Мы больше не в Канзасе, командор Шепард

38. Несколькими сутками раньше Облачный город Беспина действовал Гаррусу Вакариану на нервы. Даже больше, чем двое шагающих впереди человеков. Хан Соло и темнокожий местный житель – Калриссиан – больше не пытались друг друга измордовать, зато непрерывно переругивались. Начали с простого – «хаттовой отрыжки», «блевотины чумного нерфа» и прочих детских обзывалок, и, стремительно повышая градус, очень быстро добрались до каких-то совсем уже эзотерических формулировок, с отсылками к давно миновавшим событиям и деяниям общих знакомых. Похоже было, что это им обоим уже надоело вконец, но первым оборвать поток затейливых оскорблений каждому не позволяла гордость. Но даже если напряжением воли Гаррусу удавалось заставить себя игнорировать чужие голоса, голос ветра ему не дано было заглушить. Облачный город Беспина плыл в атмосфере гигантской планеты, вместе с ее течениями – но был настолько велик, что разница в направлении и силе ветра на разных участках его поверхности создавала вибрацию. Город пел, несмолкаемо звенел на ветру, как звенят паруса, и слух турианца, эволюцией приспособленный выхватывать из окружающего шума низкие голоса элифасов и струтиев, травоядной мегафауны Палавена, не мог отрешиться от этой песни. Она проникала сквозь броню, сквозь захлопнутый наглухо шлем, она завораживала, гипнотизировала – а безграничная, бесформенная даль, в которой не было ни ориентиров, ни горизонта, только добавляла картине нереальности. Стоило отвести взгляд от близких и банальных вещей – поручней перехода, оконных рам, дорожки под ногами – и золотая даль манила просторами вечной охоты. Только в этой охоте Гаррус Вакариан чувствовал себя дичью. За все время пути им не встретилось почти никого, никто не заступил дорогу – и все-таки турианец чувствовал себя неуютно. Открытые переходы и дорожки слишком хорошо простреливались снаружи, пускай даже снаружи города не было ничего, только бездонное небо и облака. К счастью, путь подходил к концу. Не только потому, что нервы турианца уже истерлись до разрыва – часы в унинструменте намекали, что до очередной фазы операции осталось недолго. «Тысячелетний сокол» был по габаритам вдвое меньше привычных Гаррусу Вакариану грузовиков типа «Цзюлун», но платформу 327 кораблик занимал почти целиком, едва не вылезая за обнесенные хиленькими перилами борта. Он лежал на ней, открытый небу и ветру, словно на металлической ладони, и даже золотистые башенки округ, выступавшие откуда-то снизу, напоминали расставленные пальцы. Точно приманка. Гаррус замедлил шаг, пропуская спорщиков вперед. Ситуация ему нравилась все меньше и меньше. Что-то было не в порядке, но что?.. Караул, понял он. На протяжении всего пути им попадались имперские штурмовики, парами стоявщие на постах по всему городу. Должно быть, поэтому им и не выделили охраны – зачем, если о любом нарушении маршрута доложат? Не заметят часовые, так справятся камеры, натыканные по всем углам, и хорощо заметные наметанному взгляду детектива. Но корабль-то с пленным вуки на борту должны были сторожить? А платформа была пуста. – Капитан Соло, – окликнул турианец, проходя под широкой и низкой аркой, и, не получив ответа, повысил голос: – Хан! Песня ветра сменила тон. В гудение ветра вплелась новая нота. Прежде, чем Гаррус Вакариан уловил направление угрозы, прежде, чем осознал само ее наличие – взял вверх отточенный сотнями тренировок рефлекс. Длинная, цепкая рука турианца ухватила Хана Соло за плечо и отшвырнула назад, под прикрытие бело-золотой стены. К сожалению, свободная рука у него была только одна. Темный шар врезался в мостовую под ногами у Ландо Калриссиана, в том месте, где мгновением раньше проходил капитан Соло, и взорвался облаком черной пыли, тут же осевшей на голубом шелке. Барон-администратор свалился мешком, не успев охнуть. Химическая граната, промелькнуло на задворках сознания. Оглушающая. Чтобы брать в плен. Если получится. Соло несколько раз выстрелил вслепую, не высовываясь из-за угла, в том направлении, откуда прилетела граната – то есть в открытое небо. Гаррус осторожно глянул, и тут же отшатнулся. Бластерный импульс ударил в стену рядом, расплескавшись гарью. А за ним мимо турианца пролетело что-то стремительное, оставляя дымный след. За спиной оглушительно хлопнуло, тепловые датчики брони взвыли кровавым индиго, кинулся вперед капитан Соло, спасаясь от термитного жара, но все внимание Гарруса отвлек на себя только один звук – едва различимый в грохоте, и все же оглушительный