Максимилиан

Карл приносит горячий чай и порцию таблеток сильно болеющей девочке. Проходит тихо, чтобы не разбудить ни её, ни господина, тихо спящего в глубоком кресле у камина. Поставив бесшумно поднос на низенький столик, камердинер спешит скрыться, чтобы не мешать, и ему почти это удается: как бы тихо ни прикрывал он за собою дверь, острый на все пять чувств Максимилиан открывает глаза, а оглядевшись, вздыхает. Снова уснул тут. Пора бы завязывать, да возвращаться к привычному образу жизни, да только девчонка не дает. Вот, опять заболела, еще серьезнее, чем прежде. Не любит Максимилиан, когда она болеет, потому что в замке становится до невозможного скучно и тихо, и он и думать не может о тех временах, когда дом его всегда был таков. Немыслимо, совершенно немыслимо. Максимилиан не издает ни звука, но каким-то образом Элен все-таки оказывается разбуженной. Она сначала ворочается в своей постели, а затем приоткрывает чуть-чуть глаза. Максимилиан осторожно касается её вспотевшего лба, убирая выбившуюся челку назад. - Мне надоело болеть, Макси, - жалуется она не своим голосом – хриплым, сравнительно низким. - Я знаю. - Я ненавижу болеть. - Я знаю, Элен, - успокаивает девочку Максимилиан, - Ты скоро поправишься. Просто потерпи еще немного. Вот я – я никогда не жалуюсь на болезнь! - Ты и не болеешь никогда, Макси! – громко возмущается Элен, но тут же заходится кашлем. Максимилиан ощупывает её лоб, а затем пальцы – холодные как лед. - Ты замерзла? – интересуется он заботливо, но продолжает, не дожидаясь ответа, - Почему не сказала? Он сам приваливается к спинке кровати, а Элен, поняв намек, вскарабкивается к нему на колени. Хоть Максимилиан и вампир, если питаться обильно и часто, даже самый старый труп возомнит себя живым и полным молодости. - Ты спал… - тихо отвечает Элен, с еле слышимыми виноватыми нотками в голосе. Только это останавливает Максимилиана от того, чтобы сказать, что-то колкое. Вместо этого он ворчит беззлобно: - Чай не умру, если разбудить. И так уже мертв. Элен внезапно замирает в его объятиях, а вместе с ней и Максимилиан, обеспокоенный тем, что, наверное, напугал её. Элен не так давно живет здесь, не привыкла еще к местным нравам и обычаям, и не стоило упоминать о том, кто он есть. Особенно, если учесть, что она чуть не пала жертвой клыков его сородича. Элен отстраняется от теплой груди Максимилиана и смотрит напряженно на его губы, которые Максимилиан тут же поджимает. - Что такое, Элен? – спрашивает он подозрительно, а она мотает головой – но взгляда отвести не может. А когда он говорит, то глаза её широко распахиваются, а кулачки сжимаются на подоле платья. Несложно догадаться. Максимилиан кивает еле заметно и Элен поднимает вверх ручку. Когда её пальчики касаются сухих обветренных губ вампира, он приоткрывает рот, позволяя человеческой девчонке неслыханную вольность. Клыки – святое и никто не может их касаться. Даже в поединках в клыки никогда не целят, если не хотят убить. Максимилиан буквально чувствует, как мягкая кожа, ароматная и сладкая, трется о его зубы, но презренный порыв сущности сдерживает, стоически перенося и боль, и Голод. - Страшно? – спрашивает он, когда Элен, убрав руку, прячет её на груди. Девочка хочет мотнуть головой смело, но что-то останавливает её. Съежившись, она признается: - Немного. Они острые, но если спрятаны – то не так и страшно. Максимилиан видит, что она храбрится и потому нарочно позволяет клыкам вытянуться, а лицу исказиться. - А меня боишься? От пристального и немного любопытного взгляда красных глаз альбиноса Элен вздрагивает, но головой мотает. - Макси не боюсь. - Зря, - вздыхает Максимилиан и, качая головой, прячет клыки. Девочка сворачивается на его груди комочком и засыпает, а он, выспавшийся днем, сидит и предается размышлениям. Спрятал, значит. А надолго ли? (Год 2011. Максимилиан – 624 лет, Элен – 6)