Максимилиан

В столь ранний час улицы Кёльна уже полнились всяким людом, который состоял в основном из бедных горожан, спешивших на работу, да пьяниц. Ночью ударил сильный мороз, сейчас же небо щедро посыпало землю мелким и колючим снегом. Максимилиан, пробираясь самыми темными закоулками, возвращается в свое временное прибежище здесь. По пути он выбросил в реку испачканные в крови перчатки, но на нем все еще остается кафтан, который он точно не может просто снять и выкинуть. Поэтому Максимилиан и старается не попадаться на глаза простым смертным людям. Не хватало еще, чтобы его репутация в этом городе была испорчена каким-нибудь сбродом, готовым распускать самые гадкие и неправдоподобные слухи. Хотя, насчет неправдоподобности он погорячился. У ворот постоялого двора стоит Карл, нервно притоптывающий и отнюдь не только от беспокойства: его щека сильно покраснела, от чего можно догадаться, что камердинер стоит тут, под рассветным солнцем, уже давно. - Хвала всевышнему! – Карл бросается к Максимилиану, но тот проходит мимо, даже не обращая внимания. – Где вы были? Я весь извелся. Максимилиан молчит до тех пор, пока не попадает в свои покои – красивую и богато обставленную комнату, с огромной кроватью под балдахином и мягкими креслами. - Принеси мне одежду, - сухо требует Максимилиан, стягивая с себя кафтан. За несколько часов, что Максимилиан плутал по улицам, скрываясь от погони, а затем возвращаясь на постоялый двор, ткань пропиталась кровью. Кровь застыла и намертво склеила его израненный торс и с кафтаном, и с нижней рубахой, а ускоренная регенерация сделала только хуже. Мужчина с мясом отдирает ткань с кожи, не ведя и бровью, и бросает на пол, ставя в уме заметку: «Сжечь». Карл подносит ему стопку с аккуратно свернутой одеждой. Максимилиан, в последние несколько десятилетий близко сошедшийся со знатью и купивший себе место среди них, не раз видел, что эти богатеи даже одеться сами не могут. А дамы и вовсе не способны даже гребень в руке правильно удержать. Это было настолько омерзительно, что он дал себе слово никогда не просыпаться позже, чем дама в его постели. Если она, конечно, оставалась в живых. - Я поприветствовал Колеров, - с довольной улыбкой сообщает Максимилиан, застегивая камзол на все пуговицы. Затем идет подбитый мехом тапперт, и Максимилиан проклинает моду и правила, предписывающие ей подчиняться. Раньше было проще. Но и социальное положение было ниже. - Колеров? О, не-ет! – Карл падает в кресло и прикладывает пальцы к закрытым векам. – Вы же обещали не лезть на рожон, пока мы не закончим человеческие дела в этом городе. - Извини. Но я действительно, лишь хотел поприветствовать их. Но они почему-то напали на меня! - Действительно – почему? Вы воздействовали на охрану, после чего та не смогла оправиться? - Я не виноват, что они такие хлипкие! – раздраженно жалуется Максимилиан. – Я всего лишь показал им, как в муках умирают их близкие, но они сразу же потеряли сознание. В чем смысл быть вампиром, если у тебя такая слабая выдержка? Карл испускает вздох, достойный самой беспокойной мамаши, чей сын вновь что-то натворил. - Какие у нас планы на сегодня? Карл подробно расписывает все прелести приема у графини, и Максимилиан выпадает из реальности примерно на середине рассказа. Его мысли возвращаются к логову Колеров на окраине города и к его обитателям. Старик Колер оказался не таким уж и слабаком, каким был еще лет пятьдесят назад, а его семья разрослась. Это может стать проблемой уже в ближайшем будущем. Неожиданно перед глазами всплывает лицо девушки, которую он видел там. Гизела, внучка Колера. Выразительные карие глаза, мягкие кудри русых волос… Как приятно будет сжать их и потянуть назад до боли, чтобы увидеть, как ужас появляется в глазах… Как жаль, что тратит она себя на нищего смертного. Максимилиан резко встает и широким шагом направляется к выходу. - Карету, если вам угодно? – Карл семенит за своим господином. - Мне угодно идти пешком, - жестко отвечает Максимилиан. - Но господин, это не подобает… - Я сам буду решать, что подобает, а что нет. Я иду пешком. И найди мне на ночь какую-нибудь хорошенькую девицу, - бросает