пригласить группу певчих и пусть поминают то, что упокоилось с миром ещё в классе четвёртом. Он тянет задумчивое «о», потом «а» в соль-мажоре, затем говорит, что всю жизнь мечтал петь, а потом:       – Это который сюда поднимается, что ли?       Тэён хочет расщепиться на молекулы и собраться заново на каком-то из полюсов. Поднимается? Сюда? Нехитрым жестом он изображает удушение, одними губами проговаривает, что его здесь нет, скрещивает руки над головой и затихает мышкой, когда слышит знакомый низкий голос:       – Привет. Ты первокурсник?       Нужно отдать должное Марку: он подбирается так, будто шестой раз на шестом году обучения пролетает, местный авторитет, гроза спортивных олимпиад и всё такое. Перекатывает во рту жвачку и оборачивается с таким чувством достоинства, что Тэён едва не присвистывает. Вместо этого – усиленно благодарит всех существующих богов за то, что Чон Джехён – а это именно он – не рискует подойти к трибунам ближе, чем на несколько метров.       – А что? Есть проблемы?       – Ищу кое-кого. Ли Тэёна.       – Ой, это тебя, – неподдельно удивляется Марк себе под ноги. – Что мне ему сказать?       – Что я умер, – не теряется с ответом Тэён, даже несмотря на то, что конспирации конец. Из него будто бы скелет вытаскивают, и он превращается в желе. Будь что будет. Он слишком устал, чтобы сейчас срываться, бежать куда-то и уж тем более – объясняться с каким-то взрослым мужиком, которому вдруг приспичило поверить в судьбу и покаяться. Да, ему бесконечно льстит внимание парня постарше, но… Но.       – Он умер, – вторит Марк с высоты своего канадского роста.       – Уверен? – судя по тону, Джехёну ни разу не смешно.       Марк снова смотрит на Тэёна, дожидается кивка, и передаёт следующее «сообщение»:       – На все сто. – И, для надёжности, ковыряет носком кеда хладный труп ровесника. Ещё раз. Потом и вовсе пинает. – В другой раз бы уже сорвался, а тут лежит, еле дышит.       – Тогда передай, что это был последний раз, когда я с ним пытался поговорить. И пусть только попробует снова нарисовать на себе какую-то дрянь. И… Земля ему пухом, в общем.       Когда Тэён приходит домой, в общежитие, то впервые за последние четыре дня игр в «кошки-мышки» злится. Он как-то запрещал себе думать обо всём происходящем, зарёкся ударяться в девичьи страдания, ушёл в себя, хотя от слов Джехёна про «недоразумение», которое вечно портит ему жизнь, обидно до сих пор. Да, Тэёна тянет к нему физически, тянет настолько сильно и неподдельно, что, быть может, он уже бежал бы в студию к Юте и падал на колени, просил прощения за глупое поведение, но гордость, крошечный, въедливый червячок, продолжает требовать фатального реванша. На часах – едва восемь, и в Тэёне просыпается крайне гадкое существо, когда он пишет Юте сообщение.       «Привет. Джехён дома?» – и беспредельно жалобный смайлик.       «В душе, собирается на работу. А что?» – ответ приходит моментально.       «Мне кажется, я переборщил… Не знаю…»       Больше не отвечает, хотя Накамото спрашивает, в каком смысле и может ли он лично чем-то помочь. Тэён в это время стягивает через голову свитер и находит подтверждение тому, что Джехён действительно купается: руки, которые до этого пестрили разнобойными просьбами ответить на звонок, увидеться, подождать после пар, выйти за территорию кампуса, теперь в некрасивых разводах. И вот тогда-то парню на ум приходит самая похабная идея, которая только задерживалась в восемнадцатилетней голове. Он, в одном белье, как был, уходит в спальню, садится за письменный стол и направляет тюльпан настольной лампы – единственного источника света на всё помещение с задёрнутыми шторами – так, чтобы удобнее было разрисовывать свои же ноги. Чтобы видимость хорошая, ага.       