и страшный. Звук, с которым рухнули на свое место противопожарные щиты, опущенные сигнализацией, когда разорвалась зажигательная ракета. Теперь позади была глухая стена. Впереди – многометровая открытая ветрам дорожка, и взлетная площадка. А над головами – опасность. Турианец мысленно проклял свою косность. Он по привычке мыслил, как снайпер, отыскивая взглядом удобные места для меткого выстрела издалека – но местные жители больше полагались на бластеры, не столь эффективные на дальней дистанции. Зато их десантные ранцы, кажется, вызвали бы приступ зависти у бойцов 26-го «Гербового» легиона. Враг парил в ветреном небе над городом, не думая опускаться, и шальной огонь капитана Соло его, кажется, не очень беспокоил. Гаррус броском сменил диспозицию – к противоположной стене, где его прикрывало от вражеских выстрелов ограждение мостика. Прикрывало весьма условно, импульсы плазмы пробивали его насквозь, оставляя здоровые дыры, но стрелку приходилось палить наугад. Исход стычки должен был решиться очень быстро. Если у налетчика будет еще одна химическая граната, он забросит ее в проход, чтобы вывести Соло из строя, и спокойно разделается с турианцем. Тот не питал иллюзий, будто кинетический щит прикроет его от плазмы в упор. Если нет… Оружие уже разворачивалось в руках турианца, как разворачиваются крылья только что вылупившегося фалька. Снайперская винтовка «Каратель» производства арсеналов «Армакс» – Шепард предлагал Гаррусу поменять ее на продукцию «Розенкова», но тот предпочел привычное, турианское. К человеческой разработке пришлось бы еще приноравливаться долгими неделями в тире, а из продукции «Армакса» турианец мог бы стрелять с завязанными глазами. Винтовка им воспринималась как часть тела, информация с целеуказателя словно бы поступала в мозг напрямую. Пискнул индикатор, и Гаррус Вакариан сделал глубокий вдох. Граната уже летела по неумолимой параболе, выцелить ее было не сложнее, чем подброшенную бутылку – выстрел, и ветер унес облако черной пыли, но Гаррус уже не видел этого – он ушел в перекат, и заграждение там, где он только что сидел, взорвалось огнем и дымом. Раз… Перекат снова, и металлический звон выстрелов позади, где капитан Соло пытался отвлечь вражеский огонь на себя. Два… Турианец отсчитывал про себя мгновения, и за долю секунды до того, как индикатор перегрева дал «добро», поднялся из-за укрытия, глядя в золотое небо, и человеческую тень в нем. Мир сузился до рамки прицела. Выстрел. Сопло реактивного ранца, отбитое пулей, полыхнуло огнем. Темная фигура в небе отбросила ранец за мгновение до того, как тот расцвел взрывом, и камнем рухнула вниз. Хан Соло обогнал Гарруса, подволакивая задетую черным туманом ногу. Турианец попытался оттащить за собой бессознательного Калриссиана, но Соло грубо потянул его за собой, не выпуская из пальцев бластер. – Крюк, – бросил он через плечо. Гаррус перешел на бег, сжимая винтовку, точно копье. Трехзубая «кошка» впилась в металл на самом краю площадки. Соло почти было расстрелял крючья из бластера, когда Гаррус ударил его по руке. – Это же Фетт, – возмутился кореллианец. – Охотник за головами. – Неважно, – проскрипел турианец. – Живым. Трос был не тоньше бечевки, но висящий на нем человек держался крепко, подтягиваясь сантиметр за сантиметром, пока его шлем не уперся темным стеклом смотровой щели в дуло турианской винтовки. – Оружие, – приказал Гаррус, мотнув головой. Неизвестный медленно, неохотно высвободил руку, подцепил запасной бластер с пояса, подал рукоятью вперед. Соло выхватил оружие из его пальцев и бережливо пристроил под своей безрукавкой. – Шлем, – посоветовал он. – Там целеуказатель. Гаррус кивнул. Неизвестный помедлил немного, потом с неохотой отстегнул защелки. Лицо под шлемом оказалось самое обычное для человека – смуглое, с резкими, почти турианскими скулами. На миг Гаррусу показалось, что незнакомец не отдаст ему шлема, а зашвырнет в непроглядную бездну, лишь бы тот не достался врагу. Но этого не случилось. Турианец бережно отставил шлем в сторону, и вернул винтовку на крепления. – Прикрой меня, – приказал он Соло, и протянул незнакомцу руку. Тот без колебаний вцепился в сухое запястье над узкой трехпалой кистью. Хватка у того оказалась железная. Когда неудачливый убийца – или все же похититель? – оказался наверху, Гаррус отступил на шаг, не опуская винтовки. Как он заметил, безоружным охотник за головами не остался: что-то пряталось у него в наручах брони, и, кажется, за спиной в скрытой кобуре был еще один пистолет. Он стоял, чуть