JE VOIS

      Анна медленно и несколько неуверенно начала перебирать своими тонкими длинными пальцами клавиши пианино, которое занимало почётное место вдоль стены. Звуки «Весеннего вальса» Фредерика Шопена наполнили каждый уголок её спальни и, вероятно, были слышны в гостиной. Родители с утра выехали в город, и теперь она могла предаться своим мыслям и чувствам, не переживая за то, что у родственников возникнет интерес к её игре. Она никогда раньше не обращала пристального внимания на это произведение Шопена: её прежняя жизнерадостность и активность просто не позволяли ей приниматься за меланхоличные произведения. По этой же причине Анна не считала необходимым знать вальс наизусть, и теперь вынуждена была пользоваться своей нотной тетрадью, которая уже ждала её на пюпитре.       Девушка с самого утра чувствовала потребность в музыке, но долго не могла определиться с тем, что именно хочет исполнить. Она листала аккуратно заполненные страницы с произведениями Бетховена, Глинки, Моцарта, Мусоргского, Чайковского, Шопена… На последнем композиторе она задержалась взглядом дольше, чем на предыдущих, но это произошло скорее не из-за увлечённости разбором нот, а задумчивости, которая настигла её так внезапно. Собственно, она не то чтобы размышляла о чём-то: её мысли были обо всём и одновременно ни о чём. Стараясь смахнуть с себя это состояние, которое в последнее время довольно часто захватывало её врасплох, Анна решила, что Шопен сам её выбрал.       Теперь же, с каждым новым звуком девушка всё больше и больше отмечала красоту и нежность «Весеннего вальса». Он погружал её в другой мир, где беззаботность и лёгкость возвышались над всем остальным. Снова и снова она уверенно прикасалась к клавишам, которые мягко отзывались на её нажатия, и отдельные звуки сливались в единую композицию. Это произведение более не казалось ей печальным, а, напротив, воодушевляло и помогало представить в мыслях то, что так ни разу и не случилось.       Всё постороннее ушло на второй план. Осталась только она и Яков. Только девушка в объятиях взрослого и надёжного мужчины. Они кружили по комнате, наполненной золотым свечением заходящего вечернего солнца, не видя никого вокруг: ни знакомых людей, наблюдающих из уголков бального зала, ни неизвестных духов, тянущихся к ним и зовущих за собой. Анна будто почувствовала прикосновение нежной руки на своей щеке и лёгкий поцелуй на своих губах. Сердце девушки замерло на мгновение, но пальцы продолжали переходить с одной клавиши на другую, подчиняясь не ей самой, а нотам, аккуратно выведенным на тетрадном листе.       Её взгляд коснулся последнего ряда нот, и Анна вдруг осознала, что необходимо перевернуть страницу, чтобы музыка продолжилась. Она оторвала одну руку от клавиш, продолжая другой хотя бы частично поддерживать мелодию. Это движение затронуло её влажные после недавнего мытья волосы, спадающие с плеч, и яркий аромат облепихи, исходящий от локонов, вернул девушку обратно на землю. Анна передумала переворачивать лист, опустила руку и окончательно бросила игру. Картинка перед глазами поплыла и с каждой секундой становилась всё менее ясной. Девушка резким движением протёрла глаза и с удивлением обнаружила, что щёки давно стали влажными от слёз.       Теперь Анне отчаянно не хватало присутствия Штольмана. В её мыслях он был таким реальным, таким близким и таким… живым. Но мечтания были прерваны, и чувство единения с ним пропало так же быстро, как и возникло.       Все эти ужасные месяцы разлуки она болела им. Её тело слабело, а душа металась, отдаляя Анну от реального мира. Цепляясь всеми силами за образ своего любимого, она неизбежно толкала сама себя в могилу. Не было и минуты без мысли о нём, без представления его острых скул, тонких губ и глубоких светло-голубых глаз, которые неизбежно ввергали врагов в страх, а её — в трепет. Он никогда не смотрел на неё сурово, даже когда был недоволен её опрометчивыми поступками. На его лице при их встрече неизменно появлялась манящая кривоватая улыбка, а нежный взгляд заставлял Анну с головы до ног покрываться мурашками.       