JE VOIS

      Стоял летний июньский день, безоблачный и тихий. К тому моменту, как Анна решила выйти из дома на свежий воздух, на часах пробило пять вечера. Это время как раз располагало к пребыванию на улице: дневная жара спала, и небольшой круглый стол, выставленный на веранде, наконец-то оказался в тени. Девушка сидела в глубоком кожаном кресле с книгой на коленях, уже давно бросив чтение. Её взгляд был прикован к куда более интересной картине: Виктор Иванович усердно выписывал пируэты на Вивальди. Отец Анны прозвал так коня исключительно за пронзительное ржание, которое раздражало слух не меньше, чем самый высокий звук скрипки, произведённый непосредственно над ухом. А так как четвероногий обитатель имения Мироновых оказался на удивление общительным, эти самые звуки всему семейству и служащим дома приходилось слышать довольно часто. Жеребец с первых дней показывал себя исключительно с хорошей стороны, и отец Анны любил выезжать на нём в леса, чтобы развеяться. Однако уже некоторое время Виктор Иванович нашел для себя более увлекательное занятие: он обучал коня новым элементам верховой езды, что определённо доставляло обоим искреннее удовольствие. В этом непростом деле им помогал конюх, который оказался человеком знающим и увлеченным. Именно поэтому хозяин дома никогда не оставался один: Фёдор ни на шаг не отступал от него, поддерживая в мелочах, давая советы или просто наблюдая поодаль. Они занимались на противоположной от Анны стороне подъездной дорожки, проходящей кольцом вокруг бережно взращенного газона с яркими цветочными клумбами в центре, и девушке казалось, будто она находится в театре и наслаждается прекрасным представлением.       Анна так увлеклась делом отца, что ненадолго забыла о своих волнениях. Уже как неделю она не могла успокоиться, со дня на день ожидая приезда дядюшки. Конечно, она понимала, что фраза «к июлю» могла быть далеко неточной и написанной в спешке, но всё же ей отчаянно хотелось верить в то, что на этот раз Пётр Иванович окажется аккуратным в данном им обещании.       Поначалу от постоянных ожиданий девушку спасали неоконченные дела: внезапно появившиеся на её пороге женщины, просящие найти клад, требовали неотложного ответа, а закрытие дела об отравлении её совершенно не устраивало. И если с первым она разобралась довольно скоро, сообщив просительницам, что духи их покойных родственников не хотят отвечать на столь бесцеремонный вопрос без особых причин, то со вторым было куда сложнее.       Коробейников явился к ней через несколько дней после досадного происшествия и умолял его выслушать. Анна особенно не противилась этому, так как изначально винила за беспечность только себя, но с немалым удовольствием выслушала клятвы Антона о том, что он впредь не притронется к спиртному и ни в коем случае не нарушит границ дозволенного. Девушка приняла извинения и напоила следователя чаем. Тот, в свою очередь, рассказал ей о том, что скоро должна приехать проверка из столицы и «навести здесь порядок». Ревизоры действительно позже показались в полицейском участке города Затонска, но пробыли недолго, убедившись в том, что Коробейников не упустил ни одной улики и справился с расследованием. Так дело об отравлении закрыли полностью и безоговорочно. После этой новости Анна ещё какое-то время пыталась наблюдать за бывшими подозреваемыми, однако вскоре ей надоела бессмысленная слежка, результаты которой абсолютно никто не взял бы в расчёт.Именно поэтому она вскоре прекратила эту бесполезную работу.       Больше в Затонске ничего необычного не происходило: такие преступления как кражи, уличные хулиганства, бои без правил и хранение в складах города контрабандного товара умело раскрывались Антоном и без помощи медиума, а просительницы, очевидно, вняв словам девушки о том, что она сама их найдёт, когда духи явятся, больше не приходили. От бесконечного томления и скуки, к которым часто присоединялись и беспощадные мысли о Штольмане, девушка каждый новый день готова была сорваться в Петербург, наплевав на приличия. Теперь, зная адрес дядюшкиной квартиры, она обдумывала план своего скорого отъезда и всё время откладывала его, подозревая, что родители будут не в восторге от такой её вольности.       