присогнув колени, готовый в любую секунду метнуться… вот только куда? Теперь простор работал против него. На стартовой площадке скрыться было некуда. – И что теперь? – бросил Соло, поглядывая в направлении «Тысячелетнего сокола». – Может, связать? – предложил Гаррус. Трос, способный выдержать вес человека в броне, послужил бы отличными путами. – А может, все же пристрелить? – с надеждой предложил кореллианец. Наемный убийца молчал. Небо озарилось зеленым просверком. На орбите уже шел бой, и турболазерные импульсы врезались в мезосферу Беспина, чтобы рассеяться смарагдовым огнем. Время поджимало. Гаррус шевельнул мандибулой. Земляне как-то иначе подавали команды изнутри шлема, но лицевая анатомия турианцев способствовала простым решениям. Повинуясь приказу, погасли дисплеи, пластины металла и керамики разошлись, накладываясь друг на друга, и втянулись в шлем, открывая лицо турианца пронзительному ветру. Ему просто хотелось вдохнуть полной грудью, и он совершенно не ожидал того, что случилось в следующий миг. Глаза охотника за головами широко распахнулись. Не отводя взгляд от лица Гарруса Вакариана, Фетт пошатнулся, словно от изумления его не держали ноги, и едва не упал на колени. С уст его сорвалось против воли одно только слово, гулкое и звонкое, как удар колокола на золотом беспинском ветру. – Таунг, – веско проронил Боба Фетт. Каждое слово казалось отлитым из металла. – Са. Ран. Брока. Мандо’аде. Ка’рота. Шира Бри вскинула голову, сверкнув зелеными глазами. – Я помню, – проговорила она. – Кто бы забыл? Да Уэрда Верда аден трату, – пропела-продекламировала она вполголоса, – Кору… Железный кулак врезался в стену на волосок от ее головы. – Никогда не упоминай этого издевательства, – предупредил Фетт. – Манда’йаим кандоси ату! Первородные сыны Мандалора. Шепард переводил взгляд с одного на другую. – Не понимаю совершенно, – признался он. – Этой поэме, – проговорил Фетт, – примерно сто тысячелетий. Или немного больше. Никто не знает. Она пережила всех. – Когда батальоны желл сражались с таунг за господство над Нотроном… – начала Шира, но Шепард вскинул голову. – А теперь совсем простыми словами, пожалуйста. Объяснение простыми словами заняло добрых пять минут. Фетт в основном молчал, поправляя только, когда Ширу заносило в примечания к учебнику древней истории. – Последний таунг умер три тысячи лет назад, – закончила она вполголоса. – И с тех пор все пошло не так, – проронил Фетт. – Но мандалорцы остались, – заметила Шира с почтением. – Мандалорцы, – с глубоким презрением ответил охотник за головами, – вот уже три тысячи лет рвут на части друг друга. Пока мы воевали против всей галактики, имя мандо’а наводило ужас. Когда вся галактика начала воевать против нас, от империи остались жалкие клочки. Вначале нас разгромили, потом – раздавили, потом – использовали раз за разом, а потом – позор из позоров – начали просто игнорировать. А наши кланы с упоением резали друг друга, выясняя, чей манд’алор круче. Пока единственным способом сохранить хоть каплю чести стало торговать кровью в розницу. Или оптом. – И все же, когда клонерам понадобился образец лучшего в галактике солдата… – возразила Шира. – Им стал мой отец, – ответил Фетт. – И у меня оказались миллионы кровных братьев. Командор вздрогнул. Моменты этического диссонанса все еще заставали его врасплох. В его родной галактике пойти на создание многомиллионной армии солдат-клонов вряд ли решился бы последний саларианский лисфени. – И, когда им потребовались инструктора для лучших в галактике солдат – ими оказались наемники мандалорцы, – продолжал охотник за головами. – Вот только командовать лучшими в галактике солдатами поставили никчемных генералов-джедаев. А слова, прошедшие сто тысячелетий, коверкали по воле корускантских политиков. Чувствовалось, что за годы, прошедшие со времен Войн клонов, Фетт довел до совершенства мастерство рессентимента. – Почему это джедай-генералы никчемные? – возмутился Люк. Фетт обернулся к нему. – Потому что миротворцам нельзя давать в руки войско, – ответил он. – Джедаи тысячелетиями пытались сломить дух Мандалора. А когда им, наконец, вручили легионы моих холощеных душой братьев – оказалось, что хваленые стражи мира и республики способны только портить новые игрушки. Он вздохнул. – Мясные дроиды, – проговорил он. – Вот как они называли моих братьев. Мясные дроиды. Люк пристыжено отвернулся. – По крайней мере, теперь мы знаем, что случилось с моим народом в этой галактике, – чтобы развеять атмосферу, заметил Гаррус, отхлебывая