Во время игры она решила для себя, что он жив. Ей очень хотелось так думать, потому что неизвестность рвала её душу на части, а мысль о смерти убивала и её тоже. Но если он жив, то где теперь находится? Что мешает ему объявиться? Вспоминает ли он о ней или же забыл, как страшный сон, всё то, что было между ними?       — Возможно, для него это было развлечением, — Анна негромко заговорила вслух, и в её голосе слышались нотки досады и раздражения. — Кто вообще сказал, что я ему была когда-нибудь нужна? Он? Да нет же… Всё то время, которое мы были знакомы, он предпочитал избегать прямых вопросов и ни разу не смог сказать о своих чувствах! Только, когда ситуация стала выходить из-под контроля, он произнес нечто вроде: «Каким же я был идиотом, Анна Викторовна, что проведя столько времени с вами, бездарно всё растерял!» — она вспыхнула, передразнивая Штольмана, и взмахнула руками. Голос её становился всё громче, отчаяние нарастало, и боль, таившаяся внутри всё это долгое время, хлынула потоком слёз, обвинений и жалоб.       — Чего он хотел добиться? Чтобы я сохранила документы при любых обстоятельствах? — Анна пустила яростный взгляд на свой сундук. — Я бы и так это сделала. Всё, что угодно… Даже без его признания в последнем письме!       «Я люблю вас». Она произносила эти слова как молитву, надеясь, что они приблизят её к нему. Но теперь… Девушка со всей силы ударила кулаками по клавишам, абсолютно не заботясь о сохранности так любимого ею пианино. «Любимый человек, любимый инструмент… Только один покинул меня, а другой преданно ждёт, когда я соизволю к нему прикоснуться!» — с горькой иронией подметила Анна. Она смахнула новый поток слёз и уверенным движением кисти, сомкнутой в кулак, провела по кончику носа, внутренне приготовившись к следующей композиции.       Анна так внезапно ринулась в бой со своим прошлым и со своим настоящим, что старенький инструмент работал на пределе своих возможностей. «Большой блестящий вальс», будучи в обычном исполнении довольно задорной и мелодичной композицией, теперь звучал агрессивно и беспощадно. Она выбивала пальцами всю ту боль, которая скопилась в ней, освобождая место для чего-то более светлого, для того, что поможет ей вырваться из нескончаемых мучений. У неё было только два варианта: либо исчезнуть из этого мира насовсем, либо продолжать бороться.       Она не собиралась накладывать на себя руки, но то бездействие и нежелание предпринимать хоть какие-нибудь попытки к существованию вполне могли бы сойти за уничтожение самой себя, а жить по инерции ей совершенно не хотелось. За эту неделю активной помощи Коробейникову девушка осознала, что ещё способна получать эмоции от того, что она делает. И теперь Анна особенно чётко говорила своей игрой, что назло этому чопорному фараону, который бессердечно её оставил в неведении, она готова продолжать жить, дышать полной грудью и получать удовольствие от каждого нового дела, раскрытого без его помощи!       Шопен покинул комнату так же тихо и спокойно, как с самого начала вошёл в неё. Только последние звуки были куда уверенней первых. Анна встряхнула копну своих волос лёгкими движениями рук и глубоко вздохнула. Да, она хотела взглянуть на мир по-новому. И если не ради чего-то, то хотя бы вопреки. Однако для начала ей просто необходимо было покончить со своими снами.       