Дорога из листьев

Крисания с ужасом смотрела на идущего к ней призрака и пятилась, безжизненно ступая ослабевшими ногами. Рыцарь Смерти с каждым шагом подходил к ней все ближе, не обращая ни малейшего внимания ни на застывшего без движения кендера, ни на лежащего в целительном сне Карамона. Надежды на спасение не осталось. Воин в черных доспехах поднял руку и направил на Крисанию бледно светящийся указательный палец.  — Нет! — простонал Тас, чувствуя, как его охватывает леденящий душу ужас, не подвластный ни разуму, ни воле. — Нет! Кендер затрясся, словно в лихорадке, хотя не имел ни малейшего представления о том, что сейчас произойдет. И в тот момент, когда с мертвых губ Сота был готов сорваться приговор, лес вокруг озарился нестерпимо ярким светом. Треск тысячи молний ударил по барабанным перепонкам, и в излучающем слабый свет туманном мареве между стволов деревьев показались две темные фигуры, одна из которых, ниже ростом, бессильно опиралась на руку другой.  — Отойди от нее, Сот, — услышала жрица смертельно усталый, но очень знакомый голос. — И желательно навсегда. Рыцарь Смерти замер, потом церемонно поклонился обладателю голоса, и без единого возражения растворился во тьме.  — Рейстлин! — воскликнул Тассельхоф. — Это ты?! Ты такое пропустил! А правда, что…  — Знакомься, Шанта. Это Тассельхоф Непоседа. Если собираешься пожать ему руку, убедись, что у тебя при себе нет ничего ценного. Этот спящий здоровяк — мой брат Карамон. А это… жрица старины Паладайна, ее зовут Крисания Таринская. Она способна помочь тебе. — Он, помедлив, вышел из тени деревьев, поддерживая свою раненую спутницу, и поднял на жрицу взгляд золотых глаз. — Здравствуй, Посвященная. Губы Крисании, все еще бледные от пережитого ужаса, тронула слабая улыбка.  — Здравствуй, маг, — сказала она.