Отзвучавшее

От павших детей все еще слабо пахло Поверхностью, даже когда синтетические запахи лаборатории перебивали все остальные. Их хрупкие трупики хранили отпечаток солнца, весны и жизни. их кровь была пряной, как рождественские печенья и букеты полевых цветов, и, даже несколько минут ожесточенно смывая с себя красные пятна, Гастер чувствовал, как его руки все еще пахнут мандаринами и жгучей гвоздикой. их души были яркими кусочками утренней радуги, и они звенели при приближении, словно звонкие серебряные колокольчики — и монстр чувствовал болезненную слабость перед их голосом, подобно тому, как слабели моряки от песен сирен. Они были самым прекрасным, что вообще могло существовать тут, под землей, и Гастер невольно благоговел перед их хрупкой, но столь чистой и непреклонной сутью, и одновременно ненавидел ее и боялся, как что-то слишком чужое и непонятное, не вписывающееся в картину мира и оттого отталкивающее. Временами ему хотелось слиться с душами; временами ему хотелось расколоть их на кусочки. Ведь ко всему прочему В.Д. чувствовал, что мертвые дети изменяют его. Безмолвно рассказывая свои истории, заново открывая простейшие истины, спрашивая и отзываясь на его резкие, отрывистые высказывания, грея и освещая, они капля за каплей наполняли Гастера чем-то, что прежде было ему слишком чуждо — но теперь стало его частичкой, плотно срослось с костями и пустило в них корни, заставляя взглянуть на мир немного иначе, чуть шире распахнув глаза, чуть глубже вглядываясь в вещи, видя больше, чем раньше, и, что важнее — понимая, кто и какую цену заплатил за все это. Каким-то невероятным, безумным образом мертвые дети наполняли его желанием оплатить свои долги.