К прочим безобразным видениям теперь присоединился Павел, который являлся к ней с распухшей до невероятных размеров ногой, а после обвинительных слов в её адрес разрывался на части. В каждом сне он говорил Анне, что из-за её холодности и безразличия он вынужден страдать от невероятной боли, и только она виновна в его бедах. Это был реальный кошмар, а не ужас потустороннего мира, а значит, и избавиться от него вполне возможно. Для этого ей необходимо всего лишь проведать парня, убедиться в том, что с ним всё хорошо. Анна почему-то откладывала этот визит, но теперь остро чувствовала необходимость в нём.       Девушка сняла с пюпитра нотную тетрадь и закрыла крышку пианино. Инструмент сделал для неё даже больше, чем она предполагала: он не просто утешил её, он дал надежду. Анна с благодарность посмотрела на него и решительно встала с прямоугольной банкетки. Она должна подготовиться к визиту в больницу, а заодно и к разговору с доктором о той паре, которая приняла яд по неизвестным причинам. Анна хотела узнать как можно больше подробностей, чтоб не упускать возможность посодействовать следствию. Разумеется, она была уверена в том, что Коробейников чрезвычайно внимателен к деталям своего расследования, но, вероятнее всего, её взгляд со стороны ему не помешает.       Размышляя над тем, что конкретно она хотела бы спросить у доктора, Анна подошла к массивному трельяжу, который успел покрыться легким слоем пыли: за суетой последних событий девушка уже забыла, когда последний раз прихорашивалась у зеркала. Она легко смахнула пыльный налёт ветошью, оставленной неподалёку Прасковьей, и уселась напротив зеркала. Перебирая свои украшения тонкими пальцами, она наткнулась на ту самую серебряную заколку для волос, которую дарил ей дядюшка. Так недавно — и так давно… Анна надевала её лишь однажды, поэтому украшение давно ожидало своего часа, чтоб снова засиять разноцветными камнями в её роскошных кудрях. И девушка почувствовала, что этот час настал.       *******       Не обнаружив доктора Милца в кабинете, который был его обычным местом работы, когда он помогал полиции, Анна решила сначала навестить Павла. Небольшое больничное отделение располагалось несколько дальше того места, где она сейчас находилась, и требовалось пройти через оживлённый в этот воскресный день город, чтобы увидеть небольшую часовню и кладбище рядом с нею. Лечебница не зря соседствовала с ними: очевидно, это было для того, чтобы человек мог незамедлительно предстать перед Богом, если его земную жизнь спасти не удалось.       Девушка решила для себя, что медлить не стоит, поэтому, услышав стук копыт и тяжелое громыхание колёс по мощеной камнем дороге, направилась в том направлении. Скоро из-за поворота появилась свободная коляска и, с облегчением вздохнув, Анна привлекла внимание правящего лошадью человека поднятой вверх рукой.       — Извозчик!       Кучер остановил экипаж, и Анна, запрыгивая на подножку, живо сказала ему:       — К больнице, пожалуйста.       Мужчина в ответ кивнул головой, и они тронулись. День не был особенно приятным: с утра моросил дождь, и небо было затянуто тяжелыми облаками, но праздничное настроение выходного дня царило в городе. И бедный люд, и более состоятельные особы медленно гуляли по узким улочкам, оживлённо беседуя на различные темы. Очевидно, после утренней церковной службы многим не хотелось снова возвращаться к тем бренным делам, которые их ожидали дома. Дети зазывали прохожих в различные торговые места и предлагали на улице газеты и выпечку, а более предприимчивые купцы создавали целые представления, нахваливая свои товары. Краем глаза Анна заметила маленькую девочку, сидящую на пороге дома с подносом, который был сплошь уставлен различными деревянными поделками, очевидно, кого-то из её старших родственников. Девушка попросила извозчика притормозить и, ловко соскочив на дорогу, направилась к ребёнку.       