Мы больше не в Канзасе, командор Шепард

В пурпурной мгле плыли деревья. Тысячи тысяч лунных деревьев неслись по своим орбитам в спутанных гравитационных полях десятков нейтронных звезд. Жесткое излучение и разреженный газ, втянутый в расселину между двумя скоплениями, питали их медленный рост. Немногие космолетчики, рисковавшие забраться в этот опасный регион, утверждали, будто деревья не только растут и расцветают на протяжении тысячелетий – но и служат пищей кому-то огромному, медлительному и неуловимому, чье существование подтверждали только оборванные каменные листья. А уж отчего пропадают корабли редких храбрецов, залетающих в эти края, то ведомо одной лишь Силе. Деревья затрудняли навигацию в провале, и огромному звездолету приходилось двигаться – по космическим меркам – медленно. Радиация опаляла броню, жгучий ветер ускоренных частиц бил в щиты, но корабль шел непреклонно, от маяка к маяку. Он не в первый раз проходил этим маршрутом. Здесь, в разломе Гиннунга, в окружении мертвых звезд, откуда даже сигналы голонета выбирались кружным путем, сквозь плетение зондов-ретрансляторов, хозяин корабля чувствовал себя в безопасности. Относительной. В пурпурной мгле царил свет – атомы газа трепетали под ударами стремительных фотонов, сверкали возбужденными электронами. Над провалом колыхалось полярное сияние протяженностью во многие парсеки. А в сердце корабля царила тьма. Она так же гудела, точно провода под напряжением, так же исходила вместо призрачного тепла осязаемой стужей, и сгущалась вокруг своего источника, непроглядного силуэта посреди темноты, по контрасту с ним казавшейся почти светлой. Трудно сказать, кем или чем были мууршантре. Катаклизм, уничтоживший их, образовав звездное кладбище, состоялся так давно, что из памяти галактики стерлись те, кто застал в живых тех, кто еще соприкасался с его свидетелями. Только редкие намеки в самых древних хрониках связывали это имя – или название, или клеймо – с разломом Гиннунга. Только видения в Силе и наитие помогли пройти тропой сквозь звездное кладбище к мавзолею мууршантре. Изъять оттуда древнее сокровище. Другого подобное достижение порадовало бы, но хозяин корабля давно забыл, что такое радость. В его логове не было окон. Пройдет несколько миллионов лет, и нейтронные звезды скопления остынут, сбросив в газовое облако большую часть энергии. Их излучение перестанет поддерживать экосистему провала, и одно за другим лунные деревья зачахнут, и умрет от голода то, что питается ими. Потом трение о холодный газ заставит орбиты деградировать, и комки вырожденной материи начнут сталкиваться, окатывая окружающее пространство волнами радиации настолько всепроникающей и губительной, что все живое умрет уже на многие сотни парсек вокруг Гиннунги. А потом вся материя скопления скатится рано или поздно во чрево новообразованной черной дыры, и всякое движение прекратится. Эта картина представлялась хозяину корабля прекрасной. И все же окон не было. Взирать на обреченный мир не приносило ему удовольствия. Все его внимание было приковано к октаэдру, висевшему над монолитной плитой боестали, будто на невидимой нити. Изнутри небольшой, в три ладони, фигуры пробивался тусклый багряный свет, словно бы выцветший и угасший от времени, его лучи прочерчивали на матово-черных гранях неведомые знаки, что проявлялись и гасли, не оставляя следа. Багровые отсветы скользили по стенам кошмарным планетарием, но под потолком густела тьма, не пропуская сквозь себя свет. Пока с лязгом реле не включились, одна за другой, слепящие лампы. И даже тогда тьма не отступила до конца: она забилась черной ватой в стыки и углы, дожидаясь своей минуты. Хозяин корабля разогнулся, отворачиваясь от черно-багряного октаэдра. – Ты еще жива, – произнес он безо всякого выражения. Блондинка на пороге выглядела моложе, чем