JE VOIS

      Переступив порог полицейского участка, Анна мигом ощутила себя защищённой от любых напастей, даже таких небольших, как разбушевавшаяся погода. Моросящий дождь идти перестал, зато поднялся сильный ветер. Теперь на улицах царствовал хаос из песка, взметающегося в воздух, летающих листовок с объявлениями и других лёгких вещей, забытых людьми, скоропостижно удалившимися с прогулки. Девушка с облегчением вздохнула и, стряхивая лёгким постукиванием каблуков приставшую к сапогам серую пыль, настроилась на дальнейшую беседу с представителями закона.       Оказавшись в приёмной комнате, Анна обнаружила, что все дежурные, кроме Ефима, мерно похрапывающего за столом, почему-то отсутствовали на своих местах. Услышав её шаги, он слегка вздрогнул, но не проснулся. Такое спокойствие в стенах управления было непривычным, однако отсутствие дебоширов за решеткой и непогода на улице, заставившая всех людей, в том числе и преступников, на время затаиться у себя в домах, полностью объясняли послабления в рядах полиции.       Анна с первых минут присутствия в этом помещении почувствовала знакомые запахи старых бумаг, ваксы и табака и расплылась в улыбке. Она внезапно осознала, что снова оказалась на своём месте. У неё появилось удивительное чувство причастности к чему-то важному, и абсолютно чужое помещение показалось ей родным домом. Девушке нравилось быть в курсе всех событий, знать, кто какие обязанности выполняет в механизме правосудия города Затонска, и, конечно, она получала истинное удовольствие от того, что её действия помогают этому механизму исправно работать. И если другие люди старались как можно скорее покинуть участок, справившись со своими делами, то её манила та загадочная атмосфера, царившая за дверьми полицейского управления.       Уже собираясь нарушить сладкий сон Ефима, девушка вдруг услышала скрип деревянных половиц, который оповестил её о приходе дежурного из другого отделения. Звуки гулко отдавались под тяжёлыми, но быстрыми шагами, и вскоре Анна увидела в проходе знакомого околоточного надзирателя Ульяшина. При виде её молодой человек встал по стойке смирно и рукой отдал честь. В своём тёмно-синем мундире с красной отделкой и в этом приветственном положении Ульяшин отчаянно напоминал ей одного из оловянных солдатиков Элис.       Элис… Это имя, внезапно возникшее в её голове, заставило сердце Анны учащенно биться. Она любила эту несчастную девушку, в силу обстоятельств побывавшую в весьма ужасающих условиях. Ей пришлось пережить смерть отца и психиатрическую лечебницу. Последнюю, однако, она сама же и выбрала в попытке защитить свою тайну ото всех. Все учили Элис жить нормальной жизнью, но оказалось, ей это не требовалось. Окружающие были так глупы, что не заметили очевидного — они лечили здорового человека. И Анна тоже поначалу была обманута. Она поверила и в то, что девушка могла стать ей настоящей подругой. Милая Элис с каждым новым днём их общения скрывала от неё всё больше и больше, и когда Анна узнала о том, что девушку считают английской шпионкой, сомнение само собой возникло в душе. Полковник Варфоломеев вскоре опроверг это обвинение и забрал Элис в Петербург в качестве помощницы по делу, однако неприятный осадок всё-таки остался. Анна не сердилась на неё и даже простила всю ту недосказанность, которая осталась между ними, но ещё одна утрата близкого человека отнюдь не повышала настроения. Из размышлений девушку вырвал уверенный голос полицейского:       — Анна Викторовна, честь имею!       Он не скрывал своей радости от того, что увидел её: улыбка растянулась на его вытянутом лице, подернутом небольшой тёмной щетиной, а глаза заблестели от любопытства. Анна всегда приносила с собой необычные новости, и сейчас он явно готов был поучаствовать в каждой из предложенных ею авантюр. Девушка улыбнулась ему и в ответ уверенно кивнула.       — Вы к нам по какому-то делу? — поинтересовался уже заметно расслабившийся Ульяшин. От него, как и прежде, исходила уверенность в своих действиях, которая делала из молодого человека настоящего полицейского, однако присутствие знакомой милой девушки не могло не смягчить его повседневной напускной строгости, которую он обычно проявлял в общении с нарушителями городского порядка.       — Да, доктор Милц просил передать это письмо Антону Андреевичу, — девушка достала конверт из сумочки и показала его надзирателю. — Он лично хотел сообщить о заново открывшихся обстоятельствах дела, однако его пациенты требовали неотложного внимания.       — Это, конечно, хорошо, ваша милость, только он заперся у себя в кабинете и никому не отвечает, — Ульяшин был готов принять из рук Анны письмо, только девушка притянула его обратно к себе, услышав столь интересную информацию.       — Антон Андреевич заперся в кабинете? — её брови поползли вверх, а в голубых глазах засветились огоньки любопытства. — Я думала, что в воскресный день найду в участке только дежурных, — конечно, она рассчитывала расспросить этих самых дежурных о месте, где можно отыскать Коробейникова, но он своими необычными действиями облегчил ей задачу. Девушке оставалось только прорваться в кабинет к забаррикадировавшемуся следователю.       — Так и есть, Анна Викторовна. Всё начальство разъехалось, один Антон Андреевич и остался на месте, прося не беспокоить. Но, вероятно, вам он откроет. Я, если что, недалеко буду, — он указал направление в другую комнату и, наклонив голову, удалился с лукавой улыбкой.       — Если что? — удивилась вслед уходящему надзирателю Анна. — Что он там делает?       Девушка подошла к двери, за которой скрывался Коробейников, и изо всех сил застучала в неё. С другой стороны послышался хрипловатый голос, отправляющий всех любопытствующих куда подальше. Анна поразилась такому поведению, однако это обстоятельство её позабавило.       — Антон Андреевич, это я, Анна Викторовна Миронова. Прошу вас, откройте! — девушка услышала беготню по комнате и тихие чертыханья. Улыбка не сходила с её лица — она уже настроилась на нечто, чего прежде ей видеть не доводилось.       Спустя минуту дверь распахнулась, и на Анну нахлынули пары алкоголя, заполнившие весь кабинет.       — Антон Андреевич, вы пьяны? — с искренним удивлением и нескрываемым весельем поинтересовалась Анна. Ответ был очевиден, но девушка всё же осталась в дверях, ожидая объяснений Коробейникова.       Молодой человек приложил палец к губам, которые предусмотрительно свернул в трубочку и, произнеся нечто вроде «Чш-ш-ш!», пригласил жестом свободной руки Анну войти, а затем, высунувшись из-за двери, проверил наличие посторонних любопытствующих глаз: в приёмной к этому моменту Ефим успел занять строгое положение за столом, стараясь не выдавать своего недавнего сна. Девушка воспользовалась приглашением Коробейникова, однако сильно углубляться не стала, остановившись возле высокой деревянной вешалки при входе. Не ожидая помощи от пьяного служителя закона, Анна самостоятельно стянула с плеч пальто и повесила его на крючок.       Девушка намеренно старалась избегать этого кабинета столь долгое время, и теперь чувствовала себя некомфортно в этих голубых стенах, давящих на неё воспоминаниями. Тяжесть, которую она здесь сейчас испытывала, коренным образом отличалась от комфорта, дружелюбно предоставленного приёмной. Антон Андреевич суетливо обогнул Анну, стоящую неподвижно, и придержал стул возле небольшого стола, располагающегося напротив входной двери. Это место ранее принадлежало ему же, когда он был в должности помощника следователя.       