Девчушка смотрела на Анну большими зелёными глазами и когда, наконец, осознала, что её товар кого-то заинтересовал, вскочила со своего места и начала улыбаться во всё лицо. Пуховый платок, обрамляющий её худые щёчки, немного сбился, и на висках девочки запушились локоны тонких рыжих волос. Опередив вопрос Анны, девочка спохватилась и начала описывать предметы, которые она продавала:       -Барышня, вот какие игрушки у меня есть: паровозик, солдатик, лошадка, телега с крутящимися колёсами! — она с восторгом продемонстрировала возможности деревянного изобретения, а затем взяла в руки до боли знакомый Анне предмет.       — А это свистулька! Глядите, что может! — девочка приложилась губами к маленькому узкому отверстию и дунула изо всех сил. Резкий звук пронзил мерный шум живущего города, и некоторые прохожие обернулись, чтобы понять, в чём дело, но, не обнаружив какой-либо опасности, продолжили свои дела.       Анна положила руку на плечо девочки, предупреждая повторное звучание прекрасной игрушки: она и сейчас не могла без дрожи вспоминать то время, когда адепты пытались сделать её своей госпожой. Хотя именно свистулька, подаренная бездомным, какое-то время помогала Анне балансировать на грани между сном и реальностью. Только та вещица была намного ярче. Эти же игрушки были вырезаны из светлого дерева и, несмотря на внешнюю простоту, были довольно искусно выполнены.       — Думаю, я поняла, в чём суть, — улыбнулась Анна. - Она прекрасна, но мне нужно что-то другое. Возможно… — девушка перевела взгляд на милого пса, который смотрел на неё своими чёрными глазками, нарисованными углём, а затем взяла в руки телегу. Предмет казался настоящим. Все детали в нём были подвижными, вплоть до оглобель, которые крепились к деревянному корпусу изделия маленькими гвоздиками. Ей очень понравилась эта вещица, но её не отпускало чувство, что чего-то не хватает. Тогда она взяла в другую руку лошадку и совместила их.       — Так намного лучше, не правда ли? — с улыбкой поинтересовалась Анна у девочки, которая сначала удивлённо заморгала, а через секунду вся засветилась от радостной возможности продать сразу два изделия.       -Да, ваша милость. Чисто так и задумывалось! — с восторгом выпалила девочка.       — Тогда заворачивай! — сказала Анна, вынимая монеты из небольшой сумки, которую успела прихватить с собой в самый последний момент. Она оставила девочке даже больше, чем та просила, но посчитала это заслуженной платой за столь кропотливое дело мастера. К тому же, везя с собой небольшой подарок, Анна с куда более лёгким сердцем готова была встретиться с Павлом.               ******              Больница представляла собой небольшое одноэтажное здание жёлтого цвета. Анна была здесь несколько раз исключительно по делам, так как при необходимости доктор Милц посещал их дом сам. Как только девушка переступила порог, запах лекарств и хлора окутал её полностью, отчего у неё слегка закружилась голова. Девушка обвела взглядом помещение, в котором оказалась, но не обнаружила при входе никого, кто смог бы ей помочь отыскать Павла. В глубине коридора слышались тихие голоса и иногда виднелись белые халаты санитарок, переходящих из одной палаты в другую, но никто из них не обращал внимания на посетительницу у дверей. Анна было удивилась столь странному приёму, однако тут же вспомнила, что сегодня воскресение, и, скорее всего, в этот день в больнице находилось только несколько дежурных.       Девушке ничего не оставалось, кроме как поочередно заглядывать в каждую палату и искать глазами ребёнка. В последней комнате она, наконец, увидела знакомое лицо, хотя, вероятность упустить Павла была ничтожно мала: кроме него в больнице в данный момент лечились только взрослые. Иногда это место ещё использовалось в качестве санатория, поэтому у большинства пациентов на прикроватных тумбочках стоял стакан со знаменитой затонской минеральной водой.       