Letters about Everything

Смотрю на её прикрытые веки, контур носа, улыбку, чувствую её объятия, робкий поцелуй, слышу слова благодарности и вспоминаю всё до мельчайших подробностей. Через день после смерти Гвинеры я заявилась к ним домой под видом её родной сестры. Сначала овдовевший папаша не понимал, к чему это всё, но со временем привык, что я часто бываю у них дома, притаскиваю необходимые предметы для жизни, в основном подгузники и провизию для Юли. Ей только два года, а я лишила её матери. Как мне стыдно, слышишь, наставница? The clouds are rollin' in Who will watch them Малышке уже семь лет, мы с её отцом отправляем Юлю в первый класс. Русые густые волосы завязаны резинкой с большим белым бантом, белая рубашка и черная юбочка до колен ей так шли! Конечно, кто ж выбирал, хаха. Я. Юля привязалась ко мне, называет просто по имени — Наташа. А, и да, отец девочки верит в легенду о моей работе на дому. Отчасти это правда, я сидела весь день с ребёнком, а ночью занималась делами Полуночниц. Хорошо, что с ними нет особых проблем. Хоть Высшие постоянно наблюдают за мной, но это их работа, да и я смирилась за столько лет. The waves are strong The boat is gone I hope they’re swimming Единственное, что меня беспокоило в Юле — рисунки. Да, простые рисунки в альбоме, но обычные дети не рисуют девушку с длинными зелеными волосами и во всём черном каждый день! Я старалась входить во Тьму перед девочкой только по мерам, не требующих отлагательств, но трёх-четырёх раз оказалось достаточно. На мой вопрос, кто эта девушка на рисунках, дочь Гвинеры отвечала максимально честно: «Вижу её силуэт, когда засыпаю и просыпаюсь. Она похожа на тебя». Кружить вокруг да около не могла я долго, поэтому вместе с Юленькой придумали сказку про зеленовласую девочку, вестницу снов. Девочка, окончательно поверив в волшебницу, стала придумывать ей великие приключения. Самым любимым у неё стало кругосветное путешествие, где Вестница Снов посылала сны деткам, а потом встретила ребёнка, который очень сильно хотел ей помочь в этом деле. С согласия волшебницы он подсказывал, какие сны действительно приносили радость взрослым и детям. Little boy lost in the woods Where’s the clearing? В четырнадцать лет мировоззрение Юли перевернулось напрочь. В один из дней, когда у Полуночниц шли переговоры с Высшими о нарушении прав смертных, девочка прижалась ко мне так сильно, будто пряталась от кого-то. Сказала, что видела призрака с белыми крыльями. «Это не призрак, это ангел!» — отшутилась я тогда. На что Юля мне ответила — «Это наш враг, он хочет править людьми!» — и снова уткнулась личиком мне в шею. Этой крохе всего четырнадцать лет, а она уже с меня ростом. Сто шестьдесят сантиметров не предел, такой девиз у неё сейчас. Но тот факт, что она видела Делл Высших, не давал мне покоя, ведь именно на эту белокрылую я смотрела, успокаивая девочку. They’re calling loud But he’s not hearing Летрия не раз говорила мне сбежать из семьи, стереть память отца и дочки, но я не могла бросить их на полпути. В один момент мне настолько всё осточертело, что я плюнула и… Рассказала всё Юле. Показала мир вне границ, познакомила с так не вовремя вылезшей Летрией. Юля восприняла это так спокойно, будто само собой разумеющееся, а вот Делл Высших, Азрия, не понравилась ей. Это ещё раз подтвердило мои догадки о крови девочки. Полуночницами становятся после обряда посвящения, но для этого надо иметь частичку силы, повелевающей мраком. Помню, меня посвятили в Полуночницы двадцать пять или около того — довольно поздний возраст для проведения обряда. Раньше полуночницы рождались только от своих особей, но выяснилось, что смешение крови людской с тёмной даёт шанс на повышение уровня силы ребёнка. И я была одной из первых полукровок, которую, можно сказать, вернули в семью. Вместе со статусом «гарн» по моим венам теперь течёт Мрак, я стала чистокровной, за мной тысячи других Полуночниц, а я нянчусь с дочерью наставницы. Смешно, но я верила в неё. The bullet in the yard Is slowly rusting В шестнадцать лет Юля стала больше уделять мне внимания, старалась понять мои намерения, просила рассказать что-нибудь из столь долгой жизни. Папе ничего не рассказывала, на этом спасибо. Больше