JE VOIS

      Анна решительно занесла руку над дверью, но в последний момент замерла. Несмотря на сбивчивое от быстрого шага дыхание, отдающееся лёгким гудением в ушах, она отчетливо слышала тяжелые шаги в доме. На мгновение ей показалось, что хозяин ломбардной лавки уже знает о её визите, а потому готовится избавиться от назойливых вопросов барышни, опустив что-нибудь тяжелое ей на голову. Девушка вздрогнула от ярко представленной картины, и тут же почувствовала руку на своём плече.       — Вы уверены, что хотите продолжить? Этот человек и впрямь может оказаться виновным в убийствах, и тогда нам не следует выводить его из себя, — голос Лесницкого был удивительно спокойным.       Конечно, она тоже чувствовала, что её план не идеален, поэтому вдвойне была рада тому, что Аркадий согласился стать её сопровождающим. Хотя своей просьбой она просто не оставила ему выбора. Анна давно заметила, что окружающие её мужчины зачастую были не в восторге от её авантюр, но неизменно принимали в них участие, понимая, что переубедить девушку невозможно, а отпускать одну в злачные места — неподобающе. Вот и Лесницкий, отвлекшись от написания пейзажа, после нескольких минут препираний с Анной всё же решил отправиться с ней к человеку, который несколькими месяцами ранее подозревался в отравлении своей невесты и её любовника.       Тогда умелая защита Виктора Миронова смогла убедить следствие в отсутствии улик. Анна же продолжала подозревать господина Ушакова настолько, что однажды даже рискнула проникнуть в его гостиничный номер в поисках улик, откуда позже смогла улизнуть только чудом. После той вылазки, которая не принесла никаких результатов, её пыл заметно спал, однако теперь, когда она узнала, что по иронии судьбы у Аркадия был заказан портрет убитой куртизанки именно этим человеком, в ней вновь пробудились прежние подозрения, и она решила, что больше не бросит это дело ни при каких обстоятельствах.       По мере того, как они приближались к цели, ноги девушки казались ей менее послушными, а сама она ощущала себя более чем неспокойно. Такое бывало с ней и раньше, но погоня за духами отодвигала все опасности и переживания на второй план, уверенно закрывая в её сознании все пути к отступлению.По этой же причине в общении со всевозможными преступниками у Анны не было необходимости заранее обдумывать разговор. Она просто знала, что в нужный момент духи подскажут верное направление, хочет она того или нет. В ситуации с Ушаковым всё было иначе: её вело чувство несправедливости, а также ощущение того, что именно он был виновен. Однако наверняка она знать не могла, и эта неуверенность уже долгое время изводила её, делая раздражительной.       Анна опустила кулачок и небрежно повела плечом, сбрасывая с себя остерегающую руку художника, словно боясь потерять тот настрой, который так долго в себе искала:       — Я не могу уйти, ничего не сделав. Смерть Устиньи словно знак, указывающий на то, что нельзя бросать это дело, — она посмотрела на тяжелый карниз, украшенный гипсовой головой льва и тремя золотыми шарами, свисающими с резного кронштейна. –А вы? — Анна развернулась к Лесницкому, силясь найти понимание в его взгляде. — Разве вы не хотите докопаться до истины?       — Анна Викторовна, думаю, вы заметили, что у меня много недостатков, — он поднял вверх уголки губ, но сам остался по-прежнему серьёзен, -однако уверяю вас, что среди них ни разу не было замечено желание попасть под гнев убийцы.       — Аркадий Юрьевич, я никогда не заставляла вас идти за мной, и ни в коем случае не смею вас задерживать сейчас. Можете идти, — подчеркнуто равнодушно добавила Анна. Она чувствовала себя пробуждающимся вулканом, и, предупреждая извержение своего негодования, сделала глубокий вдох.       — Ваши попытки отговорить меня ни к чему не приведут. Я переступлю порог этого дома в любом случае, с вами или без вас. Не стоит понапрасну тратить время. Уверена, вам есть, чем себя занять и без подобного рода сумасбродств.       В ответ Лесницкий лишь закатил глаза и громко хмыкнул. Он бросил последний пронзительный взгляд на Анну и, легко обогнув её, со скрипом отворил тяжелую деревянную дверь.       Переступив порог, за которым августовское солнце до сих пор оставалось не только жарким, но и ярким, девушка на мгновение замерла, пытаясь привыкнуть к полумраку ломбарда, освещаемого только одним витринным окном со стороны входной двери. Помещение, в котором они оказались, представляло собой небольшую вытянутую комнату, и с первого взгляда напомнило Анне узкий гостиничный коридор.       