Девушка сняла шляпку и, положив её вместе с сумочкой на стол, присела. Пока Коробейников нетвердо возвращался на своё место, Анна бросила осторожный взгляд на пустующий стол. Слабый дневной свет, проникающий в комнату сквозь большое окно, создавал ощущение чего-то неземного. Дальняя часть комнаты была словно в дымке, отдаляя это место от Анны. Ей казалось, что большой стол и вовсе не существовал, а лишь мерещился. В остальном же обстановка не изменилась: большая картина всадника занимала почётное место на стене позади довольно простого и ничем не примечательного стула, правее висела не менее большая карта Затонска, а верхняя полка невысокой книжной тумбочки всё так же наполовину пустовала, явно ожидая увесистого кожаного саквояжа, которого, естественно, там не было. Однако прежний педантичный порядок стола всё же был нарушен ворохом бумаг и папок, пустых стаканов и подстаканников, и других ранее несвойственных этой мебели предметов. За таким беспорядком едва можно было рассмотреть большую настольную лампу янтарного цвета с золочёной отделкой, которая прежде отлично оттеняла зелёное сукно столешницы и, безусловно, говорила пришедшим о статусе и важности особы, занимающей это место.       Анне стало нестерпимо душно. Спёртый воздух кабинета вкупе с алкогольными парами был абсолютно не присущ этому помещению. К тому же, она поняла, что ощущает присутствие Штольмана. Сейчас ей ужасно его не хватало, и в то же время, его было слишком много в этих четырёх стенах. Утром она отчаянно хотела избавиться от любого упоминания о нём, чтобы уйти от навязчивых мыслей и хотя бы ненадолго вздохнуть свободно и живо, но теперь поняла, что это было попросту невозможно. Чувство к нему за эти месяцы нисколько не ослабло, а, напротив, усилилось. Анне стало абсолютно ясно, что куда бы она ни пришла, ей всюду мерещился Яков, особенно здесь, в его собственном кабинете. Этот мужчина за два года успел заполнить собой каждый уголок Затонска, каждый уголок её души, её сердца и её жизни. Ей не убежать от него. «Слишком хороший сыщик», — ухмыльнулась про себя девушка. Да она более и не хотела этого. Ей вдруг стало неуютно от своих же утренних бессмысленных обвинений. Анна с самого начала понимала, что это были только слова, мощный взрыв копившегося в ней негодования и отчаяния, но всё же, они что-то тронули в её душе, заставили её шевелиться.       Девушка вдруг вскочила со своего места, немало перепугав этим действием туго соображающего Коробейникова, и распахнула настежь окно, располагающееся позади неё. Холодный ветер ворвался в комнату, унося с собой все неприятные запахи и тревожные ощущения.       Антон привстал на руках над столом и несколько расстроенный тем, что его уютное состояние было нарушено, протянул:       — Ну, Анна Викторовна! Холодно же! — девушка махнула рукой в его сторону.       — Подождите немного, Антон Андреевич. Иначе я тоже опьянею от этих испарений. А ведь я пришла обсудить кое-что важное!       Молодой человек опустился обратно на стул и, насупивши брови, стал ждать. Освежившись и настроившись на разговор, Анна закрыла окно и вернулась на своё место. Она внимательно смотрела в глаза горе-следователю и не смогла сдержать улыбки. Он улыбнулся ей в ответ, а после со всей силы ударил себя по лбу ладонью.       — Вот ведь я лопух! Совсем забыл вас как следует поприветствовать! Позвольте, — он потянулся за её рукой через весь стол и смачно поцеловал тонкое кружево её перчатки. Она вернула обратно руку и незаметно вытерла её подол платья. От всего этого Анна ещё сильнее развеселилась, но собралась с силами и сделала серьёзное лицо доктора, готового выслушать все проблемы пациента.       — Что вас беспокоит, Антон Андреевич? В разгар воскресения пить на рабочем месте! –девушка всё-таки не удержавшись от очередного порыва смеха на последней фразе.       Молодой человек в попытке пожать плечами забавно дёрнулся всем телом, отчего бутылка, которую он предусмотрительно спрятал под стол, зазвенела.       — Всё и сразу, Анна Викторовна. Всё и сразу, — он с силой потёр ладонями глаза, а потом, насупившись, словно обиженный ребёнок, продолжил:       — Никакой из меня следователь получился. Ни рыба, ни мясо, ни кафтан, ни ряса. В общем, скверный! — Антон чмокнул губами и развёл руки в разные стороны.       — И что же вас привело к такому нелестному заключению? — девушка с изумлением подняла брови. Она видела, что у Коробейникова получается не всё гладко, но чтобы так переживать, нужно иметь определённо больше поводов, чем те, о которых она знала.       — Да вы и сами всё видите, Анна Викторовна. Чего я добился? Выяснил, что Савин и Никонорова умерли от яда, — он начал загибать по очереди пальцы на левой руке. — Определил, что у всех моих подозреваемых есть алиби, а у тех, кто его подтвердить не смог, нет мотива, — Коробейников попытался сосредоточить взгляд на Анне, но скоро его больше стали занимать оттопыренные в разные стороны собственные три пальца, оставшиеся без его открытий. Он взмахнул левой рукой в подтверждение своих слов и продолжил:       — У тех лиходеев, которые угрожали Серпуховой, не было абсолютно никаких причин убивать Савина. Он как раз устроился на новом месте и вскоре обещался выплатить деньги. Они обязательно ответят по всей строгости закона за свои запугивания, но не убивали они, не убивали… — Антон снова развёл руки в стороны и выкатил нижнюю губу в знак того, что и эта линия его размышлений прервалась. Коробейников замер в такой позе, найдя на столе какую-то интересную деталь, и Анна воспользовалась паузой, чтобы поразмышлять вслух и, возможно, натолкнуть сыщика на новые идеи:       — Да, они действительно мало походят на убийц. Но вы никогда не думали о том, что отравление это довольно специфическое убийство? Скорее женское, нежели мужское. Игрокам проще было бы огреть по голове несчастного Савина чем-нибудь тяжелым в тёмном переулке, чем травить в многолюдном месте. К тому же, травить его с женщиной. Жених Никоноровой, судя по вашим описаниям, довольно основательный мужчина и наверняка тоже придумал бы что-нибудь более грубое.       Антон вспыхнул и посмотрел на Анну блестящими от действия алкоголя глазами:       — Вы невероятно сообразительны, Анна Викторовна!       — Благодарю, — сухо отозвалась девушка и стала ждать ответа.       — Разумеется, я разрабатывал версии на основе этих теорий! — он поднял левую руку с теми же, ещё не разогнутыми, пальцами вверх. — Убийство это довольно необычное и чистое. Нет свидетелей и даже нет подозреваемых. Самым очевидным может показаться ревность, но если Ушаков обладает железным алиби, то других ревнителей, особенно женского пола, я не нашёл! Никто не знает о таких, и в окружении убитых подобные лица замечены не были! Вот и вся петрушка… — расстроенно заключил Коробейников. Анна встала с места и начала ходить кругами по комнате в раздумьях.       — Как вы думаете, а мать Ушакова могла невзлюбить свою невестку? — уточнила Анна.       — Определённо она её не приняла в дом, Анна Викторовна. Однако его мать так стара, что и ложку ко рту подносит с трудом, не говоря уже о таком сложном убийстве. И ворчит постоянно, словно пёс цепной, — отметил следователь, демонстрируя скрюченными руками оскал разъяренной собаки. — Не удивительно, что Ушаков сбежал от неё.       — Антон Андреевич, вы говорили, что стрихнин довольно редкий яд и достать его непросто. Он был доступен кому-нибудь из ваших подозреваемых?       Коробейников, завороженный движениями девушки, встрепенулся, и поднял голову с рук, на которых до этого удобно устроился. Обнаружив, что Анна стоит и пристально смотрит на него, он быстро вскочил со стула, отчего тот наклонился на задних ножках и опёрся спинкой о стену. Следователь неловко засуетился, пытаясь поставить мебель ровнее, но из-за своих размашистых движений вконец повалил стеклянную бутыль, которую спрятал от Анны. Большая ёмкость с мутной жидкостью прокатилась под столом и остановилась возле ног девушки. Она подняла с пола ополовиненную тару и усмехнулась. Антон мигом оказался возле неё и практически вырвал напиток, которым, очевидно, он злоупотреблял с вечера субботы, и поспешил поставить его на стол, более не заботясь о приличиях.       