прикосновений, больше объятий, больше привязанности ко мне. Незаслуженно. Я начала отдаляться от неё, но это вызвало море проблем, которые решать пришлось мне. Даже не поняла, что Юля следила за мной во Тьме. Пыталась коснуться меня, используя минимальные умения в контроле Мраком. В итоге я решила научить её пользоваться хоть частичкой Тьмы, тем самым снова сблизившись с ней. — Тут легко, ты представь, как бы ты это сделала, а Мрак это сделает за тебя, — моргнула, улыбнувшись своим мыслям, и комочек Тьмы кротко поцеловал подростка в щёку. Та хихикнула, погладив его пальцами. А потом этот комочек ткнулся мне в губы несколько раз. Запомнилось красное от смущения личико. The kid’s come back And I’m just looking Юле семнадцать. Осознав свою сущность, она не волновалась о последствиях, входя во Тьму, скрываясь ото всех. Но не от меня. В какую бы даль она не заходила, я всегда возвращала её домой. В какой-то из упущенных мной моментов она стала одеваться в чёрное, старалась походить на мальчика, завязывая длинные волосы в хвост на затылке. А я не понимала, что причина была во мне, пока однажды Юля не прижала меня к стенке фактами и сетью Мрака, пока отец пребывал на работе. — Почему именно ты? — смесь плохо скрываемого раздражения, разочарования, зла и боли отразилась в тоне голоса, пока меня будто за ниточки поднимали выше, так, чтобы мы с Юлей были на одном уровне. Она вымахала выше меня на голову, и иногда мы казались сёстрами, никак не «тётей» и «племянницей». — Я? Юляш, ты чего? — Ты такая двуличная, я сначала не понимал почему. Потом ты втянула меня во всю эту полуночную дичь, а сейчас до меня дошло. Я мог бы жить обычной жизнью, познать радости и горя. Но из-за тебя этого не будет. The wine is on the floor The candles flicker Your eyes fall And I’m apalled Сети Мрака я могла бы сразу разрушить, но отчасти я понимала, что если сделаю это, девушка меня испугается. Гарн ведь и не такие вещи делали. Любая частица Тьмы обязана мне подчиняться, я ведь по сути источник её. Пятнадцать лет назад всё моё тело стало Мраком, просто немного другое агрегатное состояние. Волос, упавший с моей головы, отмёршая клетка кожи — всё это возвращалось во Мрак. Если сейчас раскопать могилу Гвинеры, можно найти лишь пустой почерневший внутри гроб. Умирая, мы возвращаемся во Мрак. Этого не знают даже сами Полуночницы, только те, кто становился гарн, чувствуют это, чувствуют всех предшественниц и близких. Я чувствовала злость Гвинеры, поэтому даже дёрнуться не смела. Могла, но не смела. Не знаю, что из всего этого отразилось в моих глазах, но Юля отпустила меня и отошла на пару шагов. Села на диван, подтянула колени к груди и обняла их. А я в свою очередь, смахнув блондинистые кудряшки со своего лица, обхватила её за плечи, не зная, что сказать. Просто не знала. — Прости. Прости меня, — бормотала я, не останавливаясь и поглаживая её волосы, пока она тихо всхлипывала. Без слёз. — За что? Почему именно я? Почему именно ты? — Что случилось, солнышко? — я мягко прикоснулась к щеке девушки, поворачивая её лицо к себе. — Тебе больше зелёные волосы идут, — выдохнула. — Четыреста десять лет разницы. Но ты выглядишь старше меня максимум на год. Легче было бы, наверное, не знать твоего реального возраста. Кивнув, я возвратила себе облик главы полуночниц, не выходя из внешнего мира. — Даже моложе кажешься, — поймала зелёную прядь, накрутила на палец, медленно спусти ладонь к моей груди и прижала, желая почувствовать сердцебиение. Хотя… нет. Явно не это. Юля резко отпустила колени, притянула меня ближе и поцеловала, сжав в кулаке футболку. Сие действие дошло до меня тогда, когда девушка перешла на мою шею, целуя каждый миллиметр. Оттолкнула её, отпрянула сама и, испугавшись своих же действий, я поступила как трусиха — сбежала во Тьму. That seems to me we’re always miles apart Trying to find another place to start Следующий месяц я наблюдала за ней, периодически отзванивалась её отцу, врала, что срочно вызвали в командировку, видела, как Юля становилась всё более закрытой ото всех. Она полностью игнорировала Высших, которые приходили наставлять на путь истинный. Без меня. Я же успокаивала себя фразой «без меня ей будет лучше», но Юля угасала на