Начав отличать отдельные предметы друг от друга, она осмотрелась: всё бесчисленное множество вещей, предлагемых покупателям, было аккуратно расставлено на высоких полках, вывешено на белёных стенах или же плотно разложено на длинной торговой лавке, тянущейся вдоль стены по правую от неё сторону. Чем глубже Анна продвигалась в комнату, тем ценнее становились выставленные вещи. И если у самой двери на глаза ей попались деревянная колыбель и дешевый хозяйственный инвентарь, то у дальней стены поблескивал лакированный буфет, уставленный сервизами, серебряными самоварами и фарфоровыми статуэтками.       Едва осмотрев беглым взглядом и половину всего, что было представлено в комнате, Анна обнаружила Лесницкого неподвижно стоящим возле прилавка с зажатым в руке колокольчиком, которым он несколькими секундами ранее привлекал внимание торговца.Подойдя ближе, она увидела украшения, спрятанные за стеклом в глубине столешницы, однако художника заинтересовали отнюдь не драгоценности. Его внимание было сосредоточенно на образе молодой светловолосой девушки с серыми глазами и круглым личиком. Конечно же, не заметить этот портрет, занимавший почти всю стену за глубоким креслом хозяина лавки, было невозможно, поэтому Анна тоже замерла перед ним, поражаясь размерам картины и мастерством художника, выполнившего эту работу.       В молчании они простояли ещё некоторое время, пока за тонкой шторой, отделяющей подсобное помещение от магазина, не послышался частый стук женских каблучков по деревянному полу, оповещающий молодых людей о том, что сам Ушаков к ним не выйдет.Спустя несколько секунд они увидели перед собой худощавую женщину средних лет в аккуратном фартуке и белом чепце, из-под которого непослушно выбивалось несколько черных локонов. Её лицо остро вырисовывалось в слабом свете от огарка, который она несла перед собой.       — Доброго вам дня, -поставив незамысловатый подсвечник на лавку, услужливо начала она. -Чем могу быть полезна?       — И вам доброго, — Аркадий широко улыбнулся в ответ на её скромный кивок. — Нам бы с господином Ушаковым переговорить по весьма важному вопросу. Это ведь его лавка?       — О, — женщина переступила с ноги на ногу. –Лавка-то Григория Ивановича, только вот переговорить с ним сейчас у вас не выйдет. Отлучился он.       — Разве? — не удержалась Анна. — Я не видела, чтобы кто-то выходил отсюда перед нами.       — Так и не могли видеть, ваша милость, — лёгкая извиняющаяся улыбка коснулась тонких губ женщины. — Эта дверь у нас для посетителей, — она посмотрела в пространство за ними, — а сами мы через черную ходим.       — И как долго не будет вашего хозяина? — голос Лесницкого казался непринуждённым, но Анна почувствовала некоторую настороженность.       — Не могу знать, барин. Даст Бог, дела сложатся, тогда скоро и вернётся, а нет, так и до вечера дожидаться можно.       — Тогда будем надеяться на удачу, — Аркадий сделал паузу и обвел взглядом стены комнаты, на которых то тут, то там виднелись небольшие пейзажи. — Разрешите нам дождаться его здесь? Хотелось бы осмотреться. Некоторые картины весьма занятны!       — Как вам будет угодно, — женщина легко ему кивнула и, убедившись, что более вопросов он к ней не имеет, решила не терять времени даром.       — Может, я могу вам что-нибудь предложить? — обратилась она к Анне. — У нас недавно появился необычный несессер из самой Германии! Там и зеркальце, и часики, и гребни имеются, — чувствовалось, что помощница Ушакова сама была в восторге от подобного приобретения своего хозяина. Кроме того, ей явно не терпелось поскорее продать такой непростой товар, очередной покупатель на который мог найтись ещё нескоро.       — Не стоит, благодарю, — с улыбкой ответила Анна. — Подобная вещица у меня уже имеется.       — О, — женщина заметно помрачнела, но явно не была готова так быстро сдаваться. Она уже приготовилась к новому предложению, но, к счастью, Лесницкий вовремя появился рядом, опережая её своим вопросом:       — Скажите, а все ли картины представлены в этой комнате?       Женщина окинула беглым взглядом те немногие пейзажи, которые висели перед ней, и уверенно кивнула:       — Точно так. Больше не имеем.       — Тогда не сочтите за труд поведать мне о судьбе некоторых. Видите ли, я художник, недавно приехавший из столицы, — счел разумным добавить Аркадий, видя, насколько сильно его просьба озадачила собеседницу. — Разумеется, я немало повидал выставок в различных местах, но никак не ожидал обнаружить целую галерею в ломбарде. Хотя не могу не признать, что один портрет в разы превосходит все другие работы по мастерству, — он указал на картину позади женщины, на которой была изображена светловолосая красавица.       — О, да, — отстраненно произнесла женщина, обернувшись. — Превосходит. Но о чем вы хотите спросить? Я мало что смыслю в искусстве.       — Вы знаете автора или, может быть, модель? Чисто профессиональный интерес, — голос Аркадия стал ещё более обходительным, а улыбка лучезарнее. Анне вдруг показалось, что художник всерьёз вознамерился очаровать бедную торговку. Этот фарс был настолько выразителен, что девушке захотелось тут же его прервать и отправиться обратно домой, смирившись с неудачной попыткой встречи с Ушаковым, но на выдохе она всё же успела закусить губу, чтобы не сказать лишнего. По всей видимости, Лесницкий нашел в этом портрете что-то важное, а потому было нелепо обрывать разговор, который мог помочь вывести торговку на откровения об Ушакове. Женщина же, в свою очередь, решила не сопротивляться чарам молодого господина, а потому дальнейшая беседа пошла плавнее и без стеснения.       — По автору никак помочь не могу, но даму на портрете невозможно не узнать. Госпожа Никонорова была здесь частым гостем.       — Неужели настолько частым, что смогла завладеть сердцем хозяина? — Лесницкий небрежно облокотился на витрину одной рукой и с интересом посмотрел на помощницу Ушакова, словно гипнотизируя её своим взглядом.       — Больше. Она завладела и его разумом! — с сожалением ответила женщина, оглаживая передник быстрыми движениями ладоней. — Грезил он ею и во сне, и наяву. Всё бы ничего, но уж больно в последнее время он рассеянным ходил.       — Вы так печальны, мадам, что мне кажется, будто эта история плохо кончилась.       — Да куда уж хуже, ваша милость! — женщина тяжело вздохнула. — Нашли её отравленной у полюбовника на квартире.       — Какой кошмар! Никогда бы не подумал, что Григорий Иванович пережил такое предательство.       — Одно слово, что пережил, — женщина махнула рукой. — Еле отпоила его успокоительными травами. А правосудие наше словно не видело ничего. Обвинить хозяина во всех смертных грехах пытались, всё выискивали какой подвох. А Григорий Иванович и мухи-то не обидел за свою жизнь, не то что…       — Видно, близки вы с хозяином, раз одно ваше присутствие исцелило его.       — Что вы! — щеки женщины зарделись, и она бросила опасливый взгляд на Анну. Девушка довольно быстро поняла, что была лишней в этой откровенной беседе, а потому развернулась и медленно пошла вдоль стен, изучая содержимое полок и старательно делая вид, будто совершенно не слышит разговора.       — Я действительно давно служу в его семье, но и думать не смела о вольностях. Господин добр ко мне, и этого более чем достаточно вдове с больным ребенком на руках, чтобы отвечать хорошей службой, — тон работницы ломбардной лавки стал намного более доверительным по отношению к Аркадию, и Анна позволила себе немного расслабить слух, чтобы углубиться в поиск всевозможных улик, свидетельствующих против Ушакова. Одно то, что этот господин по какой-то причине имел на руках образ невесты, убитой двумя месяцами ранее, а после заказал портрет возлюбленной, погибшей день назад, определённо наталкивало Анну на мысль, что этот мужчина был не так-то прост.       Аркадий оказался близок к правде. Ломбард если и не был картинной галереей, то наверняка походил на какой-нибудь музей, где к экспонатам относились с особенной бережностью.Хотя разница, конечно же, была очевидна: вся коллекция магазина Ушакова была собрана отнюдь не кропотливым трудом ученых, а вполне реальными людьми, сдавшими свои вещи от нужды. Поэтому особой ценностью большинство из них не обладало: пространство наполняли предметы быта, аккуратная стопка книг, стоящая на небольшом деревянном сундуке, два больших фикуса у окна, несколько икон над дверью… Анне на глаза попалась даже пара старых кирзовых сапог, натёртых до блеска: вероятно, хозяин имел особое желание их продать. Казалось, она рассмотрела всё в мельчайших подробностях, но ничего подозрительного так и не увидела. Всё было слегка изношенным, но не более того. Анна уже была готова присоединиться к незамысловатой беседе, которая всё это время шла тихим фоном у неё за спиной, как вдруг услышала щелчок затвора задней двери, и её сердце тут же пропустило один удар.       — Софьюшка, я вернулся, — донёсся раскатистый голос из-за шторы. Прерывистое дыхание сопровождало тяжелые шаги мужчины, и спустя некоторое время Ушаков сам показался в проходе. Пот струйками стекал по его вискам, и, прежде чем поприветствовать посетителей, он отёр лицо накрахмаленным платком.       — Господин Лесницкий, — Ушаков сузил и без того маленькие глаза, чтобы наверняка понять, не обманывает ли его зрение, и действительно ли перед ним стоит тот человек, общение с которым до этого момента было исключительно тайным. — Право, не ожидал вас здесь увидеть. Я…хм… не имел удовольствия вам представиться ранее, а потому не думал, что вы найдете мою обитель.       — Григорий Иванович, — Лесницкий протянул через прилавок раскрытую ладонь для рукопожатия. — Узнать о вас было непросто, однако мне потребовалось встретиться с вами как можно скорее. Возникли некоторые сложности в… — он слегка понизил голос, будто старался адресовать свои слова только хозяину лавки. — В довершении того дела, о котором мы с вами договаривались.       — Хм, — Ушаков тяжело вздохнул и посмотрел на служанку. — Софьюшка, дорогая, пойди-ка, сделай нам чаю и плюшек каких-нибудь сообрази. Что-то я совсем проголодался.       Женщина безмолвно кивнула и тихо скрылась за спиной своего хозяина. Теперь Анна была единственной помехой для сокровенного разговора, о чем недвусмысленно намекал пронзительный взгляд Ушакова, готового под любым предлогом выпроводить и её. Почувствовав настрой мужчины, она бросила притворное изучение узоров настенного панно и тут же обернулась.       — Мы с Аркадием Юрьевичем пришли к вам по одному и тому же поводу. Я хотела бы сообщить о происшествии. Хотя, полагаю, вам уже известны все обстоятельства трагической смерти девушки под экипажем.       — О, — мужчина тяжело сглотнул. — Да… То есть… Я не могу знать всех подробностей, но того, что мне известно, более, чем достаточно, — он взмахнул головой, будто прогоняя плохие мысли. — Простите, сударыня. Кажется, мы с вами не знакомы.       — Миронова Анна Викторовна. Дочь адвоката Миронова, — почему-то именно сейчас ей захотелось прикрыться именем отца, словно толстым пуховым одеялом от непогоды, хотя она прекрасно понимала, что в случае чего на преступника это не будет иметь ровным счетом никакого влияния. Разве что к убийству он станет готовиться особенно тщательно.       — Я хорошо знаком с вашим папенькой, Анна Викторовна. Но отчего вы сами захотели сообщить мне эту дурную новость и почему решили, что она будет мне интересна?       — Я медиум, — Анна произнесла фразу так, будто одно это слово должно было объяснить всю суть её визита.       — Вот как? — кустистые брови Ушакова сошлись на переносице, а сам он удобно положил свои полные руки на выпирающий под жилетом живот. — Очень необычный талант для столь юной барышни, но, право, я всё ещё не понимаю…       — Устинья приходила ко мне, — уверенно прервала его девушка. Тяжелые конечности мужчины тут же упали с возвышенности, а на его лице удивление сменилось испугом. Удовлетворившись такой реакцией, Анна продолжила:       — Она сказала, что один вы понимали её без слов, и только вам можно было доверять. Поэтому она хотела, чтобы о её кончине вы узнали из моих уст, а не от полиции. Разумеется, слухи дошли уже и до вас, но все это время она неотступно следовала за мной, прося и умоляя. Устинья называла вас покровителем и упомянула о портрете, который пишется с неё, а потому мне пришлось полюбопытствовать у Аркадия Юрьевича, не знает ли он джентльмена, который делал у него подобный заказ. Я как раз шла к нему, когда он с удивлением сообщил мне, что собирается уходить и не куда-нибудь, а именно к вам. Простите, если доставила вам неудобства.       — Что вы, какие неудобства… — рассеянно пробормотал Ушаков и начал нервно жевать пухлую нижнюю губу. — Это всё? Я имею в виду, она больше ни о чем не говорила?       — Боюсь, что нет, — Анна поднесла ладонь к лицу, чтобы спрятать выбившийся локон, который внезапно стал ужасно ей мешать.       У неё вдруг засосало под ложечкой от неминуемо приближающегося обвинения этого человека: ведь такой простой вопрос, как «где вы были, когда Устинья попала под экипаж?», мог в корне перечеркнуть все прежние старания. Этот факт уверенности ей не прибавлял, а размышления о возможной реакции Штольмана на всю эту картину мешали сконцентрироваться.       