Молодой человек, покачиваясь, развернулся на каблуках и подарил Анне взгляд, который мог заставить расплакаться даже самого бессердечного человека.       — Простите, Анна Викторовна, я не уловил ваш прошлый вопрос. Очевидно, вы интересовались чем-то очень важным!       Анна рассмеялась и предложила Коробейникову сесть обратно, но он отказался, махнув рукой. Тогда девушка подошла к его столу и присела на край столешницы, поддерживая зрительный контакт со следователем:       — Вы узнали, кто из ваших подозреваемых мог спокойно достать стрихнин?       — А, это. Убитая работала в гостинице, где им травили мышей. Соответственно, доступ был только у неё и, возможно, её жениха и любовника. И то только, если она сама им его дала. Аптекари все как один заявляют, что этим товаром давно никто не интересовался, а торговцы божатся, что не продавали. Вот так вот, Анна Викторовна, — он тяжело вздохнул и сделал неуверенный шаг вперёд, смотря себе под ноги.       — В общем, предаваясь долгим раздумьям, я, наконец, пришёл к довольно обоснованному выводу. Эти полюбовники отравились по собственному желанию. Никонорова достала порошок, а Савин вино. По сговору они приняли напиток. И мотивы у них были. На одну давил жених, а у другого долги были по всему городу. Я, конечно, ощущаю нутром, что есть здесь какой-то подвох, но раскрыть его не могу…       Анна спустилась на пол и воодушевлённо схватила Коробейникова за руки:       — И правильно, что чувствуете! У меня есть новые доказательства, которые… — она не успела договорить, потому как следователь прервал её.       — Бросьте вы это дело, Анна Викторовна. Не достоин я ваших утешений! Дело решено. Трегубов приказал закрывать расследование, мол, нет доказательств и нечего пестаться с самоубийцами. А ещё сказал, что к нам приедет проверка из Петербурга, если я продолжу это дело. И следователя придётся нового вызывать, ибо я в одиночку не справляюсь, — он бросил быстрый взгляд на главный стол этого кабинета, а после ещё тише продолжил:       — Вот так вот я оплошал в первом же своём самостоятельном деле!       — Да послушайте же меня, в конце-то концов! — вспылила Анна. — У меня действительно к вам есть новость, которая, возможно, повернёт дело в другую сторону! Я встречалась сегодня… — она собралась достать конверт с письмом, переданный ей доктором Милцем, из кармана юбок, но Коробейников снова оборвал её речь.       — Милая Анна Викторовна, вы так добры ко мне, — он снова взял её руки в свои большие ладони. — Вы сущий ангел, спустившийся с небес и помогающий всем страждущим! Вы солнце, которое освещает своим светом этот мир. Знаете, возможно, скоро меня выгонят из полиции из-за неспособности выполнять свою работу, — она хмыкнула, пытаясь опровергнуть это заявление, но он не остановился, чтобы дать ей такую возможность. — Я не знаю, свидимся ли мы после, но уверен, что именно сейчас должен…- Коробейников ненадолго опустил взгляд, подбирая нужное слово.       Анна почувствовала, как её тело невольно начало трястись от переполнявшего её нервного напряжения. Её накрыла волна паники, а отсутствие хоть какого-нибудь расстояния между их телами лишь усугубило ситуацию. Она не должна была позволять расстоянию между ними сократиться. Девушка чувствовала на своём лице тяжелое пьяное дыхание Коробейникова. Ей показалось, что сейчас должно что-то произойти. Что-то очень важное и то, чего бы она очень хотела избежать. В её голове был настоящий ураган, мысли носились, словно птицы, ищущие убежище в непогоду. Она не успела что-либо сказать или отдалиться от него настолько, чтобы избежать следующего его действия. Коробейников, привстав на носочки и, закрыв глаза, молниеносно поцеловал её.       