Этот мир не мой...

Дни сменялись неделями и единственное различие было в тестах, которые над ней проводили. Некоторые из них она даже затруднялась выговорить. Врач пришел к единственному решению- видя ее подавленное настроение и периодические бессонные ночи с криками ему не оставалось ничего другого как выписать ей антидепрессанты и снотворное. Конечно о том, как это подействует в куче с другими препаратами, он не думал. С другой стороны она была для него своего рода уникумом. С точки зрения анализов и многих тестов, психически она была абсолютно здоровой девушкой без признаков шизофрении или социопатии. Но если бы он рассказал это полиции или ее матери то это значило бы что ей здесь делать нечего. А значит, ради его экспериментов нужно было врать и подделывать результаты. Ризельда знала об этом, уж кому, как ни ей знать о том, что она здорова, но поделать она ничего не могла. Она решила ждать. Просто ждать какого-нибудь чуда. Чуда, которое поможет ей выбраться отсюда и держалась как могла. И хоть для всех она была с виду нормальной девушкой, но под гипнозом она становилась как будто совсем другим человеком. Ее еле-еле могли удержать кожаные ремни, но Руперт Грей был слишком жадным до знаний и слишком сильно хотел прославиться открытием чего-то нового, раннее невиданного, поэтому он не щадил ни чувства ни тело девушки. Ризельда это переживала на сколько могла спокойно. В конце концов, разве может сравниться иголка с каким-то лекарством, или долгие часы расспросов и гипнозов с ранениями от пуль или мечей. И самое главное- что может быть больнее потери своих друзей. Нет. Не так. Своей семьи. Она потеряла свою семью. Она потеряла свой родной мир. Этот мир не был ее. «Этот» мир был ей чужим. Эфирензия успокоилась немного после того разговора и пообещала что если во время гипноза ее смогут вырвать наружу из ее сознания то она попробует не выдать себя а вести себя спокойно и может даже попытаться скопировать поведение самой Ризельды. И конечно же она пообещала что пока ее хозяйка будет без сознания она всеми силами постарается защитить их секреты и не позволить ничего выболтать. Может вместо этого даже получится выдать слезные истории детства. Не то, что бы с ее знаниями о другом мире могли что нибудь сделать, но это было похоже на изнасилование. В основном каждый день был похож на предыдущий. С утра перед завтраком пара уколов. Потом после еды поход в кабинет с аппаратом МРТ. Для глав. врача было очень важно следить за ее мозгом. Потом ей разрешалась прогулка по ее корпусу или на улице. Обычно она просто сидела в комнате отдыха, и пока другие обитатели играли в шахматы, бегали, одевали себе на голову трусы и смеялись, она сидела на стуле и смотрела в окно, мечтая о своих друзьях. Или если у нее было хорошее настроение, она рисовала свою команду и ее любимый корабль «Санни-Го».Хотя эти рисунки ей и приходилось сжигать. Вы спросите как? Ну это очень просто. Неужели пират не сможет стащить из кармана обычного врача какую то зажигалку? Ха! Она ни в коем случае не хотела чтоб эти рисунки попали в загребущие руки Грея. По вечерам же или особым случаям она сидела в кабинете доктора Руперта в смирительной рубашке, и он мучил ее тестами, расспросами, и все это конечно не обходилось без гипноза. После всего этого она чувствовала себя грязной, как будто ее изнасиловали, а потом кинули в клетку. А потом она тратила почти всю ночь чтобы успокоить Эфирензию. Так что сейчас, через семь месяцев заключения ее вряд ли узнала даже ее мать. ЕЕ некогда бледно-аристократическая кожа высохла, обтягивая тело сухим бело-серым пергаментом, без намека на какой-либо пигмент. Лицо заострилось, а глаза стали больше. Огромные, они почти ввалились в череп, все же оставаясь прекрасного зеленого цвета, подернувшись вечно бесцветной туманной дымкой, которая скрывала взгляд абсолютно всех безумных людей. Только на глубине, где-то там была видна искорка настоящего сумасшествия и силы- это была Эфи. Красные, воспаленные от вечного, почти нескончаемого недосыпа, ее глаза слезились, веки стали темными, а внизу, словно навечно залегли бордово-коричневые мешки. Брови, как и волосы, окончательно потускнели. Сначала она была темно русой, теперь на ее волосах местами появилась седина. Они были растрепанными и жирными. Губы потрескавшиеся, бескровные, запекшиеся. Кажется, ей уже сложно было даже дышать. Щеки ввались, открывая острые, как лезвия, скулы, ярко выделяющиеся на ее лице, как ключицы-ножи на ее измученном истощенном теле. Любая одежда на девушке висела, и любая одежда не могла скрыть страшной худобы. От лекарств и безумия, творившегося в ее голове, есть не хотелось, так что ничего лишнего в ее теле не задерживалось. Грудная клетка выделялась ребристой поверхностью, плечи потеряли округлость, став угловатыми. И близко не сравнить с той молодой, яркой и красивой девушкой, какой ее сделала жизнь с командой Мугивар. Как же иначе, если ты живешь вместе с Нами. Она никогда не допустила бы такого. Увидь ее сейчас Луффи или Зоро, они бы сразу пошли и убили Грея. Зоро в особенности порезал бы его на бифштексы и принес ей на тарелке. В один из пасмурных, туманных дней она, как всегда, путешествуя по своим воспоминаниям в любимом кресле у окна, услышала чей-то крик. Собственно она бы не обратила внимания – тут каждый день орут и плачут. Но почему-то даже Эфирензия обратила внимание на этот крик. Тембр и глубина голоса были…знакомы? С чего бы? Она обернулась. Двое санитаров вели под мышки мужчину лет 40, плюс-минус 3 года. Волосы у него были до плеч, черные как смола, лишь слегка задетые сединой. Лицо было худым, с слегка впалыми щеками. Наверное, он несколько дней не ел ничего. Трехдневная щетина создавала неряшливый вид – именно из за нее невозможно было понять сколько ему. Но больше всего привлекали его глаза – они были голубыми. Чистыми и голубыми как небо, или как кристально чистая вода. Ей, которая так скучала по морю и свободному небу, это было как бальзам на душу, как мазь на все ее раны. Он наверно почувствовал ее взгляд и посмотрел на нее. Их глаза встретились, и на пару секунд его лицо разгладилось от морщин, на его лице появилась загадочная улыбка. Она лишь успела послать ему вопросительный взгляд, как его подтолкнули и увели. Он определенно был странным. И он определенно ее заинтересовал. Несколько дней она пыталась найти этого человека, но он не выходил, ни на обед, ни на прогулку. - А где этот мужчина, которого привели к нам несколько дней назад?- спросила она на одном из сеансов у Грея. Он посмотрел на нее с интересом. - А почему тебе это интересно?- ответил вопросом на вопрос он. - Ну…- конечно она не скажет ему правду,- сами подумайте – он ведь довольно симпатичный мужчина, в моем вкусе. Уж точно он будет лучшей компанией, чем вшивый пузатый старпер передо мной. – покерфэйс добавил своего эффекта. У врача пошли желваки по щекам, и уши слегка покраснели от злости, но ему не привыкать. А для Ризельды и Эфирензии было настоящим удовольствием следить за его реакцией. Она не знает, ее ли это была заслуга, но еще через день этот мужчина начал появляться на обеде и в комнате отдыха.