Анна закрыла глаза и постаралась представить Якова, плотно сжавшего губы в попытке скрыть эмоции, его горящие возмущением глаза, его назидательный баритон, которым он всегда отчитывал её за опасные задумки. Образ в её голове получился нечетким, и девушка с сожалением подумала, что с каждым днём он становится всё более расплывчатым. Анна могла в точности описать черты Якова, его привычки, но полностью оживить его в воспоминаниях у неё почему-то не получалось: она всегда ловила в мыслях его силуэт, его лицо, его руки, но никогда — всё вместе. Именно поэтому девушка тщательно оберегала те эскизы, которые сделала сразу же после его пропажи. Измятые частым открыванием листы она бережно спрятала в книгу медиумов, положив на следующую страницу после алых соцветий сальвии, чтобы после, словно мозаику, собирать своего Якова в памяти.       От внезапно подступивших к горлу слёз, Анна тихо топнула ногой. Что дальше? Следователь Штольман принялся бы допрашивать Ушакова с напором и без каких-либо изощрений, но у него всегда было на это право. А что она? Без возможности ведения дела, без дара, а, следовательно, и без каких-либо доказательств она была лишь странной барышней с удивительной способностью попадать в неприятности. Единственное, чем она могла руководствоваться, так это собственной интуицией. Боже, как смешно: чувствовать, что человек виновен, и не быть способной доказать это следствию! Анна подняла взгляд вверх и уставилась на портрет девушки. К счастью, Ушаков не задавал больше никаких вопросов и не требовал быстрых ответов на них, а потому у неё оставалось немного времени на обдумывание следующего шага.       Идея пришла к ней столь внезапно, что заставила вздрогнуть. Анна успела лишь увидеть в глазах Лесницкого немой вопрос: «Что вы задумали?», когда начала медленно оседать на пол.       — Анна Викторовна, что с вами? — подхватывая её, заволновался Аркадий.       — Софьюшка, воды! — испуганно закричал Ушаков за занавеску и со всей своей прытью обогнул прилавок, протискиваясь в узкий проход, чтобы подойти к Анне. За стеной послышались быстрые шаги, и уже скоро женщина стояла рядом с перепуганными мужчинами. Девушка, почувствовав на себе пристальные взгляды всех присутствующих, устремила указательный палец за спину Ушакову и охрипшим голосом произнесла:       — Там… Там Устинья, — хозяин ломбарда резко обернулся, но, разумеется, никого не увидел. — Она говорит, что её смерть была неслучайной, уверяет, что её толкнули под экипаж.       — Толкнули? — в голосе Ушакова слышался неподдельный ужас. — Как же так? Средь бела дня. Но кто?       — Она не видела нападавшего, — отстраненно ответила девушка. — Ей плохо от этого незнания, но ещё больше её душу тревожит то, что вы были далеко и не смогли уберечь её. Она просит вас ответить ей, где вы были, и предупреждает, что в скором времени полиция снова заглянет в ваш дом с обвинениями.       — Что же это творится-то с моей жизнью? — покачал головой Ушаков. — Отчего именно мне попадаются возлюбленные сомнительной репутации, а после их смерти полиция неизменно обвиняет меня? Тут я был. На этом самом месте. Отпустил Софьюшку к больной дочке, а сам принялся за магазином следить.       — И никто вас, разумеется, не видел? — вступился Аркадий.       — Ну почему же, было несколько посетителей, но сейчас с ходу не смогу их назвать, — Ушаков сделал паузу и повернулся в ту сторону, где, по его мнению, находился призрак. — Скажите ей, что мне очень жаль. Я не должен был… Не должен был покидать её в такой непростой ситуации. Но откуда мне было знать наверняка, что ребёнок мой? — он отёр обильно капающие на жилет слёзы всё тем же накрахмаленным платком.       — Ребенок? — Аркадий уверился в том, что Анна снова может сама стоять на ногах, и, отпустив её, с интересом посмотрел на Ушакова.       — За неделю до… происшествия она сообщила мне о том, что носит под сердцем дитя. Она сказала, что пойдёт к знахарке, чтобы та помогла ей очиститься. Я, конечно же, был против, но она будто не слушала, всё бормотала что-то несвязное весь вечер, а после заявила, чтобы я выметался из комнаты. Но разве ж я мог оставить её в таком состоянии? — глаза Ушакова снова наполнились слезами.       — Она, услышав, что я и шага без неё не ступлю, влепила мне пощечину и со словами, что ребёнок в любом случае моим быть не может, направилась к двери. У меня тогда пелена перед глазами появилась, понимаете? — он выразительно посмотрел на Анну и тяжело сглотнул. — Я переждал там ещё некоторое время, а после ушел и больше с ней не встречался.       — Вы же понимаете, что ссора с ней не сыграет вам на руку? — Аркадий старался быть предельно аккуратным, но вопрос всё равно прозвучал достаточно резко.       — Что? – Ушаков вздрогнул, будто пробуждаясь ото сна. — Это и не важно теперь. Я лишь молюсь о том, чтобы Ласточка моя простила мне мою слабость и была счастлива на том свете.       — Она слышала всё, что вы сказали. Теперь она ушла. Её здесь больше нет, — Анне отчего-то захотелось утешить бедного торговца. В конце концов, виновен он или нет, станет известно позже: они с Аркадием сделали всё, чтобы напугать и спровоцировать виновного на бегство, убедив тем самым полицию в его причастности к преступлению. Сейчас же перед ней стоял не преступник, а убитый горем человек, которому явно нужна была поддержка, и Анна невольно опустила руку на его плечо.       Мужчина снова пристально посмотрел на девушку своими раскрасневшимися от слёз глазами, будто изучая каждую её черту:       — Какой я, должно быть, жалкий пред вами, — он громко всхлипнул. — Но вы не думайте, сударыня. Я не всегда такой. В недавнем времени меня вполне можно было назвать веселым человеком. Мне жаль, что познакомились мы с вами при таких скорбных обстоятельствах. Теперь, вероятно, мне снова придется прибегнуть к помощи вашего отца, но кажется, что вселенная не оставит меня со своими злобными шутками.       Ушаков с кряхтением вернулся на своё место за прилавком и, потянув на шее платок, тихо пробормотал:       — Простите, что-то мне нехорошо. Нужно принять успокоительные капли.       Ушаков практически вошел в темноту подсобного помещения, когда Лесницкий вдруг окликнул его:       — Постойте, Григорий Иванович. Всего один вопрос. Что с портретом? Вы оплатили мне всю работу, но продолжить её не представляется возможным.       — Ах, это, — мужчина медленно развернулся и поднял взгляд на изображение молодой светловолосой девушки с выразительными серыми глазами. — Доделайте, прошу. Я уверен в вашем мастерстве, Аркадий Юрьевич. Кажется, это моя судьба — собирать лики некогда любимых женщин после их смерти, — и с этими словами он окончательно скрылся за шторой.              ***

             — Вы всерьез думаете, что это он убивает девушек? — Лесницкий держался позади, и Анна буквально ощущала на своей спине его взгляд, воодушевленный расследованием и собственным участием в этом деле.       Они уже отошли от ближайшего к ломбарду полицейского поста, где сообщили Ульяшину, вовремя оказавшемуся на их пути, о возможном бегстве Ушакова. Теперь можно было спокойно возвращаться в имение Мироновых, неспешно обсуждая по дороге прошедший визит в ломбардную лавку.       — Я лишь уверена, что он причастен к этому всему. Но сам или же посредством чьей-то помощи — не знаю. Софья вполне могла бы ему поспособствовать. Кажется, между ними довольно тёплые чувства.       — Эти люди выглядят безобидными. По крайней мере, не опаснее шарлатанов на улицах Москвы и Петербурга. Брать четыре рубля за деревянную прялку — это же кощунство!       — Просто вы ещё не встречались с затонскими преступниками, Аркадий Юрьевич, — с улыбкой ответила Анна. — Все кажутся невинными, но у каждого за спиной ходят призраки. А за Ушаковым их должно быть, как минимум, два. Только я теперь не вижу их, а потому не знаю, оберегают они его или же указывают на него пальцем, называя убийцей. — Анна рассуждала вслух, но мыслями была глубоко в себе. А вдруг это не её интуиция сейчас говорит, а желание оказаться правой? Вдруг Ушаков действительно невиновен, а по Затонску бродит другой убийца, о существовании которого полиция даже не подозревает? Или же все эти смерти — череда трагических случайностей?       Из размышлений её вырвали резко. Да так, что она потеряла равновесие, а вместе с тем и способность видеть всё происходящее таким, каким оно было на самом деле. Её правая рука оказалась в крепкой хватке, которая утягивала за угол дома, и, как только её развернуло на собственном каблуке лицом к похитителю, правая ладонь мужчины грубо закрыла ей рот, пресекая любые попытки закричать. Да она и не пыталась. Аркадий, шедший рядом, не мог не заметить её пропажи, если только сам не был оглушен сообщниками этого негодяя.       Анна попыталась извернуться, но хватка усилилась. Невысокий крестьянин с густой рыжей бородой и пышной курчавой шевелюрой прижал её к стене. Его губы начали медленно двигаться, словно нарочно растягивая каждое слово. Похититель произносил её имя. Анна опешила: его тон был скорее успокаивающим, нежели агрессивным, да и голос казался знакомым. Но все эти мысли пульсировали далеко на задворках её сознания. Ей было абсолютно не важно, чего хотел этот наглец, если посмел выбрать именно такой способ общения с ней. Больше всего на свете она не любила, когда её пытались к чему-либо принудить.       