Kill me, heal me

Пасифике пятнадцать лет, у неё бессонные ночи, огромное темно-синее небо, испещрённое тысячами звёзд и горький кофе, пролитый на рисунки, набросанные дрожащей рукой. Её киты под кожей тонут в алой крови, захлёбываясь, идя на дно тяжёлыми камнями. Правильно говорила мать, заливая слёзы вином, никого нельзя пускать в своё море, потому что они убьют твоих китов и порвут твоё небо на лоскуты. Кровь по венам идёт быстро-быстро, разнося яд предательства и обиды по всему телу, доставляя его в каждую клеточку тела. В висках набатом стучит: ушёл. Он ушёл. Ушёл, и ничего не сказал. Обещал не оставлять, обещал остаться, никуда не уходить. Но смерти абсолютно наплевать на то, что кто обещал. Ей плевать на всё, кроме своего долга. Ушёл в темноту, ни слова не сказал. Так было нужно, пойми. Он не смог остаться. У Диппера в его пятнадцать было больное сердце, пустота в голове и желание не стать разорвавшейся гранатой для тех, кто ему дорог. Потому он ушёл в ночь, оставив позади надежды на лучшее. Может, он мёртв, может жив. Никто не знает. И Пасифика, для которой Диппер стал спасательным кругом в этом мире, больше ничего не хочет от жизни. Она не хочет стать великим дизайнером, не может больше рисовать сногсшибательные костюмы, эскизы которых скупали самые знаменитые в мире компании. На каждом её рисунке – Диппер. Танцует, стоит, смеётся, играет на гитаре, спит, курит (Диппер, ты дурак совсем, у тебя же больное сердце!). Сотни и тысячи мгновений жизни, оставленных карандашом Пасифика на желтоватой, от пролитого кофе, бумаге. Она столько раз думала о самоубийстве, подставляла пистолет к виску, вставала на балкон, опасно балансируя на самом краю, пыталась затянуть петлю на шее. Не получалось. Она просто не могла, раз за разом отступаясь от опасной игры со смертью. В очередной раз отойдя от балкона, Пасифика тяжело вздыхает, и достаёт сигарету из помятой пачки. Дурная привычка, появившаяся с момента смерти исчезновения Диппера. И вдруг Пасифику прошибает понимание: он хотел, чтобы все жили дальше. Чтобы не загибались от тоски после его смерти, не плакали, не страдали. Чтобы жили дальше, с призрачной надеждой на то, что он живой. Чёртов гений, хмыкает Пасифика. Рассвет прекрасен сегодня, верно, Диппер? Выбросив дотлевающий окурок вниз, она заходит в дом, прикрывая за собой полупрозрачную дверь. Жизнь продолжается, не так ли? Ответом ей служит солнце, засиявшее на безоблачном голубом небе. Жизнь продолжается.