В просторном помещении со светлыми стенами, в котором оказалась Анна, располагался десяток кроватей, большинство из которых были свободными. Мальчик находился в самом дальнем углу рядом с окном, и напротив него, ссутулившись, сидел взрослый мужчина с перевязанной рукой. Они были так увлечены игрой в карты, что поначалу не заметили гостью, поэтому девушка подошла ближе к ним и слегка откашлялась, чтобы обозначить своё присутствие. Мальчик поднял на неё взгляд, и на его лице отразилось недоумение, смешанное с испугом. Он выпустил карты из рук и его напарник по игре хмыкнул, посмеиваясь:       — Чего, малец, совсем ослаб что ли, картами светишь? Этак тебя каждый обыграет! — в ответ Павел указал ему подбородком на Анну. Мужчина развернулся на табурете и, присвистнув, воскликнул:       -Барышня! Как же вас к нам занесло-то? Неужто решили сыграть, а батюшка не позволяет?       — Я к Павлу пришла, а не к вам, — довольно сухо ответила Анна. — Будьте так любезны, оставьте нас ненадолго. Насколько я понимаю, вам покинуть палату будет проще, нежели нам, — она кивнула головой на загипсованную ногу мальчика. Мужчина посмотрел на ребёнка, а после без особого энтузиазма поднялся.       — Хм, — протянул он. — Пожалуй, сегодня побуду любезным! А ты, Пашка, не сплошай! Не каждый день такие дамы сами являются на свидания! — мальчик в ответ высунул язык, на что мужчина рассмеялся, а после медленной походкой удалился.       Анна села на освободившийся табурет и тяжело вздохнула. Она абсолютно не представляла, с чего начать, поэтому просто внимательно разглядывала паренька. Он прислонился спиной к стене и ожидающе смотрел на неё до тех пор, пока любопытство, наконец, не взяло верх.       — Вы чего пришли-то? Тот следователь сказал, что отпустил нас с братом, — неуверенно начал Павел.       -Я… кхм…– Анна снова откашлялась: теперь её голос от волнения действительно слегка охрип. — Я знаю, потому как сама же и просила его это сделать.       — Он говорил, — пробурчал мальчик. — Но если вы вдруг передумали…       Анна не дала ему договорить, прикоснувшись к тонкой руке ребёнка и наклоняясь чуть вперёд:       -Нет-нет. Я пришла проведать тебя. Скажи, как ты себя чувствуешь?       Ребёнок явно не ожидал такого поворота событий, поэтому неуверенно пожал плечами:       — Так вы сами видите, барышня. Лежу тут целыми днями и шага ступить не могу. Зато кормят хорошо, — удовлетворённо добавил он.       — А нога болит? — осторожно поинтересовалась Анна.       — Так ясное дело. Доктор сказал, что у меня… — Павел свёл вместе брови, пытаясь воскресить в памяти сложные слова, — закрытый перелом наружной лодыжки. Вот так вот.       Девушка улыбнулась, подмечая бодрое расположение духа мальчика. Она переживала за его состояние, но было очевидным, что в больнице ему лучше, нежели на свободе в лесу. «По крайней мере, тепло», — подумала девушка, представив неуютную жизнь маленького скитальца до этого досадного происшествия. Мальчик бросил взгляд на бумажный свёрток, который она всё это время сжимала в руках, и Анна оживилась.       — У меня есть для тебя подарок, Павел, — она постаралась сделать голос как можно бодрее и приветливее, чтобы передать ему вместе с купленными фигурками ту атмосферу праздника и радостного веселья, которая царила сейчас за стенами больницы.       — Пода-а-арок, — протянул мальчик. Он осторожно развернул бумагу и его глаза поползли на лоб от восхищения, а улыбка озарила всё его лицо. Парнишка принялся аккуратно рассматривать вещицы, словно лошадка и телега были сделаны не из дерева, а из хрусталя.       — Это деревянные игрушки. Смотри, — она пальцем дотронулась до колеса телеги, чтобы продемонстрировать мальчику все возможности подарка. — Можешь поставить её на что-нибудь твёрдое и увидишь, что она будет катиться!       