Впрочем, сначала Ли выводит слабым фломастером на двух кистях: «Так зачем я тебе сдался?». Вряд ли у плескающегося в душе Джехёна есть под рукой что-то, что позволит ответить, так что Тэён принимается рисовать чуть выше колена. Первая фигура – длинноногий блондин стоит, привалившись спиной к кованой ограде, и увлечён своим мобильным телефоном. Вторая чуть погодя оказывается напротив – на голову ниже мальчишка, в огромной-преогромной толстовке, мнёт в руках какой-то свёрток. Тэён делает следующий набросок уже на внутренней стороне бедра: блондин красивый, у него очаровательные ямочки, но смотрит он со всей возможной похотью этой жалкой планеты, чем смущает темноволосого парнишку, отводящего взгляд.       На второй ноге, как и планировал коварный автор, спустя буквально несколько минут, блондин толкает брюнета животом на ту самую ограду. Держит за оголившуюся талию и бессовестно прижимается сзади. Судя по всему, шепчет на ухо что-то крайне похабное, раз мальчик, потерявший ладони в рукавах, пытается ухватить своего соблазнителя за волосы и призывно приоткрывает рот, краснеет.       Краснеет и сам Тэён, увлёкшийся картинками перед глазами. Его фантазия шагает дальше, старший давно приспустил штаны и трётся пахом, обещает выдрать прямо на улице, безо всяких прелюдий и угрызений совести. Они целуются, жадно и несдержанно, сталкиваясь зубами, и каждый норовит урвать языком шаткое лидерство. Следы укусов складываются в причудливую дорожку вдоль длинной шеи и...       Тэён дёргается, словно просыпается и вдруг осознаёт, что разводы на руках остались, что, возможно, шалость удалась, однако останавливаться не планирует. С помощью антисептических салфеток, несколькими размашистыми движениями, он стирает наивное начало и старательно выводит уже знакомую пару, только без клочка одежды, на мятых простынях. Играющие (по канонам) мышцы спины, широко разведённые ноги того, кто снизу, и кроткое облачко над их головами с одним единственным колючим:       «Ну как?»       А у самого в трусах уже тесно, и чёрт его знает, куда всё зашло, в какие дебри самоласкания, если бы не Тэиль, громко хлопнувший дверью и во внезапной тишине заявивший из крошечной прихожей:       – И давно у нас здесь болото? Тэиля в школе, когда он носил очки, называли тупой черепахой, кстати.       Тэён сначала ничего не понимает и судорожно думает, чем бы прикрыться, лишь бы не прослыть конченым извращенцем. Когда хватается за покрывало и заматывается в него, облегчённо вздыхая, – не понимает, что за ерунду несёт и чем чавкает Тэиль. Но Мун не чавкает – Мун, если вслушаться, шлёпает по неведомым лужам, хотя откуда в многоквартирном доме озёра, если… Твою мать. Тэён путается в массивных складках ткани, почти падает, сшибает лампу и на всех парах несётся в ванную, где забыл выключить воду. Он тихо чертыхается и откровенно матерится, ругая себя за забывчивость и лёгкость, с которой увлекается рисованием. То, что ему ощущалось минутами, оказалось их десятками, и, вернись Тэиль часом позже, тут было бы не болото, а весь Тихий океан. Кран с противным скрипом поддаётся уговорам, но работы по уборке – непочатый край, как говорится.       Вода залила кафельный пол и вытекла аж к входной двери, превратив не совсем чистый коврик в действительно малоприятную кашу. Вишенка жизнерадостно топает тяжёлыми рокерскими ботинками, поднимая резвые фонтанчики, хихикает себе под нос и двадцать раз меняется в лице, завидев Тэёна.       – У нас в гостях были Марк с Донхёком?       – Нет, с чего ты взял? – Искреннее недоумение.       Тэиль в философской задумчивости чешет макушку, решается, после этого обводит пальцем своё лицо и тычет в сторону зеркала, намекая другу, что неплохо было бы туда заглянуть. Так, на всякий случай.       Покрывало шлёпается в импровизированную стирку, когда Тэён поворачивает голову и лишается дара речи. Его собственное лицо, прекрасное лицо с изящными чертами изуродовано кривыми зигзагами, половыми признаками слабых и сильных, сердечками, мультяшными котами и свинками. У него усы, монобровь и огромное, на весь видимый участок шеи:       «Сотрёшь сам!»       С учётом того, что после занятий ему позвонили из Пекина и сообщили, что рейс завтра утром, то это катастрофа.       Это катастрофическая, через коромысло её, катастрофа, и один-ноль в пользу Чон Джехёна.