кофе. – Остались только шлемы… со стилизованными мандибулами. – Это мандалорская броня, – поправил охотник за головами. – Тот, кто не носит ее, не может себя называть мандалорцем. Как безъязыкий, беззащитный, предатель, невежда и отступник. – Какой… – Шепард с трудом подобрал слово, – интересный список грехов. Фетт пожал плечами. – Резоль’наре, «шесть действий» – очень древние заповеди. Еще от таунгов. Капитан покосился на Гарруса. Тот поднял руки. – На меня не смотрите! Хотя заповеди в турианском стиле. Особенно про броню: воин должен следить за здоровьем. Брови Фетта взлетели вверх. Гаррус постучал когтем по костяным пластинам на виске. – Все древние языки Палавена не делали различия между природной и навесной броней, – пояснил он. Миранда прислушалась к себе – точнее, к неслышному голосу Силы в голове, без которого не могла уже обходиться, и даже забывать начала, как жилось ей прежде, – и нажала на кнопку запуска. Вакуумный насос послушно загудел, вытягивая нейтральный газ из перегонного куба. Давление было в пределах заданных параметров, но это ничего не значило. Миранда испортила уже достаточно драгоценного материала, который приходилось потом рециркулировать, очищать, вымерять моль за молем, чтобы полагаться не на приборы, а только на шепот всезнающего подсказчика. Прозрачно-розовая жидкость начала побулькивать в разреженной атмосфере. Еще немного, и в ней начнут проглядывать искорки оседающих на дно кристаллов конечного продукта. Если, конечно, предыдущие семнадцать этапов синтеза прошли как надо, и весь процесс не придется начинать заново. Отгонка растворителя должна была занять примерно полчаса – тяжелый диметилсульфоксид кипел с трудом, а если понизить давление сильнее, продукт начинал терять кристаллизационный сольвент и разлагаться. Оставалось ждать. Чужое присутствие заставило ее обернуться. Каданн стоял в дверях лаборатории. Никому другому, даже Маре Джейд и Маареку Стеле, которым Миранда позволяла многое, не разрешалось тревожить старшего инквизитора Лоусон в ее медитациях над колбами и химикалиями. Звезды на мантии карлика все так же плыли в космических волнах. – Еще тридцать минут, – сообщила Миранда. – И развесовка. Как результаты второй партии? Карлик пожал плечами. – Превосходны, если не считать двух смертей. Похоже, что тви’лекоидные расы все плохо откликаются на препарат. – В таком случае останется наладить синтез достаточных количеств. – Миранда погладила кожух насоса. – И на всякий случай ограничиться гуманоидными подопытными. В идеале – чистокровными людьми. С этим ведь не будет проблем? Каданн усмехнулся. – Вы знаете, что нет. Для долгосрочного контроля – мои аколиты связались с гранд-адмиралом Такелем. Он с нетерпением ожидает новых поставок. Его способности… значительно укрепились. – Превосходно. – Миранда проверила давление в системе. – Мне нужен будет подопытный для… окончательного испытания. Карлик молча поднял бровь. – Пока мы раздуваем тлеющие угли, – пояснила Лоусон. – Я хочу знать, что будет, если плеснуть бензину в костер. – А. – Каданн кивнул. – У меня есть кандидат… ка. А у нее – причины ненавидеть… Миранда сухо рассмеялась. – Трудно хранить тайны от пророков. Может, вы просто выложите мне содержимое Кодекса на стол, и мы обойдемся без всех этих сложностей? Ее собеседник покачал головой. – Боюсь, не получится. С тем же успехом можете потребовать от своей аколитки выжать его содержимое из баз данных, с которыми она так ловко обращается. – Тогда вашему изгнанному коллеге придется расстаться со своей, без сомнения, внушительной библиотекой. И головой. Каданн хмыкнул. – Поторопитесь, леди Миранда. Сила… бурлит. Даже ваше алхимическое снадобье не помогает моим адептам проницать завесу будущего. Что-то должно случиться. И очень скоро. – Никакой алхимии, – поправила его Лоусон. – Чистая наука. Не в первый раз Миранде пришло в голову, что и в ее родной галактике должно было существовать нечто, подобное Силе, чтобы подсказать неведомым, но очень удачливым первооткрывателям этой субстанции ход синтеза. Не случайно же, в самом деле, они не только создали ее, но и опробовали на людях, зная, что для всего живого комплексные соединения нулевого элемента – в той мере, в какой тот вообще участвовал в химических реакциях – смертельно опасны. Но вряд ли это открытие принесло им счастье. Торговля наркотиками приносила огромные барыши, но редко – ученым. В перегонном кубе начали оседать на дно колбы первые кристаллики, похожие на ржавую пыль. Земляне так и называли ее: «красный песок».