Павел медленно поставил лошадку на простынь и приложил к ней деревянные оглобли. Двинув всю эту конструкцию вперёд, он радостно воскликнул:       — Здорово! — а затем несколько подозрительно сощурился. — А вы не заберёте потом их у меня?       Сердце Анны тоскливо заныло: бедный ребенок явно не был избалован подарками, а те крохи, которые доставались ему, наверняка отнимались старшими ребятами.       — Ни в коем случае. Если хочешь, я попрошу бумагу у санитарок и напишу тебе расписку о том, что не буду требовать игрушки обратно.       Ребёнок на время сощурился, но после снова расплылся в улыбке:       — Не надо, барышня. Я всё равно читать не умею. И я верю вам. Если бы не вы, никогда бы я не побывал в этом месте!       «Похоже, он действительно в восторге от такого приключения», — подумала Анна и с улыбкой ответила:       — Я рада тому, что тебе нравится подарок. Но, к сожалению, мне уже пора бежать. Доктор Милц сегодня особенно удачно прячется от меня, — она уже начала вставать, когда Павел вдруг ухватил её за руку.       — Барышня, подождите! — мальчик бросил взгляд через окно и уверенно продолжил:       — Александр Францевич каждый день меня осматривает. Сегодня тоже обещался прийти. И время, кажется, такое же, как и всегда.       — Как ты это определил? — не без интереса уточнила Анна, осматриваясь по сторонам в поисках часов.       — Так тень от деревьев в это время по-особенному падает, — самодовольно заявил мальчик.       — Сегодня же пасмурно весь день, — с иронией подметила девушка.       — А вот и неправда! Смотрите, солнце немного появилось! А для тени этого хватает!       И правда, сквозь окно было видно, как луч солнца пробился через тугую завесу облаков. Сразу после того, как она убедилась в правоте мальчика, словно по волшебству, в дверном проёме появился высокий крепкий мужчина в белом халате и хирургическом чепце, прикрывающем его лысую голову. При виде девушки широкая улыбка озарила его лицо, и он развернул руки ей навстречу в приветственном жесте. В одной из них доктор держал увесистый кожаный чемоданчик, а в другой — круглые очки.       — Анна Викторовна, голубушка! Не ожидал вас здесь увидеть. Как ваше здоровье?       — Александр Францевич! — радостно воскликнула Анна, соскочив с табурета и направляясь к нему. — Благодарю, с каждым днём всё лучше и лучше. Я как раз хотела отправиться на ваши поиски. Вы позволите с вами поговорить? — она кивком указала на дверь за его спиной, на что доктор удивлённо поднял обе брови, но безмолвно последовал за девушкой в коридор.       — Что-то стряслось, Анна Викторовна?       — Не то чтобы. Во всяком случае, новых трупов я не находила, и это само по себе — добрая весть, — с улыбкой ответила она, и доктор облегченно вздохнул. — Я хотела осведомиться у вас о здоровье Павла и уточнить несколько деталей по поводу дела Антона Андреевича.       Доктор Милц хмыкнул и, поправив на носу наспех надетые очки, ответил:       — Раз такое дело, то я с радостью обсужу всё, что вызывает интерес у такой очаровательной девушки.       Анна почувствовала, как он внимательно оценивает её, стараясь не подавать особого вида. От столь серьёзного внимания к себе ей стало слегка некомфортно, но она собралась с силами и кивнула в ответ.       — Состояние Павла стабильно. Осложнений пока не наблюдается, а что касается его самочувствия, то с уверенностью могу вас обнадёжить, что столь радостного ребёнка в его непростом положении сложно было бы отыскать. На ногу он старается не жаловаться, но я уверен, что пока идёт восстановительный процесс, она наверняка доставляет ему некоторые неудобства. Однако я полагаю, что этот мальчишка ещё не раз будет замечен на деревьях.       