Мысленно переходя от одного решения к другому, Анна пыталась понять, какое занятие смогло бы её отвлечь — и вскоре, в одну из прогулок по городским улочкам, ей пришла в голову замечательная идея. Она договорилась с директором уездного училища о том, что будет вести уроки музыки в качестве факультатива и для общего развития. Домашний инструмент мама запретила перевозить под любым предлогом, поэтому после того, как старенькое пианино было найдено у знакомых и отправлено в класс, Анна несколько раз в неделю радовала учащихся своей игрой. Разумеется, денег за занятия ей никто не платил, но для неё это было и не важно. Она самозабвенно делилась своим опытом и умениями с людьми и была от этого в какой-то мере удовлетворена. Кроме того, у неё оставались уроки английского, поэтому она ощущала себя довольно занятой девушкой для беспричинной хандры.       Сейчас же от волнительного предвкушения приезда дяди Анну спасало увлеченное наблюдение за изящными элементами верховой езды. Вивальди уже порядком устал и, взбрыкнув, отказался выполнять очередную команду всадника. Виктор Иванович быстро успокоил коня, перехватил поводья и спешился, утирая лоб тыльной стороной руки: несмотря на то, что солнце стало менее активным, воздух был ещё горяч для активных занятий. Передавая лошадь в заботливые руки Фёдора, отец помахал дочери и направился в её сторону. Не пройдя и половины пути, он резко обернулся, так как жеребец начал пронзительно ржать позади него, возбуждённо топчась на одном месте и направляя всё своё внимание в сторону ворот.       Спустя минуту на подъездной дорожке показался экипаж с двумя пассажирами и багажом, запряженный гнедой кобылкой, на которую, вероятно, и отреагировал Вивальди. Увидев в лице одного из гостей знакомые черты, девушка так быстро сорвалась с места, что книга, лежавшая на подоле её кремового платья, упала на пол. Анна спешно подняла её, положила на стол и устремилась вперед, так как более не видела перед собою преград, чтобы крепко-крепко обнять долгожданного родственника.       После первых радостных приветствий и распоряжений слугам по поводу помощи прибывшим, вся процессия, состоящая из Анны, её отца, дядюшки и неожиданного гостя, направилась в гостиную. Было видно, что Пётр Иванович очень устал после столь долгой дороги, но, обняв свою племянницу за плечи, он ободрился и решил представить незнакомца своей семье.       — Прошу меня извинить за то, что не известил вас заранее о своём спутнике. Решение было принято настолько спешно, что мы в любом случае приехали бы в Затонск быстрее, нежели было бы доставлено письмо. Позвольте отрекомендовать вам Аркадия Юрьевича Лесницкого, столичного художника. Между прочим, хорошо известного своими работами при дворе! — дядя явно гордился такими связями, установившимися в Петербурге. Он прищурился, оценивая реакцию своих родственников, а после представил их Аркадию поочередно. Казалось, молодой человек в незнакомом доме чувствовал себя довольно комфортно и, нисколько не смущаясь внимания к своей персоне, уверенно произнёс:       — К вашим услугам! — он склонил голову в знак приветствия Виктора Ивановича, а после по очереди поцеловал руки дамам. — Мария Тимофеевна, Анна Викторовна! Я надеюсь, что моё присутствие не помешает вашей семье. Но если вдруг я стану вам докучать, то обязательно выпроводите меня в гостиницу, — он озорно улыбнулся, остановившись взглядом на девушке.       «Его янтарные глаза словно молнии мечут», — подумалось Анне. Она видела перед собой стройного молодого человека, ненамного старше её самой, одетого в слегка поношенный, но довольно приличный коричневый сюртук, который был ему немного свободен, зато прекрасно оттенял цвет глаз. Дорожная пыль покрывала не только его обувь, но и низ брюк, что вызвало невольное негодование у девушки: Пётр Иванович претерпел в дороге не меньше неудобств, но всё же не смог себе позволить войти в дом не отряхнув прилипший серый налёт. Такая небрежность со стороны гостя необъяснимым образом сочеталась с элегантностью и строгостью верха: галстук был плотно затянут, а сквозь распахнутые полы сюртука виднелась серебряная цепочка часов, расположившихся в кармане клетчатого жилета. Отметив про себя, что неприлично долго рассматривает гостя, Анна быстро отвернулась от него и стала вникать в активный разговор.       — Не сомневайтесь, Аркадий, если хозяйке этого дома что-то не по душе, она выставляет это за дверь сию же секунду! — ответил Пётр Иванович, явно веселясь при этом.       — Что за вздор, Пётр Иванович! Это надо же такое сказать! — вспылила Мария Тимофеевна и гневно посмотрела на брата своего мужа, но через пару мгновений успокоилась и перевела свой взгляд на гостя. — Господин Лесницкий, наша семья надеется на то, что вам понравится Затонск так же, как он нравится нам. Комнаты уже готовятся. Герасим с минуты на минуту спустится, чтобы проводить вас. А после мы с нетерпением будем ждать за ужином интереснейших новостей из Петербурга!       Аркадий с благодарностью за такую гостеприимность кивнул и, прежде чем подняться наверх, снова посмотрел на Анну. Его взгляд художника подмечал много всего интересного и прекрасного по своей сути, но такого милого лица видеть ему ещё не приходилось: большие голубые глаза, длинные густые ресницы, прямой аккуратный носик, в меру пухлые губки и, конечно, шикарная копна русых волос, переливающихся золотом на солнце, — всё это неизменно впечатляло его. Однако, осознание того, что перед ним чудесная молодая девушка, никак не сочеталось с её взглядом: в глубине её восхитительных глаз не было и намёка на безмятежность, свойственную её возрасту. Не было в них и оживлённости от того, что в их глуши появился новый человек, с которым можно обсудить все столичные сплетни. Была только глубокая отстранённость, в данный момент прикрытая искренней радостью от приезда её родственника. Очевидно, ей не терпелось избавиться от всех помех этого мира, чтобы, остаться наедине со своим дядей. «Что такого могло произойти в жизни этой прелестной девушки, что привело её в меланхолию, да ещё и в столь небольшом городке?» — задался вопросом Аркадий. Покинув мир грёз, он поддался чувственному порыву и неожиданно для самого себя сказал:       — Не грустите, сударыня. В мире полно неожиданных приятностей и красоты! При встрече с ними я вам обязательно их покажу!       Анна не смогла удержаться от колкого ответа: этот чужой человек имел неосторожность заглянуть ей прямо в душу, на что даже её близкие не осмеливались, и поэтому был обречен на немилость.       — Поверьте, я видела многое, и, боюсь, что ничем в Затонске вы меня удивить не сможете, — в голосе Анны звучали ледяные нотки.       — Поживём-увидим, — ответил художник и лёгкой походкой направился к лестнице.       — Вне всякого сомнения, — подтвердил Виктор Иванович и критически посмотрел на дочь, явно не одобряя такого недружелюбного тона.       *****       Когда все наконец заняли свои места за столом, и Виктор Иванович произнёс первый тост за успешное возвращение брата и появление гостя, атмосфера слегка разрядилась. Теперь Анна ощущала себя немного спокойнее, сидя напротив этого дерзкого молодого человека, однако с самого начала их знакомства её почему-то не оставляло чувство лёгкого раздражения по отношению к нему, хотя очевидных причин для этого не было. Он являлся одним из гостей, которых принимал этот дом, и, вероятнее всего, вскоре должен был покинуть имение, потому что в маленьком Затонске вряд ли могло найтись занятие для жителя Петербурга, привыкшего к безумствам столичного мира. Однако несмотря на все свои душевные метания по этому поводу, девушка не смогла отказать себе в удовольствии изучения новой персоны, и, накладывая в тарелку порцию утки, вновь внимательно осмотрела художника.       