JE VOIS

      Анна подошла к старому сундуку, доставшемуся ей в наследство от бабушки, и села перед ним на колени. Сколько времени прошло с тех пор, как она последний раз прикасалась к спиритической доске? Довольно много, раз она успела отвыкнуть от скрипящего звука открывающейся крышки.       В сундуке девушка хранила самое ценное. Среди предметов на дне лежало несколько англоязычных книг, фотографии и открытки, сделанные её подругами ещё в гимназии, немного пряжи и пяльцы для вышивки, холст и краски, флейта, различного рода письма и, конечно же, принадлежности для проведения спиритических сеансов, подаренные Анне её дядюшкой. Не все знали, и Анна надеялась, что кроме её покойной бабушки вообще никто не догадывался, о том, что так органично вписывающийся в интерьер её комнаты небольшой резной сундучок имел скрытое дно. Ведь именно под слоем значимых вещей лежали ещё более значимые бумаги государственной важности, переданные ей на хранение. Больше всего на свете ей хотелось избавиться от этой ноши, но она не могла, так как человек, возложивший на неё такую ответственность, бесследно пропал.       Девушке резко захотелось проверить сохранность папки с бумагами, однако она отогнала от себя эту мысль и сосредоточилась на том, что хотела сделать перед приходом сюда. Она взяла в руки тяжёлую плоскую доску, обёрнутую белым платком, и поднялась на ноги. Сбросив ткань, Анна бережно провела ладонью по исписанной буквами поверхности и, закрыв глаза, глубоко вздохнула.       Был только полдень, поэтому свет настойчиво проникал сквозь окна, окутывая её маленькую обитель в светлую пелену, не совсем подходящую для дела, на которое она настроилась. Однако девушка уверенно положила деревянный предмет на стол и присела на край стула.       Прежде, чем начать, Анна изучающе осмотрела своё платье и стряхнула с лиловой ткани подола белую нитку, обращая при этом свой взор на белоснежные рюши лифа. Да, портниха на славу постаралась, пытаясь удовлетворить непростые запросы своей клиентки. Мама была против такого эксперимента, но девушка настояла на выборе платья без корсета. Марии Тимофеевне ничего не оставалось, как согласиться, выкладывая приличные деньги на стол перед швеёй, а Анна была убеждена, что результат того стоил.       Солнечный зайчик прыгал по стене, отражаясь от серебряного кулона девушки, когда она двигалась на стуле в попытке принять более удобное положение. Ладони её вспотели, а кровь прилила к лицу, однако Анна сделала очередной глубокий вдох, отстраняясь мыслями от всего, что сейчас так отвлекало от цели.       Поместив обе руки на край доски, Анна выпрямила спину, снова закрыла глаза и тихо, но уверенно произнесла:       -Дух Марии Савельевны Никоноровой явись!       Тишина была ответом на её призыв. Девушка повторила, но снова не последовало никакого результата. Тогда она решила попробовать произнести другое имя:       — Дух Ивана Никифоровича Савина приди ко мне!       Слева от неё послышался резкий треск и звук дребезжащего стекла. Девушка замерла, боясь шелохнуться. Она натянулась, как струна, а когда холодный воздух прошелся по её шее, испуганно отстранилась от стола, вплотную прижавшись к спинке стула. Сердце её бешено колотилось, отдаваясь гулкими ударами у висков.       Анна медленно обернулась в поисках призрака, пришедшего на её зов, но обнаружила лишь внезапно распахнувшуюся форточку. Девушка ждала. Не все умершие хотели появляться сразу, иногда они прятались, играя с нею, но непременно давали какой-нибудь знак, убеждающий её не прекращать попытки. Встав со своего места, Анна внимательно осмотрела комнату, а затем медленно подошла ближе к окну и тщательно проговорила каждое слово:       — Духи Марии Савельевны Никоноровой и Ивана Никифоровича Савина явитесь мне!       