Хрипловатый голос доктора внушал доверие и определённо успокаивал. Анна собралась и, наконец, задала следующий вопрос, который крутился у неё в голове уже долгое время:       — Александр Францевич, скажите, а что будет после того, как Павел выздоровеет?       Доктор снова внимательно на неё посмотрел и спокойно ответил:       — Смею предположить, Анна Викторовна, наш следователь уже отправил несколько запросов в детские дома поблизости и ждёт ответа. Так что, об этом вам лучше поинтересоваться у него.       Анна понимающе кивнула и уже увереннее задала новый вопрос:       — А по делу с отравлением вы что можете сказать?       — Как ни странно, на этот вопрос я могу ответить точно так же, как и на ваш предыдущий, — улыбнулся доктор. — Уверен, Антон Андреевич обладает большей информацией, нежели я. Однако помимо того, что покойные молодые люди приняли стрихнин, как раз перед тем, как их забрали для захоронения, я обнаружил довольно интересную деталь, которую изначально не приметил. На манжетах белой рубашки господина Савина спустя некоторое время после смерти появились еле заметные белые полоски. Анализ показал, что это хлор. При вскрытии, я, конечно, отметил несколько обожжённую слизистую носа обоих погибших, но подобные вещи не редкость среди людей, старающихся самостоятельно вылечить насморк различными опасными средствами. Сейчас же, я почти с уверенностью могу сказать, что прежде чем они приняли яд, на них подействовал хлороформ. А так как в номере этого вещества обнаружено не было, смею предположить, что их на какое-то время усыпляли.       — Значит, это было всё-таки убийство? — озадаченно поинтересовалась девушка.       — Скорее всего. Если, конечно, эти молодые люди намеренно не принимали ранее хлороформ в качестве наркотика, — доктор снова поправил очки уверенным движением. — В любом случае, я сегодня как раз намеревался подойти с этой информацией к Антону Андреевичу. Хотя, если честно, абсолютно не могу представить, как вырваться от пациентов. Они в этот воскресный денёк особенно активны, — он расплылся в доброй улыбке и одной рукой пожал плечо девушки.       — Взбодритесь, голубушка. На свете нет ничего такого, что не имело бы решения! Обязательно это дело раскроется, рано или поздно.       Анна на мгновение задумалась, медленно перебирая пальцами у шеи, и, наконец, пришла к определённому решению:       — Александр Францевич, я тоже хотела поговорить с Антоном Андреевичем. Правда, не уверена в том, что в этот день найду его в участке. Но мне будет куда более спокойно, если я пойду туда не просто из праздного любопытства, а, как минимум, помогу вам. Может, вы напишите ему записку о вашем открытии, а я её передам?       Доктор отстранился и задумчиво почесал аккуратно стриженую седую бороду:       — Да, вы определённо выручили бы меня, Анна Викторовна. Но, право, не знаю, уместно ли это? — в его глазах загорелся огонёк, и ей стало абсолютно ясно, что этот вопрос он задал только из вежливости, радуясь тому обстоятельству, что ему не придётся самому искать Коробейникова.       — Абсолютно уместно, — с искренней улыбкой ответила Анна. — Я подожду вас у входа.       — Как вам будет угодно, Анна Викторовна, — слегка откланявшись, ответил доктор и отправился в свой больничный кабинет.       Девушка вышла на улицу, с удовольствием вдыхая свежий воздух. Она радовалась тому, что сейчас у неё появился предлог для посещения полицейского участка. Да, она никогда особенно не переживала о том, что говорят люди в городе по поводу её свободных перемещений — но раньше у нее была ценная информация, полученная от потустороннего мира, которую необходимо было сразу же сообщать полиции, а теперь ей требовалось самой искать повод помочь следствию. И именно сейчас, благодаря удачно сложившимся обстоятельствам, она нашла его. Размышляя об этом, Анна улыбнулась, легонько похлопала в ладоши, и в её голове зазвучал победный «Большой блестящий вальс».