глазах. В бессилье я рвалась на другой конец планеты, где в неизведанных горах разрушала в пыль глыбы камней, вызывая землетрясения. Умудрилась даже сломать запястье и вывихнуть плечо, не рассчитав сил. Боли не чувствовала, скорее обиду на себя. Пока Мрак вправлял мне сустав и фиксировал запястье, переформировывая кости, я задумалась над ситуацией. Из-за какой-то любви, которую питала Юля ко мне без всяких на то причин и про которую я не желала и слышать после разрыва с Анжи, мы страдаем все. «Может, это ты отгораживаешься ото всех, Шиллия?» Знакомый голос прозвучал только для моих ушей. Гвинера. Да, она теперь частица Тьмы, а Тьма живёт внутри меня. Неудивительно, что именно наставница теперь пыталась мне вправить мозги. «Вправить? Почти. Ты вообще как с моей дочерью обращаешься? Почему после стольких лет та, что была постоянно рядом, та, что помогала справиться со всеми невзгодами, та, что в час ночи читала сказку ребёнку, неспособному уснуть из-за болезни, сейчас предаёт её?» Я не знала. А потому снова дробила камень здоровой рукой, пока ощутила всё. Я ведь полюбила Юльку сначала как дочь наставницы, потом как родную дочь, и около года я сама представляла себе, как поцелую её не так, как когда-то отправляла в первый класс. Чувственней. Раскрываясь и доверяя, снова впуская в своё сердце любовь. — Если… если всё будет напрасно, я уверяю — никому больше не откроюсь. «И не надо, девочка моя. Она та, кто нужен тебе. Уж поверь, я знаю это. И прости, что тебе пришлось ждать так долго и довериться не тем». Невесомый поцелуй в лоб от Гвинеры дал мне сил. Правда, я понятия не имела, что в таком случае надо говорить. А вы представьте, кинула я, значит, девушку после первого поцелуя, пропала на месяц или полтора, вывихнула плечо и сломала запястье о гранит, и тут прихожу вся перевязанная к ней и прошу прощения. Весёлая картина. Save me from myself I can’t relate We’re mouth to mouth And still I suffocate Прошла неделя, пока я сидела в каменном мешке, питаясь водой из трещины, что появилась в породе там, где я сломала запястье. Ирония. Прошла неделя, прежде чем я смогла более-менее двигать пальцами поврежденной руки без сильной боли. Прошла грёбанная неделя, прежде чем я заставила себя вылезти на поверхность, где меня сразу нашла Летрия и заставила пойти к нашим лекарям. И только после всех этих действий она отпустила меня к дочери Гвинеры, удостоверившись, что со мной больше ничего не случилось. There’s nothing left Inside for me to break Save me from myself Войдя во внешний мир около дома, я и думать не смела, что тут, мать его, ливень. Да, пройтись хотела. Два квартала пешком под сильным ливнем шла девушка с длинными зелеными волосами и яркими глазами. Надеюсь, все думали, что это линзы. Добравшись до квартиры, в которой нелегально прожила пятнадцать лет, я замерла. Вдруг там никого нет? Стоп, Шиллия, ты же Полуночница, алё! Мрак чувствовал частицу себя в квартире, а значит, Юля там. Она дома, наверное, не выходила никуда в этот ливень, не то что её «тётя»! Тётя-тире-будущая-девушка. Наверное. О, Тьма, как я волновалась… Мрак за меня зажал кнопку звонка, поняв, что лично я это не сделаю. Спустя минут пять услышала звук проворачиваемого ключа, спрятала повреждённую руку за спину, на всякий случай. Юля наконец открыла дверь, смотря на меня удивленно-равнодушно. — Привет. Надо поговорить. Всё, что я могла сказать. Happy ending’s all around And still they haunt me — Заходи, — она впустила меня в квартиру, запирая замки. — Чего так официально, через дверь, а не стены? И во Тьме? Прошло полтора месяца, а квартира всё такая же, только я чувствовала в ней себя чужой. Впервые за пятнадцать лет. Скромно присела на краешек дивана, пряча бинты длинным рукавом кофты. — Так легче. Ты могла вообще меня не впустить, я бы поняла, что всё. — Да, мог. Но впустил же. Что ты хочешь? Наташа. Шиллия. Как мне теперь тебя называть? При бате-то нормально, дело привычки. — Как хочешь. Прости меня. Не смотрела на неё, но уловила движение тела: Юля вздрогнула, будто желала это услышать, но совсем не в такой обстановке. Бинты белые, кофта черная. Натягивала рукав как могла, но в какой-то момент это стало бессмысленным. — Что, прости? — Прости