Kill me, heal me

- Пасифика, ты такая бесчувственная сука, - ухмыляется Диппер, застёгивая светло-голубую рубашку. Пасифика перекатывается на живот, алебастровая кожа белеет в неверном свете свечи. - Но признай, ты любишь меня, - отвечает она ему, проводя по ноге Диппера ногтями, едва касаясь. Глифула чуть передёргивает, но он быстро берёт себя в руки. - Конечно же нет, я ведь не сраный Дамблдор, - раздражённо шипит парень, пресекая попытки Нортвест возбудить его ещё раз. Не сегодня. Она не победит второй раз. - Всё сопротивляешься? У тебя получается так себе, - улыбается Пасифика и прикрывает глаза. - Ты не победишь второй раз. Нам на сцену скоро, - Диппер застегнул брюки, надел пиджак. – Где мой галстук? – Диппер поворачивается к Пасифике и видит, что та уселась на колени, надев злосчастную побрякушку на шею. Волосы мягко рассыпаны по плечам, на губах играет хищная улыбка. Она голая. И чертовски красивая. - Отбери. - Пасифика, отдай, не заставляй меня… - Что? – девушка улыбается краешком губ, перекатывая слова на языке, будто кошка какая. Словно сейчас замурчит. – Отшлёпаешь меня? Так я и не против. - Пасифика, перестань! – Дипперу не то что бы не хочется этого. Он не желает быть проигравшим. Как и Пасифика Элис Нортвест. Их союз – это что-то из разряда фантастики, потому что отношения, завязанные на соперничестве и ненависти – нечто из ряда вон. Соперничество, завязавшееся ещё в детстве, так и не закончилось. Они до сих пор соревнуются: в постели, в жизни, в самых простых вещах вроде того, кому больше подарят цветов, или громче похлопают. Пасифика поднялась с расправленного дивана, стоявшего в очень тесной гримёрке и медленно, очень медленно подошла к Глифулу. - Ой, да перестань ты, - начала она, проводя рукой по щеке Диппера, спускаясь на шею, обводя контур воротника рубашки. – Я же вижу, что мы оба этого хотим. - Я не хочу, - в голосе парня послышался холод, отражённый от безумно синих глаз Пасифики; он отнял её руки от шеи. - Твоё тело говорит об обратном, - шепчет Нортвест, прижавшись к Дипперу всем телом. Её горячий шёпот обжигает кожу, а руки начинают медленно расстёгивать рубашку. Она всегда уверенно идёт к победе, уж кто-кто, а Пасифика Нортвест всегда добивается своего. - Нет! – почти выкрикивает Диппер, отпрянув от девушки и ударившись плечом о шкаф.- Нет, я сказал. Отдай. Его. Сейчас же. - Не отдам, - шелестит Пасифика, облизывая губы. «Она что, ходила на курсы для профессиональных шлюх?», думает Диппер, лихорадочно придумывая план. Ему нужно победить. Так чертовски нужно не поддаться этому голосу, этим губам, этому зовущему телу. Не поддаться ей. Это будет унизительнее, чем если бы его заставили сделать этой суке предложение на глазах у всей Америки. Потому что об этом поражении ему будет напоминать каждый грёбаный день сама Пасифика Нортвест, демон под личиной ангела, блудница в костюме монашки. - Отдай сюда! – голос Диппера твёрд, но глаза выдают его с головой. Но Глифул ещё держится, и надеется продержаться до выступления. Он кидает мимолётный взгляд на часы.Целых Всего лишь полтора часа. Он справится. - Папочка накажет меня? – издевательски ухмыляясь, Пасифика встаёт на колени. Он проиграл. - Нет. Уйди с дороги, - почти приказывает Диппер, твёрдым шагом направляясь к столу. Достав Дневник – жалкое зрелище – он начинает читать, сидя на стуле и закинув ноги на стол. Ну, как читать, скорее, гипнотизировать взглядом точку на странице, где рассказывается о гномах. - Папочка обидел свою маленькую девочку, - мурлычет Пасифика, встав за спиной у Глифула. – Девочка расстроена. И намерена взять своё. Диппер охает, когда девушка садится к нему на колени, без всяких предупреждений, без переходов. Садится и прижимается всем телом. Так умеет только она. У него было достаточно «отношений», чтобы раз и навсегда уяснить: так делает только Пасифика Нортвест, и её даже сравнивать нельзя с другими девушками. - Пасифика. - Да? – хлопает та ресницами, подняв на Диппера пронзительно-синие глаза. Всё, пропал. - Слезай, - командным тоном говорит Глифул, но голос его дрожит, а глаза темнеют, покрываясь пеленой возбуждения. - Ни за что на свете, - Пасифика приникает губами к шее Диппера, и тот непроизвольно стонет. Пасифика ликует, Пасифика радуется – она победила. Снова, как и тысячу раз до этого. Она спускается ниже, расстёгивая рубашку и покрывая поцелуями теплую кожу Диппера. Её человека. Её собственности. - Ты мой, - шепчет она, целуя ключицу. – Мой. И только мой. Диппер проиграл, но в данный конкретный момент ему плевать. Он лучше этой суки во многих вещах: на сцене – он центр внимания, в детстве она проигрывала ему девять пари из десяти, новые игрушки первыми появлялись у него и именно он был первым у Пасифики, хоть и далеко не единственным. - Да. Она поднимает свои бездонные синие глаза и радостно улыбается. Он признал поражение. Признался ей в любви. Она коротко целует его в губы, чуть прикусывая, после чего разрывает поцелуй и продолжает расстёгивать рубашку, заставляя Глифула недовольно замычать. - Подожди секунду, - говорит Пасифика, снимая с шеи кулон. Чуть повозившись с застёжкой, она закрепляет его на шее Диппера. Он распахивает глаза, приоткрыв рот. Она сдалась. Призналась ему в любви. - Ты мой, - удовлетворённо повторяет Нортвест, любуясь своей работой. О Господь Всемогущий, Глифула порой так легко победить, ошарашить. Мальчишка в теле взрослого. Человек без детства. — И я твоя. Диппер сглатывает и кивает. Закрывает глаза. Пасифика улыбается — он побеждён. Окончательно. Расстегнув рубашку, девушка принялась расправлятся с ремнём, то и дело "нечаянно" задевая недвусмысленно выступающий бугорок на брюках. На каждое её касание Диппер возмущенно цедил сквозь зубы что-то матерное. Такой нетерпеливый. И полностью в её власти. Пасифика упивалась этим моментом, смаковала каждое мгновенье, растягивала удовольствие. Ей так хорошо, до ужаса замечательно, что она и не заметила тени злорадства, проскользнувшей на нахмуренном лице Глифула. Она спустила брюки до щиколоток и опустилась на колени перед Диппером. - Твою ма-а-ть, - цедит Диппер сквозь зубы, когда чувствует горячий влажный рот, принимающий его в себя. Пасифика с влажными пошлыми звуками обводит языком каждую венку, каждую неровность, и Диппер надавливает ей на затылок, зарываясь пальцами в мягкие волосы, теряясь в ней, растворяясь. По-другому и не умеет вовсе. Диппер понимает, что проиграл ей тогда, в тот самый момент, когда пустил в свою жизнь.