Девушка вздрогнула, словно от обжигающего электрического разряда. Ей показалось, что между ней и Коробейниковым мгновенно образовалась пропасть. Этот поцелуй уничтожил все те преграды и барьеры, которые сохраняли тёплые дружественные отношения между двумя молодыми людьми. В самый последний момент Анна всё же успела подставить под его губы щёку, но её рука так напряглась, что, когда Коробейников отпрыгнул от неё, как напроказничавший ребёнок от сломанной игрушки, ей пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы не влепить ему оглушительную пощёчину.       Её рука саднила, от впившихся в ладонь ногтей, а огненный жар покрывал её с ног до головы. Она знала о его чувствах с самого начала, но и представить не могла, что этот кроткий и безобидный человек в обычной жизни станет столь бесцеремонным в пьяном состоянии. Анна сдерживалась с трудом и готова была взорваться от возмущения в любую минуту. Одно его неловкое движение и её рука определённо настигла бы своей цели. Но Коробейников не двигался. Он стоял неподвижно, как статуя. То, что он жив, можно было определить лишь по невероятно быстро хлопающим ресницам. Очевидно, он и сам был в шоке от собственной решимости и, вероятно, сразу же осознал свою величайшую ошибку.       — Вы… Вы ведёте себя непозволительно! –голос Анны сорвался. — Я не давала вам повода думать обо мне подобным образом. Не смейте…- её начинало трясти.       Девушке внезапно показалось, что Штольман сидит на своём рабочем месте и с ухмылкой наблюдает за происходящим. Он прежде не раз делал небрежное выражение лица, маскируя им свою ревность, когда видел, что за ней пытаются ухаживать другие мужчины, а она нарочно дразнила его своим общением с ними. Но это было давно, ещё до их взаимного признания друг другу. Теперь же девушке хотелось, чтобы он никогда не бывал ранее в этом кабинете и в этом городе. И чтобы даже его мираж не видел этого позора.       Анна начала задыхаться от нехватки кислорода и, держа левой рукой подол платья, развернулась на месте, чтобы как можно скорее забрать свои вещи и покинуть это место. Однако Коробейников опередил её и встал возле двери.       -Простите… Простите м-меня, Анна Викторовна, — его голос стал выше, чем прежде, да и сам следователь, казалось, протрезвел. — Я не должен был, я не имел никакого права. Вы можете… Я не имел права. Я клянусь, что никогда, никогда такого больше не произойдёт. Только умоляю, простите меня, Анна Викторовна… Я…       Она не дождалась его дальнейших оправданий, а жёстко оттолкнула молодого человека в сторону и распахнула дверь. Уже на пороге она вспомнила о том деле, ради которого и приходила сюда. Резким движением Анна вынула из кармана платья письмо и всучила его побелевшему Коробейникову.       — В этом конверте информация, которую вам передал доктор Милц. И если бы вы не были столь бесцеремонны, то уже сейчас искали бы убийцу. Вам нельзя прикасаться к алкоголю, Антон Андреевич, — кинула она последние слова уже себе за спину, быстрым шагом направляясь к выходу.       Она вырвалась из полицейского участка, как птица вырывается из клетки, когда перед нею распахивают решетку. Анна дрожала от переполнявших её чувств раздражения и собственного идиотизма. Не первый раз она попадалась на эти уловки, которые после заканчивались поцелуями и, соответственно, пощёчинами. Ей ничего не стоило отстраниться от него раньше, но она не хотела обидеть бедного Коробейникова, не хотела задеть его чувств. Теперь же она готова была разорвать любого, кто только посмел бы сделать одно неловкое движение в её сторону. Но больше всего она злилась, конечно же, на себя.       