меня. Мне нужно было время. Ты в праве сделать из меня высокомерную тварь и выставить из квартиры прямо сейчас, но дослушай. Лет так пятьдесят назад встретила я одну девушку. Влюбилась без памяти, думала, что она моя судьба. Но спустя много лет пришло осознание, что любовь ушла, а я оставалась с ней из-за привычки. Потом… Потом я взяла на себя обязанности главы Полуночниц, потому что в то время твоя мама была занята твоим отцом и, собственно, твоим зачатием, — я прервалась, чтобы не вспоминать весь тот ужас снова, когда меня Мрак ткнул под лопатку — ну да, Гвинера, кто ж ещё? — Давай без подробностей, не хочу даже знать, как мои предки трахались, — Юля оперлась о косяк двери, сложив на груди руки и уставившись на меня. А я ощущала себя пятилетней девочкой, которую отчитывает мама за оплошность. — Окей, наставница была занята твоим рождением, позже воспитанием. Но это бремя перешло на мои плечи, как и статус «гарн», после её смерти, — я, напрочь забыв о бинтах на сломанном запястье, утерла ими выступившие слёзы. Это слишком больно вспоминать. — До любви мне уже не было никакого дела, так как моя инициатива вырастить дочь Гвинеры под своим крылом обрела свой путь. — Гвинеры? — Ты же не думаешь, что в мире Тьмы мы носим свои имена при рождении? Нет, после обряда посвящения в полуночницы мы меняем имя. Я уже и не помню, какое у меня имя было при рождении, это было… около четырехсот тридцати лет назад. — Тогда сколько тебе было, когда поменяла имя? — Двадцать пять, или что-то около того. Полуночницы после обряда не стареют, если ты об этом. — Ты сейчас выглядишь младше меня, о чем ты? — из её горла вырвался плохо скрываемый смешок. — В общем, так уж получилось, что последние пятнадцать лет я отдавала тебе всю любовь, на которую могла быть способна. Я и сейчас отдаю, только уже не знаю, примешь ли её. Одно твоё слово — и я уйду, стерев о себе все твои воспоминания. — Дура, — Юля прошла к шкафу, достала оттуда два полотенца, одним накрыла меня, другим же пыталась промокнуть мои волосы, как я делала ей в детстве после ванны. — Что с рукой? — Да так, ударилась. — Ясно. Save me from myself I can’t relate Смотря на её сосредоточенное лицо, чувствуя её руки на плечах и холод от отсыревшего полотенца, я отчетливо понимала, что должна сделать. Не боялась, а выжидала момент. Я же гарн, ведь так? We’re mouth to mouth And still I suffocate There’s nothing left Inside for me to break — Повернешься? — кивнула, пересаживаясь с дивана на её колени, подставила вторую половину волос. Неторопливые действия её рук сводили меня с ума, я не могла больше ждать. Целую. — Что опять вспомнила? — она смотрит на меня из-под прикрытых век, её пальцы обжигают меня своей теплотой, передвигаясь с талии на бедра и обратно до лопаток. — Как впервые поцеловала тебя, — ёрзаю на бёдрах Ине, устраивая свои руки на её плечах, путаясь в отросших чёрных прядях. — Да, очень умно, целоваться в промокшей одежде, а потом греться голыми в горячей ванне. — Мы так раз пятьсот в твоем детстве делали, забыла? — смеюсь и наблюдаю за краснеющими щеками любимой. — Знаешь, как тогда стрёмно было? — с силой сжимает мои бёдра, явно желая оставить синяки. — Я с двух лет тебя голой видела. Помню, как ты в три года убегала от меня с полотенцем, поскользнулась, упала, а потом рыдала три часа, — смеюсь ей в шею, пока она явно хочет меня задушить. — Кстати, что за фотка? — достаёт у меня из кармана джинсов ту самую фотографию, где мы с Анжи тусуемся. — Давно сделана, до твоего рождения ещё. Моя подруга до определенного момента. Та ещё сволочь. — Ясно. Зачем тебе она сейчас? — Встретились с ней на выпускном твоём, попросила потом встретиться, а номер оставила на фотке. Ничего под рукой не было походу. — Тогда нахуй выкини. Или давай сожжём? Такой ритуал устроим! — я уже вижу искорки в глазах Юкине. — Только сначала ты мне дашь… — ЧТО?! — перебивает быстро, что я не успеваю договорить. — Ты не охренела ли случаем? — Я про еду, а ты мне про секс. И кто тут озабоченный? Save me from myself Меня закидывают на плечо и несут в сторону кухни. Предсказуемо, поэтому я начинаю щипать охренительную задницу Ине. Ах, какие визги, мне аж хочется отжарить не картошку, а саму Юкине. Ответ: я.