Ветер поднял опавший с герани жёлтый лист и закружил его над подоконником. Анна неосознанно приложила ладонь к шее, перебирая пальцами локоны. Она не была уверена в результате, но всё-таки решилась задать первые вопросы:        — Расскажите мне, кто заставил принять вас яд? Помогите наказать виновного, если таковой имеется, или защитить безвинного, который сейчас находится под подозрением.       Ответом ей пришёлся новый порыв ветра, поднявший плотный тюль над кроватью. Она сделала шаг назад, отстраняясь от шторы, словно та была тем призраком, который пришёл к ней. Девушка закрыла глаза, изо всех сил стараясь сосредоточиться на душах. Она простояла в напряжении некоторое время, прежде чем поняла, что никто не явился. Не было будоражащего чувства присутствия, которое обычно покрывало её с ног до головы мурашками. Не было и холодящего ощущения внеземного. Шквал множества голосов не кружил ураганом в её голове. Анна вдруг осознала, что, кроме неё, в комнате был только холодный мартовский ветер, который проникал сквозь распахнутое окно.       Девушка взобралась на кровать и, отодвинув колышущуюся штору в сторону, принялась закрывать окно. Это потребовало некоторых усилий, так как защёлка на форточке серьёзно расшаталась. Скорее всего, именно поэтому конструкция не выдержала сильных порывов ветра. Осознание данного факта, вполне реального и земного, привело Анну в какое-то неописуемое состояние досады и разочарования. Слёзы градом хлынули по её щекам, и она погрузилась в отчаянные рыдания, колотя кулаками всё, что попадалось ей под руку.       Когда запас слёз был исчерпан, девушка, наконец, смогла рассмотреть сквозь белую пелену своих уставших глаз тот беспорядок, который умудрилась создать в комнате. Она ещё всхлипывала, когда принялась класть все разбросанные вещи на свои места. Матушка не виделась с Анной с самой ссоры за завтраком, поэтому каждую новую минуту вероятность того, что Мария Тимофеевна заглянет в спальню дочери, увеличивалась.       Остановившись посреди комнаты, Анна задержала дыхание, чтобы расслышать происходящее за дверью. Приближающихся шагов не было, поэтому девушка расслабилась и спокойнее, чем прежде, спросила:       — Отчего вы не приходите? Как я могу помочь следствию, помочь этому городу избавиться от опасности, если вы не являетесь на мой зов? Я же не из праздного любопытства вас тревожу! — последняя брошенная фраза вышла на тон выше, чем того ожидала Анна.        — Хотя ответ на один личный вопрос я очень хотела бы от вас получить. Жив ли он? Жив ли бывший начальник сыскного отделения полиции уездного города Затонска Штольман Яков Платонович? — девушка втянула в себя воздух через рот, не имея возможности сделать этого заложенным от долгих рыданий носом. Это имя, впервые вслух произнесённое ею после долгого времени, отдалось колким ударом в сердце. Она прижала ладонь к груди и, немного помедлив, направилась к сундуку.       Анна могла с закрытыми глазами отыскать эту стопку писем. Все они содержали одни и те же сожаления по поводу того, что поиски, начатые самим начальником личной охраны Его Императорского Величества, не увенчались успехом. За исключением последнего. Оно всё так же не несло в себе хоть сколько-нибудь обнадёживающей информации, но было дополнено красноречивым и уже более конкретным предложением.       Варфоломеев не оставлял ни одного письма Анны без ответа, поэтому сейчас она держала в руках последний, пришедший неделю назад из Петербурга, конверт. За это время она, казалось, уже миллион раз пробежала глазами по строчкам, написанным уверенной твёрдой рукой. Но если раньше она сразу же после прочтения очередного неутешительного известия бросалась писать новое послание с прежними вопросами, то теперь от неё требовали ответа.       Анна достала из конверта свёрнутый лист и с искренним желанием найти на странице что-нибудь новое, начала читать:       «А.В. Мироновой       15 февраля 1890 г. Из С.-Петербурга в Затонск.       Уважаемая Анна Викторовна.       