напоследок Максль, прислоняясь к косяку. – Я ведь могу на тебя рассчитывать? Ответа он не дожидается и закрывает за собой дверь. Устроившая прием графиня – женщина немолодая, год назад овдовевшая. Все её дочери, кроме самой младшей, вышли замуж, а сын о жене даже и не помышляет, ведя праздную и пустую жизнь. Он серьёзно пытался вести с Максимилианом разговор о политике, о реформах императора и военной кампании в Италии, но в итоге только и сумел, что в пух и прах разнести правление предыдущего императора, по-видимому, повторяя слова отца, потому что сам он помнить его не мог. А затем началась непонятная болтовня, не содержащая в себе ничего значимее цветка в волосах какой-то дамы. Скучающим взглядом Максимилиан обводит залу, ища спасения от этого глупого человека, но ничего не находит, и тогда раздражение из-за бесполезно потраченного времени достигает критической точки. Обрывая собеседника на полуслове, Максимилиан поднимается и стремительно направляется к лестнице. Преодолев несколько десятков ступеней за считанные секунды, мужчина толкает тяжелую дверь рукой и наконец, чувствует себя освобожденным от тяжелого бремени. Прохладный воздух наполняет легкие альбиноса и вырывается обратно облачком белесого пара. Карл не ждет его так рано, но бесцельно бродить по городу не хочется. Максимилиан возвращается на постоялый двор, иногда кое-где срезая путь по темным закоулкам, куда ни один аристократ не сунулся бы. Карл ждет его в вестибюле. Не издавая ни звука, поднимает глаза к потолку, и Максимилиан благодарно кивает, поняв, что его ждет гостья. Как раз вовремя. Двигаясь бесшумно, Максимилиан входит в свою комнату и бросает на пол этот идиотский берет с пером. На его кровати сидит проститутка, низко склонив свою голову; ничем не сдерживаемые темные волосы завесили лицо. Стянув с себя тапперт, Максимилиан садится рядом с ней, и проститутка вздрагивает. Мужчина протягивает руку и, не заботясь о нежностях, берет её за подбородок и поднимает. На него смотрят огромные испуганные глаза, один карий, другой голубой. «Черт бы побрал этого Карла», - устало думает Максимилиан. Притащил к нему еще совсем ребенка. Наверное, пошла на панель, чтобы не помереть с голоду. Или семья продала за гроши в бордель. А может, у неё и нет этой семьи, которая избавилась от неё из-за этого дефекта, как и семья Максимилиана избавилась от него. Скорее всего, сегодня её «дебют», если можно так сказать, а ей не повезло попасть к безумному альбиносу. «Что за напасть». - Не бойся, - переступая через свой характер, Максимилиан осторожно касается рукой её волос. – Я не причиню тебе вреда. В глазах девочки помимо страха мелькает недоверие. Что за жизнь она до этого вела? Что заставило её, еще совсем ребёнка, пойти в путаны? Этот мир точно сошел с ума. - Давай я тебе заплачу, но ты уйдешь домой, хорошо? Подставь-ка ладошки. Теперь глаза девочки смотрят удивленно. Максимилиан отстегивает от пояса кошель, набирает целую горсть золотых гульденов и высыпает их девочке в ладони. У неё, в жизни не державшей в руках столько денег сразу, глаза чуть на лоб не вылезают. - Зачем… так много… - Ты смеешь мне перечить? – Максимилиан театрально вскидывает брови и получает от девочки улыбку. – Спрячь их. Не трать сразу. Кто знает, быть может, они качнут когда-нибудь чашу весов к твоей свободе. А теперь иди. Девочка вскакивает на ноги, смущенно благодарит его, склонив свою прелестную головку, и юркает в дверной проем. Через минуту появляется Карл, недоуменно смотрящий назад. - Вы сегодня… очень быстры, господин, - произносит он с почти незаметным сарказмом. - Очень смешно, - огрызается Максимилиан и падает на перину. – Пригласи наших гостей, будь добр. - Каких гостей? - Хочешь сказать, что не заметил? А ведь они здесь появились раньше меня… Слышишь меня, Гизела!? Дверь распахивается и Гизела, нервно озираясь, входит внутрь комнаты. Она тащит на своем плече бесчувственного мужчину. - Так это и есть твой смертный? – Максимилиан издает короткий смешок. – Дедушка, небось, рад до потери пульса. - Он умирает. Прошу, помоги ему! – Гизела падает на колени и лбом бьется об пол. Максимилиан приходит в некоторое