была. Морщинки вокруг холодных серых глаз – единственное, что выдавало настоящий возраст, иначе ей можно было легко дать лет двадцать пять. Белый плащ с капюшоном неуловимо напоминал джедайское облачение. И вся она была холодная и светлая, точно снежинка, залетевшая в мрачное подземелье - полная противоположность тому, кто стоял перед ней. Тот был дряхл. Кожу его испещрили старческие пятна, морщины избороздили лицо, избежав только высокого лба под сальной глянцевой лысиной. Черный балахон висел на его нескладной тощей фигуре мешковато и криво. Глаза навсегда потеряли свой цвет, выжженный светящимся в них безумием. Одно было у них общим: у каждого на поясе висел световой меч. – Время пришло, отец, – проговорила блондинка. – Время… – проговорил старик: голос у него был неожиданно красивый, низкий и сильный. – Исправлять… ошибки. Кого он считает ошибкой, догадаться было нетрудно. Тьма скреблась в углах. Тьма потянулась к своему слуге. Воздух словно бы разом охладился до того, что казалось – сейчас изморозь подернет стены, хотя никакой термометр не заметил бы перемены. Вот сейчас придет единственный гибельный удар, и погаснут огни, и еще одно препятствие на пути извечной Тьмы будет сметено. Блондинка словно не заметила атаки. В глазах старика промелькнуло изумление, словно он поверить не мог, что предвидение подвело его. И тогда женщина нанесла удар. Взгляд ее хлестнул с физической силой. Фигура старика дрогнула, будто тот был не человеком из плоти и крови, а просто голограммой, и, как голограмма, начала размазываться, рассеиваться по краям, только не в призрачные воксели, а в клочки ткани и крошки мяса. Так выглядит в действии биотический прием, который принято называть «деформацией», только вот синего свечения вокруг попавшего в гравитационную мясорубку тела не было. И произошло все очень быстро. Так что старик не успел даже вскрикнуть. Только что был – и вот не стало его. Тьма в углах помедлила немного, и рассеялась тоже. Блондинка обернулась, и припала на одно колено. – Госпожа, – промолвила она. – Сколько раз было сказано – оставь эти церемонии, мы не в БДСМ-секту играем, – отрезала Миранда, переступая комингс. – Отличная работа, Сарисс. Так это и есть тот самый Кодекс Мууршантре? – О да, – с плохо скрываемой жадностью подтвердил Каданн. – Тот самый… Он протянул руку, и багряные узоры на поверхности октаэдра полыхнули на миг, будто огрызаясь. – Нет уж, трогать его мы пока не будем, мало ли какие ловушки оставили его создатели, – предупредила Миранда. – Кронал бы не успел, пожалуй… – Верно, – с неохотой согласился карлик. – Но эти знаки… кажется, мне они знакомы. Трое. Всегда – трое, и четвертая… – Простых геометрических фигур не так много, – отмахнулась Миранда. – И комбинации их ограничены. Кодекс важен для нас, но он подождет. Сейчас надо перехватить управление кораблем… – Тут могут возникнуть трудности, – послышался голос Маарека Стеле из коммуникатора. – Догадываюсь, что вы сделали, но со смертью Кронала экипаж остановился. Как дроиды без питания. – В стиле Кронала, – презрительно заметил Каданн. – Он… был… мастер вертеть марионетками. – Нашими скромными силами корабль вести будет трудно, – согласилась Миранда. – Однако придется. Основной узел связи находится здесь. Она кивнула в сторону громоздкого голотерминала в углу, и дополнительных проекторов, не позволявших собеседникам «агента Черная дыра» увидеть ничего, кроме зловещей фигуры, будто вырезанной из каданновой звездной накидки. – Может быть, стоит вернуться за сменным экипажем? – предположила Сарисс. – Погасить дрейф, и… Миранда покачала головой. – Мои полномочия пока имеют свои пределы, – пояснила она. – Возвращаться на Корускант или Пракит некогда, экипаж придется подбирать местный. В аппарате гранд-моффа Кейна меня не знают, надавить на комендантов баз