С сожалением вынужден сообщить Вам, что расследование, которое я лично курирую, на данный момент никаких результатов не дало. Новой информации о местоположении Штольмана Якова Платоновича не получено. Факт смерти так же не установлен. Поиски продолжаются.       Позвольте напомнить Вам о предложении, которое я был уполномочен передать при прошлой нашей встрече. Речь всё так же идёт о службе отечеству и безопасности императорской семьи. Я уверен в том, что Ваши способности могут поспособствовать и расследованию, в благополучном исходе которого мы все заинтересованы. Его Императорское Величество просили меня осведомиться о принятом Вами решении. В случае, если оно окажется положительным, Вы будете обеспечены всем необходимым для проживания в Петербурге.       С надеждой на скорую встречу,       Полковник Варфоломеев »       Лист дрогнул в её руках. Анна не знала, что ей написать, поэтому постоянно откладывала свой ответ. Возможность того, что Штольман находится в Петербурге, тяжелым камнем лежала у неё на душе. И если раньше Анна, не задумываясь, отправилась бы в столицу, то сейчас она не видела в этом смысла. Не имея того дара, ради которого её звал к себе в услужение сам император, в огромном городе Анна стала бы абсолютно бесполезной. Затонск же она знала хорошо, но даже здесь самостоятельные поиски заводили её в места, о существовании которых она раньше не подозревала. Коробейников иногда сопровождал её в этих вылазках и неизменно каждое воскресение лично или в письме сообщал о событиях в городе. Однако, то известие, которое она ждала больше всего на свете, никто ей передать не мог.       Анна бережно свернула письмо и положила его в стопку к первым трём. Она прекрасно понимала, что духи её не услышат, но всё равно шёпотом произнесла:       — Дайте мне смысл двигаться дальше, потому что сейчас я не вижу смысла жить вообще…и…       Её размышления вслух были прерваны душераздирающим криком их служанки Прасковьи, доносившимся с нижнего этажа:       — Украли-и-и! Воры-ы-ы! Обокрали, ироды!       Дальше начались её завывания и абсолютный беспорядок, характеризующийся беготнёй и причитаниями. Вскоре Анна услышала и голос матери. Очнувшись от оцепенения, девушка сорвалась со своего места и бегом направилась в гостиную. Уже на пороге она вспомнила, что спиритическая доска осталась лежать на столе, и не найдя ничего лучшего, подняла с пола белую ткань и просто накинула её сверху запретного предмета.       Спустившись вниз, девушка увидела, как её мать отпаивает водой Прасковью, вытянутое лицо которой покрылось красными пятнами от волнения и слёз. Служанке было порядка шестидесяти лет, и Анна, сколько себя помнила, никогда прежде не замечала за ней такой чувствительности. Прасковья не была тучной женщиной, однако сейчас, сидя на софе, она занимала довольно много места, и выглядела не лучшим образом. Её обычно выглаженный белый передник был помят и усыпан мелкими мокрыми пятнами: в приступе отчаяния служанка утирала им свои обильные слёзы. Чепец так же находился не на своём месте, съехав набок и обнажив редкие седые волосы у виска. Не переставая плакать, Прасковья пыталась объяснить склонившейся над ней Марии Тимофеевне, что произошло, но вместо внятных слов слышны были только звуки, похожие на кудахтанье кур.       Девушка подошла ближе и заинтересованно посмотрела на двух женщин:       -Мама? — вопросительно подняла брови Анна. — Что случилось? О какой краже идёт речь?       — Я не понимаю, Анна, — отчаянно взмахнула руками Мария Тимофеевна. — Разве ты не видишь, что она не может и слова вымолвить? — женщина была на грани.– Помоги, ради Бога, мне её успокоить. Где Герасим? Вечно пропадает в самый неподходящий момент! Гераси-и-им! — требовательно позвала она, но ответа не последовало.        — Анна, будь добра, найди его. Может он прояснит, в чём дело.       — Я думаю, что он не знает о происшествии, раз ещё не появился в доме, — спокойно и рассудительно заявила Анна. Первый шок от происходящего прошёл, и теперь она ощущала себя вполне спокойной в этой непонятной и эмоционально напряженной обстановке.       — Анна! — воскликнула мать. — Почему в этом доме не считаются с моим мнением? — она распрямилась и теперь уже бросала яростные взгляды на дочь.       — Матушка, позволь мне попробовать побеседовать с Прасковьей.       — А в чём разница, скажи на милость? Она только и может, что плакать. Подняла весь дом на уши, а теперь молчит! Это невыносимо!       Тёмные локоны матери, обрамляющие лицо, мерно покачивались при каждом движении женщины, а волосы, аккуратно забранные на затылке в пучок, немного растрепались из-за суетливых движений. Голубые глаза Марии Тимофеевны были цвета грозового неба и смотрели так пронзительно, что казалось, они метают молнии, которые в силах умертвить любого. Любого, кроме Анны. Девушка спокойно и безмятежно смотрела на мать своими, похожими на зеркальную гладь голубого озера, глазами. Она не единожды уже одолевала разбушевавшуюся стихию, и в этот раз победа так же была за ней: хозяйка дома развернулась, взмахнув юбками изумительно сидящего на её стройной фигуре тёмно-синего платья, и направилась в сторону кухни, бросив за спину раздосадованные слова:       — Принесу нам чаю, раз в этом доме больше некому этого сделать!       Анна видела происходящее в удивительно замедленном темпе. Ей казалось, что всё плывёт перед ней, подчиняясь собственным законам, пренебрегая притяжением. Чтобы прогнать это состояние, она нажала указательными пальцами рук на виски и немного помассировала. Это не помогло, поэтому она в таком же медленном темпе приблизилась к служанке, которая всё это время внимательно наблюдала за ними, изредка всхлипывая.       — Прасковья? — Анна заметила, что та немного успокоилась и в своём обычае ловит каждое слово своих хозяев. Будучи пойманной, служанка не могла больше притворяться, поэтому тихо прохрипела:       — Б-б-барышня?       — Что случилось, голубушка? Неужели из нашего дома что-то украли? — в ответ та снова начала подвывать, но куда более неуверенно.       — Не гневайтесь на меня, барышня. Не виновна я. Вот вам крест! — подтверждая свои слова, та осенила себя крестным знамением.       — Успокойся, Прасковья, и объясни, что случилось, — Анне казалось, что из любого живого существа будет проще вытянуть информацию, нежели из этой женщины.       — Я-я-я собирала серьги и броши, чтобы снести их к мастеру, — Прасковья запнулась, икнув, и залпом осушила стакан воды. Анна взяла графин со стола и наполнила сосуд снова.       — Продолжай, — мягким тоном подбодрила девушка.       — Д-д-дальше… Я сложила всё в мешочек и оставила у чёрного входа. А как вернулась, дверь нараспашку, а драгоценносте-е-ей н-н-нет! — рыдания, уже более искренние, вырвались у служанки снова.       — Что было в том мешочке? — более настойчиво спросила Анна, беря за плечи Прасковью, чтобы встряхнуть.       — Т-т-так, знамо дело. Серьги гранатовые и две броши: одна янтарная — ваша, другая изумрудная — Марии Тимофеевны.       — И никто посторонний в дом не заходил?       — Так как же это, барышня? Никто и не посмеет. У меня закон простой — без хозяйского разрешения никого не пускать! — Прасковья уже во всю моргала своими большими глазами, словно сова, осознав, что её в данный момент ругать не собираются.       — И ты никого убегающего не видела?       — Нет, барышня. Говорю же, вернулась, а дверь нараспашку, словно шатай какой прошёлся.       — Мммм, — протянула Анна в размышлениях. — Как надолго ты оставила украшения без присмотра?       — Недолго, барышня. И минуты не прошло, как вернулась, а окаянные успели в дом пробраться! Вот вам крест! — служанка снова повторила ритуал, на что Анна нервно ответила:       — Прасковья, я верю тебе. Ты только помоги мне понять, что случилось. Значит, они успели не только украсть, но и скрыться. И это за одну минуту! Как такое возможно? — рассуждала вслух девушка, на что Прасковья начала усердно мотать головой из стороны в сторону в знак искреннего непонимания.       — Ладно, допустим, это так. Куда подевался Герасим? Он мог кого-то видеть.       — Так это… — Прасковья замялась — Он, барышня, отоспаться решил. Господина-то нет, все дела в доме разрешены были, вот старый пень и ушёл, будь ему неладно!       — А матери ты почему тогда не ответила?! — искренне удивившись, воскликнула Анна.       — Так без чувств же была… — служанка сделала печальное и слегка просящее выражение лица.       «Хитрая лиса!» — подумала про себя девушка, а вслух добавила:       — Куда он отправился?       — Кто? — Прасковья испугано вжалась в спинку софы.       — Герасим, — не без напряжения ответила Анна. — Где спит Герасим?       — Так, барышня, он в конюшню пошёл. Коня-то забрали его светлость, вот старик и пошёл туда, чтобы быть готовым к услужению, как только Виктор Иванович явится.       — К услужению… — пробормотала Анна. — Значит, кучером быть отказался, как его папенька ни уговаривал, а в конюшню мараться не побоялся идти! Из-за этого … — девушка сдерживалась изо всех сил. — Он же сам говорил, что «негоже слуге домашнему дух конюшенный нести к господам в гостиную»! — передразнила его Анна. — А сам! Папа только потому и нанял нового человека в дом! — вспылила девушка, сама того не желая. Служанка безмолвно смотрела на нее, и в её вытаращенных глазах читалось удивление, смешанное с испугом.       — Я попробую разобраться, что к чему, а ты пока из дома не уходи. Может, помощь твоя потребуется, — заметив ее реакцию, спокойно добавила Анна, отметив про себя, что её тон был слишком похож на следовательский.       — Так куда ж мне идти, барышня… — услышала девушка уже за своей спиной, направляясь в сторону чёрного входа.       Анна не знала, что именно хочет найти, но решила прежде всего внимательно осмотреть место пропажи. Естественно, никаких следов ни на ковре, ни возле двери не было обнаружено. Уже как неделю держалась приятная тёплая погода, иногда сопровождающаяся сильным ветром, которая иссушила землю у домов и постепенно топила снег на полях и в лесах. Все вещи при входе лежали на своих местах, да и замок в двери не был повреждён. «Либо не выглядел поврежденным» — обведя его взглядом, рассудила про себя Анна. Значит, вор знал, что Прасковья собирается делать и был уверен, что та не запрёт дверь. Но откуда постороннему человеку знать так хорошо привычки служанки? Да и об украшениях её матушка попросила Прасковью позаботиться относительно недавно. Не успела девушка шагнуть за порог, как позади себя услышала знакомый голос:       — Ох и намучилась я с этим чаем, Прасковья! Твоими умелыми руками всё быстро да ловко получается! А где Анна? — встрепенулась Мария Тимофеевна, обнаружив спокойно сидящую служанку и отсутствие дочери в комнате.       — Так это, ваша милость, она Герасима пошла искать… — но не дав Прасковье продолжить, девушка откликнулась.       — Мама, я здесь! — она решила, что рассказать матери о своих планах сейчас будет куда гуманнее, чем заставить переживать её ещё и о своей внезапной пропаже.       Мария Тимофеевна мигом очутилась около дочери и, подняв брови, заботливо осмотрела её:       — Ты всё-таки решила его найти, Аннушка? — от былого пыла матери, казалось, не осталось и следа.       — Да, хочу попробовать разобраться с этой кражей, — осторожно ответила девушка. Она знала возможную реакцию, поэтому ожидала следующего вопроса:       — А не лучше ли обратиться в полицию, дорогая? — в голосе Марии Тимофеевны зазвучали предостерегающие нотки. — Уверена, что Антон Андреевич с этим разберётся.       — Да, маменька, я тоже в этом уверена. Но боюсь, что преступник скроется с нашими драгоценностями раньше, чем полиция узнает о происшествии. — Анна обняла мать и поцеловала её в щеку.       — Я ненадолго, и обещаю быть осторожной.       Не успела Мария Тимофеевна ответить на это, как её дочь уже покинула дом.