Его внешность была необычной и удивительной: раскосые глаза, густые чёрные брови, острый нос, тонкие губы, свойственные большинству мужчин, длинные, доходящие до плеч, вьющиеся тёмные волосы, которые заслужили её особого внимание. Она редко видела мужчин из высшего общества с длинными волосами. Ей показалось это несколько странным, но она не могла отделаться от ощущения, что никому другому такая причёска пойти не могла. Анна поняла, что пристально смотрит на Лесницкого только тогда, когда услышала обращение своей матери к горничной. Та, в свою очередь, услужливо стояла около стола, создавая наигранную видимость своей необходимости и ловя при этом каждое слово хозяев и их гостей.       — Прасковья, пожалуй, тебе стоит ещё раз проверить готовность комнат. Ступай-ступай! — хозяйка сделала жест левой рукой, не терпящий возражений прислуги, а затем ею же принялась нервно теребить локон возле виска. — Аркадий Юрьевич, будьте так любезны, расскажите нам, по какому поводу вы решили посетить наш провинциальный город? Не каждому петербуржцу, — последнее слово она произнесла с особым благоговением и старанием, — придёт в голову эта авантюрная идея!       — Это я его пригласил, любезная Мария Тимофеевна, — подал голос Пётр Иванович. — Мы встретились с этим молодым человеком в Петербурге, когда я уже собирался отправляться в Затонск.       — Как интересно! — поддержал беседу его старший брат.       — Да, это действительно интересная история, — вступил Лесницкий в разговор. Он пригубил немного вина и продолжил. — Я в те дни был особенно частым посетителем Эрмитажа: искал вдохновения у более знаменитых моих соратников, — мужчина улыбнулся и потянул рукой ворот рубашки, ослабляя давление. — Знаете ли, иногда полезно изучить работы прошлого, чтобы работы будущего стали содержательнее и лучше. Так вот, не успел я постигнуть всей сути произведения, перед которым стоял, как в конце коридора услышал жаркий спор между моим учителем, Ильёй Ефимовичем Репиным, и вашим глубокоуважаемым родственником, — Лесницкий с усмешкой наклонил голову в сторону Петра Ивановича.       — Вот спорить этот человек точно умеет! — возбуждённо вставила Мария Тимофеевна. — Порою бывает просто невыносим! — она начала горячиться и Виктор Иванович нежно положил свою ладонь поверх её руки. Анна увидела этот жест и невольно улыбнулась, понимая, что только такой рассудительный и спокойный человек, как её отец, мог спасти эту семью от полной катастрофы. Девушка сняла с вилки очередной кусок утки (которая, судя по быстрому её исчезновению с тарелок, была очень вкусной) и сосредоточилась на продолжающемся рассказе.       — Так вот, — Лесницкий перевёл быстрый взгляд на Анну, а потом снова обратился к другим членам семьи. — Выяснилось, что Пётр Иванович не хотел соглашаться с тем, что в деревнях художник может найти истинное вдохновение. Мой же наставник настаивал на обратном.       — И я действительно убеждён в том, что в Петербурге куда больше источников этого самого вдохновения, — Пётр Иванович наполнил свой опустевший бокал и сделал пару глотков. — Столько всего торжественного и монументального! Вокруг интеллигентные, известные люди. Есть куда сходить и на что посмотреть. А что же в деревне? Скромные дома, рабочие люди и один большой особняк на всю округу.       — Пётр, возможно, взгляд творческих людей падает на нечто другое, нежели наш? — Виктор Иванович поднял бокал и тоже пригубил немного вина.       — Так дело же не в красоте! — воскликнул художник, глядя на Петра Ивановича. — То, что мы видим каждый день, и есть настоящее искусство! Только познав его и оценив по достоинству, можно судить о чём-то высоком, — Лесницкий явно горел своей идеей и не раз уже участвовал в подобных дискуссиях. Он так же отлично понимал, куда может привести излишняя импульсивность, поэтому глубоко вздохнул, приводя чувства в порядок, и начал спокойно обосновывать свою позицию:       — Памятники и храмы столицы не пропадут, они будут всегда, а вот человек смертен. Сколько нищих и обездоленных вокруг. Как обветшали многие дома из-за того, что помещики не обращают внимания на просьбы крестьян. А какой беспредел устраивают многие чиновники! Они презирают всех, кроме людей из высшего общества! — всё же не удержался от искреннего возмущения молодой человек. — Это происходит везде, но в деревнях видится более отчетливо. Хотя и в столице сложно не заметить подобное явление.       — И что же вы предлагаете с этим делать, Аркадий Юрьевич? — не без интереса спросил хозяин дома.       Лесницкий ненадолго задумался, перебирая пальцами по столу. Анна так же, как и её родители, ожидала ответа от художника, когда вдруг почувствовала на себе взгляд дяди. Она повернула голову в его сторону и обнаружила на его широком лице, довольную кривоватую улыбку тонких губ и хитрых прищур карих глаз. Пётр Иванович уже давно обзавёлся глубокими морщинами на лбу и тяжелыми складками у рта, но все эти проявления возраста невероятно шли ему и делали младшего Миронова ещё более привлекательным в глазах женщин, если такое вообще было возможно: своим обаянием он сражал всех наповал при первой же встрече. К этому моменту дядюшка уже был слегка опьянён вином и явно наслаждался домашними удобствами, которые после долгой дороги его расслабили. Казалось, его абсолютно не интересовал ответ спутника, и Анна подумала, что за время путешествия они, должно быть, не раз уже касались этой темы. Девушка не смогла сдержать улыбку, наблюдая, как дядюшка прошелся ладонью по своим непослушным вьющимся волосам, и, убирая выбившиеся тёмные пряди к затылку, чуть было не задел манжетой белоснежной рубашки почти опустевший бокал. Пётр Иванович мгновенно приложил обе руки к губам, поднял густые тёмные брови, отчего его взгляд стал открытым и нарочито испуганным, и, притягивая плечи вверх, хмыкнул. У Анны невольно вырвался смешок, который направил взгляды всех сидящих за столом людей на неё, поэтому она вынуждена была попытаться замаскировать своё веселье лёгким покашливанием. Однако этого не понадобилось, так как вышедший из задумчивости художник продолжил разговор и тем самым снова вызвал интерес у слушателей.       — Мне думается, что эту ситуацию нужно решительным образом менять. А как человек вроде меня может это сделать? — он пожал плечами и слабо улыбнулся. — Только с помощью искусства. В моих силах указать власть имущим на недостатки, а уже они должны предпринимать меры.       — Аркадий Юрьевич, а я сперва подумал, что принимаю у себя в доме революционера! — Виктор Иванович облегчённо вздохнул. — Так критично вы отзывались о нашей жизни и чиновниках. Хорошо, что вы осознаёте необходимость реформ, а ещё лучше, что понимаете, от кого эти реформы должны исходить.       — Надо сказать, и я уж было начала переживать. Но всё хорошо, что хорошо кончается! — бодро вставила Мария Тимофеевна.       Лесницкий, расслабляясь после такого неоднозначного момента в разговоре, медленно отклонился на спинку стула и спокойно добавил, принимая уже привычное Анне выражение лица — радостной воодушевлённости:       — Помимо всего прочего, я просто не мог отказаться от путешествия в Затонск хотя бы потому, что он славится не только своими минеральными водами, но и восхитительными видами. Очень надеюсь на то, что Анна Викторовна найдёт время на прогулку со мной, чтобы показать самые прекрасные места вашего городка, — он наклонил голову в её сторону, и девушка немного напряглась.       — Если вам будет так угодно, Аркадий Юрьевич, — без особого энтузиазма ответила она.       — Вот и славно! — заключила Мария Тимофеевна. — На этой радостной ноте я предлагаю всеми перейти в гостиную. Анна великолепно играет на фортепиано, — явно гордясь ею, заверила хозяйка. И уже более серьёзным тоном добавила:       — Милая, будь любезна.       Девушке ничего не оставалось, как выполнить просьбу своей матери. В конце концов, после официальной части приёма она спокойно сможет уединиться у себя в комнате. Пётр Иванович подмигнул племяннице и, выйдя из-за стола, подбадривающе похлопал её по плечу:        — Я буду тебя поддерживать, Аннет, — с лукавой улыбкой сказал он ей и, выпив залпом оставшееся в бокале вино, направился к инструменту.