Анна глубоко вдохнула воздух, который смешался с запахами ваксы, клея и одеколона, исходящими от этого человека, и со всей силы наступила каблуком на носок его сапога. Конечно же, столь слабой попытки для бегства не хватило, но захватчика слегка качнуло вперёд, и он ослабил хватку.Не теряя ни минуты, Анна инстинктивно обхватила его за спину и со всей силы ударила коленом в живот. Результат последовал сразу же: мужчина ослабел, оторвался от неё и, облокотившись одной рукой о стену, зашёлся глухим кашлем.Всё произошло моментально, однако Анне казалось, будто события тянулись невероятно долго.Невольно сделав шаг назад, девушка наткнулась спиной на новое препятствие и уже действительно хотела закричать, но в этот самый момент время снова потекло по-прежнему быстро, и она вполне явственно услышала голос Лесницкого позади себя.       — Удивляете вы меня, Анна Викторовна, — он легко присвистнул. — И секунды не прошло прежде, чем я отправился вас спасать, а злоумышленник уже пал духом и просит о пощаде.       — А мне показалось, будто вечность прошла, — недовольно пробормотала Анна, приводя в порядок помятое платье и съехавшую набок шляпку. Сердце её начало успокаиваться, но мысли были всё так же суетны и хаотичны. Она отошла в сторону и с опаской осмотрелась, боясь нового нападения. Но никого больше не было, и единственным опасным человеком в маленьком проулке казался Лесницкий, уверенно подходящий к нападавшему с неизвестно откуда взявшимся в руке кинжалом.       — Я…не… — прохрипел обидчик и, несмотря на угрозу со стороны высокого плечистого парня с оружием, постарался встать. — Анна В-в-в-ик… — кашель заглушил слова мужчины, и он, приложив обе руки к животу, снова согнулся. Однако Анне хватило одного молящего взгляда светло-серых глаз, чтобы тут же подбежать к этому несчастному и одним движением руки сдёрнуть отвратительный парик с его головы.       — Антон Андреевич?! — одновременно взволнованно и удивленно воскликнули молодые люди.       — Я, — Коробейников медленно вытянулся во весь рост, крепко зажав парик в кулак, и сделал такое строгое выражение лица, на какое только был способен в подобных обстоятельствах. — Анна Викторовна, ну как же это! Так неосмотрительно подвергать опасности свою жизнь! «Versate diu, quid ferre recusent, quid valeant humeri» (Пер. с лат. — Долго обдумывайте, чего не могут и что могут вынести ваши плечи), — ведь так завещали нам! Только осознание, что рядом с вами там находился Аркадий Юрьевич, остановило меня от попытки проникнуть в дом Ушакова!       — Боже, Антон Андреевич! Нельзя же так переживать, — прыснула от смеха Анна, видя его раскрасневшееся от возмущения лицо с отклеивающейся бородой. Она сделала короткий шаг к нему и крепко обняла за плечи. Ей стало нестерпимо жалко бедного Коробейникова, который не только получил от неё телесные повреждения, но и наверняка был в шаге от сердечного приступа. Однако это мимолётное чувство вкупе с радостью от внезапной встречи с ним было вмиг перекрыто мыслями о наглом нападении этого ряженого полицейского, и негодование вновь завладело ею.       — Да одно только ваше нападение было в сто крат опаснее беседы с Ушаковым! — отстранившись, бросила ответное обвинение Анна. — Зачем вы вообще набросились на меня, словно зверь?       Но Антон уже не замечал её вовсе, буравя своим суровым взглядом Лесницкого.       — А вы, Аркадий Юрьевич! Вы-то могли предугадать, что после вашего эскиза следствие пойдёт по следу этого человека, — Коробейников почти с отчаянием указал в сторону лавки Ушакова.       — Как видите, Антон Андреевич, предугадал не только я, — художник лукаво улыбнулся. — Анна Викторовна имеет поистине несравненный дар убеждения. Право, не мог же я отпустить её одну?       Девушка в ответ лишь сжала кулаки. Если уж она и умела убеждать, то даром Лесницкого (и одновременно проклятием для неё) было его умение выводить людей из себя. А сейчас ей совершенно не хотелось потакать этим умелым манипуляциям, какой бы дерзкий ответ ни вертелся у неё на языке. В любом случае, ситуацию нелепей представить себе было сложно: спор разгоряченной барышни, художника с ножом и взъерошенного следователя в шутовском наряде.       — Как вы здесь оказались? — она снова попробовала переключить внимание Антона на себя.       — Вел наблюдение, — слегка остыв, ответил следователь.       — В таком виде? — смех снова сорвался с её губ, и она поймала обиженный взгляд Антона.       — Не вижу ничего смешного, Анна Викторовна. Как только Ульяшин прибежал ко мне с докладом о том, что вы проникли в лавку Ушакова, я был вынужден покинуть свое место на рынке. А нет ничего лучше сплетен для следствия! Они порой наводят на ценные мысли.       — И что вы услышали? — Аркадий уже спрятал свой нож в сапог и расслабленно скрестил руки на груди.       — Ничего нового, по сути. Город мало взволновало известие о смерти куртизанки. Вчера ещё все трактиры шумели, а сегодня тишь да гладь, будто и не было ничего. Вероятно, вам удалось что-то выяснить? — с надеждой поинтересовался Коробейников, ненадолго забыв о своём строгом виде.       — Немного. Ушаков ничем себя не выдал. В самой лавке никаких улик, которые даже косвенно могли бы указать на него, конечно же, не нашлось. У него есть помощница Софья, но от неё, кроме положительных слов, мы ничего не услышали. Защищает его и говорит, что он не мог убить, — Анна слегка поникла.       — Да и он, честно сказать, был мало похож на убийцу, — вставил Аркадий. — Единственное, что мне показалось странным, так это схожесть девицы, попавшей под колёса, и его убитой невесты. В лавке висел её портрет, — добавил он, отвечая на невысказанный вопрос Коробейникова.       — Что же в этом странного, Аркадий Юрьевич, если мужчине приходятся по душе схожие женщины? Разве это так удивительно? — Антон бросил быстрый взгляд на Анну.       — Скорее всего, вы правы, — неуверенно закончил Лесницкий, — и это лишь мои домыслы.       — Аркадий Юрьевич, что вы увидели? — Анна вдруг почувствовала, что художник не договаривает чего-то важного.       — У каждой из них есть черты другой, и мне пришло в голову нелепое предположение, о том, что это может быть как-то связано с мотивами убийства. Если предположить, что убийца, к примеру, сейчас даже не в числе подозреваемых, то он вполне мог находить похожих дам и по какой-то причине их убивать.       — Это интересно, — Антон почесал затылок, из-за чего его парик, который он уже успел закрепить на голове, немного съехал на лоб. — Однако пока оснований полагать, что в Затонске появился маньяк, нет. Слишком разные способы убийства. Сходство лишь в некоторых чертах внешности жертв, да в манере выставлять смерть как несчастный случай. В любом случае, я попрошу вас, Аркадий Юрьевич, зайти в управление и оставить там свои показания.       — Разумеется, — кивнул художник.       — С вашего позволения, я продолжу наблюдение, — Коробейников пожал руку Лесницкому и виновато улыбнулся Анне. — Прошу меня простить, Анна Викторовна. Я ни в коей мере не хотел вас пугать. Мне жаль, что моя попытка избежать лишнего внимания привела к… такому. Но всё же не могу вас не попросить, впредь сторониться опасных мест.       В ответ Анна лишь приподняла одну бровь. Коробейников, видя, что его новая попытка образумить девушку не увенчалась успехом, глубоко вздохнул и, поправив парик, вышел из переулка.              ***

             Расставшись с Коробейниковым и вновь выйдя на широкую улицу, Анна глубоко вздохнула. Лесницкий поравнялся с ней и, повернув голову, довольно хмыкнул:       — Насыщенный был день.       — Да, непростой, — легко кивнула девушка, не в силах больше сопротивляться и спорить. — Но не думаете же вы, что на этом все его неожиданности закончатся?       — Нет? Неужели у вас припасены для меня ещё лачуги, в которых прячутся разбойники? Хотел бы я знать об этом заранее, чтобы успеть насытиться вкусными блюдами Прасковьи перед боем.       В ответ желудок Анны предательски заурчал, и она вдруг вспомнила, что пропустила обед, так же, как делала это всегда, когда была увлечена особенно интересным делом. На часах, скорее всего, не было и четырёх, а это значило, что до ужина им придется обойтись лишь перекусами. Осознание того, что этот день идет нестерпимо долго, натолкнуло её на философскую мысль:       — Замечали ли вы, что если события в течение дня цепляются одно за другое, то до полуночи редко удается остановить их ход?       Будто вторя её словам, дверь трактира, мимо которого они успели пройти, распахнулась настежь и оттуда донеслась отборная брань: «Ах ты ж шалопай уличный! Ворюга мелкий! Стой, кому говорят!». Анна обернулась и охнула. Высокий худощавый мальчишка кубарем полетел по лестнице вместе с ведром помоев, которое держал в руках. Приземлившись, словно кот на четыре лапы, ребёнок резким движением рукава отер лицо от едкой жидкости и моментально поднялся, пугливо озираясь по сторонам. Заметив, что на него пристально смотрят, мальчик прищурился, а затем удивленно прошептал:       — Ваша милость?       — Павел? — изумленно произнесла Анна и бросила на Аркадия взгляд, подтверждающий правоту её прошлых слов.