Девушка не знала, куда ей идти. Сначала она почти бежала, стараясь удалиться как можно дальше от управления, а когда выбилась из сил, начала медленно идти, не разбирая дороги. Ветер слегка утих, и теперь на улицах снова стали появляться прохожие. Её мысли путались, перебегая с одной на другую, а ноги сами вели её в неизвестном направлении. Она очнулась только, когда услышала гомон и суету на рынке, до которого неожиданно для себя довольно скоро добралась.       Широкие лавки с продуктами ломились от товаров в этот воскресный день. Здесь можно было найти и крупы, и рыбу, и мясо, и различные сладости. Люди толпились возле особенно редких товаров, привезённых из других городов на ярмарку, и яро торговались с купцами. Особенно громки споры были возле небольшой лавочки с тканями, которая неизвестным образом затесалась среди продовольственных товаров. Женщины прикладывали к себе лоскуты различных материалов, а их мужья активно поддерживали или критиковали выбор своих избранниц.       Анна сначала с иронией смотрела на всё это скопление народа, но когда её взгляд коснулся яркой шёлковой ткани, весь скептицизм исчез мгновенно. Она осторожно встала в стороне, рассматривая её и пробуя пальцами на ощупь. Рисунок этого полотна был удивительным: большие алые цветы, среди которых виднелись маленькие белые бабочки, украшали нежно-голубую основу. Девушка ни разу в жизни не видела ничего подобного. Ей очень нравился шёлк, но она абсолютно не могла представить, что можно сшить из этого материала. Поэтому Анна просто любовалась произведением искусства, к которому сейчас прикасалась.       Казалось, ничто не могло вывести её из этого медленного раздумья, однако глубокий знакомый голос мгновенно нарушил покой сознания. Анна напрягла слух, пытаясь выделить бархатный голос из общего шума гудевшего рынка. Когда ей это удалось, она быстро начала пробегать глазами по лицам стоящих поблизости людей. Её сердце так сильно застучало, что отдавалось гулкими ударами у висков, норовя вырваться из грудной клетки. «Это он. Это не может быть кто-то другой. Где же? Куда пропал? Не беги от меня, всё равно найду», — она судорожно собирала остатки логики и здравого смысла у себя в голове, готовясь взять след, словно ищейка на охоте. Голос пропал так же внезапно, как и появился. Теперь она не могла определить даже направления, в котором нужно двигаться. Она лишь чувствовала, что нужно бежать, чтобы не оборвать тонкую нить, которая ещё ощущалась между его голосом и её разумом.       Девушка искала в толпе знакомые черты любимого лица и, не медля, расталкивала руками тех, кто не соответствовал её представлениям. У самого выхода с ярмарки она увидела спину высокого мужчины в строгом чёрном пальто с котелком на голове, который медленно удалялся, и побежала за ним. Она так спешила, что некоторые прохожие сами разбегались в разные стороны, чтобы не быть сбитыми. Анна не успевала раздавать извинения всем тем, кого ненароком потревожила, но сейчас это её волновало в самой меньшей степени. Только он. Она не должна упустить его.       Не зная, может ли называть его просто Яковом, Анна прокричала длинное, зато очень узнаваемое: «Яков Платонович!». Мужчина не обернулся, но ей показалось, что он немного ускорил шаг. Его трость покачивалась в такт уверенного хода, что создавало ощущение великолепно работающего механизма, который неминуемо уносился дальше от неё. Вероятно, он просто не услышал её зов: между ними всё ещё оставалось приличное расстояние. Анна снова, громче, чем прежде, позвала его по имени, но её крик потонул в оглушительном свисте кого-то из трудяг, разгружающих большие мешки с товарами. Обогнув очередное препятствие в виде телеги, внезапно образовавшейся перед ней, девушка побежала так, как никогда прежде. Её ноги заплетались в пышных юбках, а дыхание сбилось окончательно. Когда она, наконец, приблизилась к своей цели, из её пересохшего от волнения и быстрого бега рта вырвалось только хриплое:       — Яков!       Мужчина резко обернулся и уверенно подхватил теряющую сознание девушку.