недоумение. - Я не умею исцелять. - Я знаю. Но ты можешь облегчить ему переход в иной мир. Умоляю тебя, ты ведь можешь забрать его страдания. - Отлично, - Максимилиан заинтересованно приподнимается на локтях. – Но что мне за это будет? Всего мгновение длится замешательство Гизелы. Затем он выдыхает в свои плотно сжатые руки. - Все, что угодно. Максимилиан не торопится выполнять обещание. Он расстегивает и стягивает с себя узкий камзол, оставаясь в одной просторной рубахе и обтягивающих штанах-трико. С любопытством разглядывая умирающего человека, он совершает несколько кругов по комнате, пока это не надоедает Гизеле. - Чего ты ждешь? – кричит она отчаянно. – Помоги ему! - Всему своё время, - загадочно отвечает Максимилиан, но все же перенимает вес мужчины на себя и, удерживая его перед собой руками, разглядывает как диковинный экспонат. - Это тиф, - не касаясь, обводит пальцем болячки на груди мужчины. – О чем ты думала, таща его в центр города? Здесь и так не слишком безопасно в этом плане. - Но он так страдал! Я не могла больше на это смотреть. - Ты могла бы его обратить. - Обратить? – Гизела в ужасе прижимает ладони ко рту и мотает головой. – Лучше смерть, чем подобная участь. Максимилиан неопределенно пожимает плечами, что он, мол, согласен. Конечно, лучше сдохнуть подобно крысе от тифа, чем переродиться и жить, пусть и в том урезанном понимании этого слова. - Как его имя? - Альбрехт, - отвечает Гизела. – Альбрехт Аденауэр. Максимилиан что-то задумчиво мычит. Он аккуратно укладывает мужчину на пол, а сам садится рядом и склоняется над ним так низко, что почти касается лбом бесчувственного тела. Гизела внимательно наблюдает, а Карл, давно разгадавший намерения своего господина, стоит позади неё, готовый, в случае чего, схватить молодую и глупую девчонку. Максимилиан кладет ладонь на лоб мужчины и что-то шепчет нараспев. - Карл, - произносит он тихо, но отчетливо таким тоном, что не стоит сомневаться: это приказ. А затем совершает один роковой поступок, от которого он непременно отказался бы, если бы знал, какие он повлечет последствия. Он кусает умирающего и вводит ему весь яд, который только есть в нем. Гизела взвывает точно раненый зверь и рвется вперед, но оказывается придавленной к полу Карлом. Максимилиан встает и пинком отшвыривает уже мертвое тело от себя. Он подходит к Гизеле и рывком поднимает её, схватив за горло. Карл покорно отходит в угол комнаты. - Зачем ты это сделал? – Гизела хрипит из-за недостатка воздуха. Но была бы её воля, её глаза давно сделали бы из Максимилиана решето. – Ты осквернил его душу! - Осквернил душу? – Максимилиан смеется тем невменяемым сиплым смехом, что по ночам преследует всех его жертв. – Нет. Я спас его жизнь, чего ты по причине своей бесхребетности сделать не смогла. - Побойся бога, Максимилиан! - Бога? – губы альбиноса расплываются в безумной кривой усмешке, обнажая белые клыки. – К черту вашего бога, я уже мертв. Так что радуйся. Я принял грех на себя, а твой любимый вернется в твои объятия через несколько дней… Ох, постойте-ка, - Максимилиан склоняет голову вбок, как придумавший проказу ребенок, - он тебя не любит! И ты боишься, что он уйдет? По твоим глазам я вижу, что прав. Тогда у меня к тебе есть предложение. - Какое еще?.. – Гизела запинается, почувствовав на своей талии руку, холод которой ощущается даже сквозь слои одежды. Максимилиан прижимает Гизелу к стене своим телом и любовно, надавливая, водит по шее пальцем, вслед за которым на нежной белой коже расцветают кровоподтеки. - Я заберу этого мальчишку с собой, - вкрадчивым голосом шепчет Максимилиан, обжигая холодом ухо Гизелы, - а ты, если хочешь поехать с нами, можешь оказать мне одну услугу… Вместо окончания фразы – руки альбиноса, разрывающие платье девушки от груди. От подола он отрывает крупный кусок и грубо сует ей в рот, чтобы не кричала, когда он будет медленно рвать зубами её горло, выводить ножом на коже лишь ему ведомые узоры, насиловать её, тоже медленно и со вкусом. У Максимилиана богатая фантазия. Карл выходит из комнаты господина, плотно закрывает дверь и встает на страже его секретов. (Год 1510. Максимилиан - 123 года)