Билбринги и Оринды мне нечем. А это значит – объяснять, зачем мне люди…и откуда взялся неучтенный «звездный разрушитель». Кстати, как он называется? – Стапельный код ИЗР-К-07-86, – откликнулся Стеле. – А названия у него нет. – Тем лучше. Не придется переименовывать. – Миранда коснулась переборки. – Нарекаю тебя… «Дракон». – Названиями животных обычно именуют мелкие корабли, – заметил пилот. – Это не животное, – ответила землянка. – Это имя. Имя великого законодателя. Каданн хотел что-то насмешливое ответить, по обыкновению своему, но не успел. Карлика дернуло, будто от удара током, и с уст его сорвался глухой стон. Багряные знаки на гранях Кодекса замерцали тревожно. Миранда оказалась на коленях рядом с пророком, прежде чем Сарисс успела хотя бы шевельнуться. – Говори, – прошептала она. – Точка. – Каданн подавился воздухом, и обмяк, как после припадка. – Переломная точка. Что-то произошло. Император обречен. Из коммуникатора донесся свистящий вздох Мары Джейд. – Я не знаю, что случилось, – продолжал карлик. – Но Сила взбурлила на миг, и мириады возможных будущих умерли. Через две недели Императора не станет. – Тогда, – отозвалась Миранда Лоусон, помогая ему подняться, – нам придется все же обивать порог Ардуса Кейна. – Хотите скорее вернуться на Корускант? – предположила Сарисс. Миранда качнула головой. – Там будет очень неуютно. Государственный переворот, измена, война… Нет. Пусть падальщики слетаются на труп. Мне нужна сила, чтобы навести порядок в том хаосе, что воцарится через две недели. И я знаю, где ее отыскать. Каданн задохнулся смешком. – О да. Наследство мертвеца… – Мертвецов, – поправила Миранда. – Я возьму свою силу, Каданн. И я наведу порядок. И те, кто был со мной – останутся в памяти грядущей Империи. В медотсеке потрескивало морозом молчание. – Я принимаю на себя ответственность за совершенное, – проговорила Лиара, глядя в погасший монитор. – В том числе уголовную. – Кто-нибудь объяснит, что произошло? – спросила Шира Бри, отодвигая плечом ошеломленного и растерянного Люка. Оба стояли в изголовье койки, на которой покоился бессознательный Вейдер. – Изнасилование, – ответил Шепард неохотно. Брови имперского майора ушли в стратосферу. – Асари – однополая раса, – объяснила Чаквас, разогнувшись от монитора ЭЭГ. – Они способны вводить свою нервную систему в резонанс с нервной системой почти любого разумного существа. Передавать в обе стороны мысли, чувства, ощущения... и менять генотип своего будущего ребенка в соответствии с полученной от партнера информацией. То, что продемонстрировала мисс Т’Сони – навязанное слияние – является исключительно ценным инструментом в арсенале психотерапевтов и психиатров. И одновременно приравнивается к сексуальному насилию в тех случаях, когда вторая сторона не давала на него согласия. Шира Бри поморгала, осмысливая услышанное. – То есть вы залезли владыке в трусы и голову разом, – припечатала она с некоторой завистью. – Смело. – И глупо, – припечатала себя азари, не поворачиваясь. – Я убедила себя, что выбора нет. Но слияние могло закончиться очень плохо. Как я понимаю теперь. – Когда залезли к нему в голову, – поняла Эшли. – И что за ужасы вы там увидели? – У него совершенно здоровая психика, – промолвила Лиара, ожесточенно растирая кончики головных гребней. – Для молодой девы азари. Эшли подавилась воздухом. – А что тогда?... – начала она, но Чаквас нетерпеливо перебила ее. – Девы, – с напором повторила она, – азари. – То есть она у него нечеловеческая? – переспросила сержант. – Она у него ненормальная, – ответил Шепард. – Нам это давали на квалкурсах. С точки зрения человека, инопланетяне сплошь немного сумасшедшие. Ну, и наоборот – это мы для них чокнутые. Турианцы страдают ОКР. Салариане все слегка маньяки. Азари… там все сложно. – Меньше, чем вам кажется, командор, – уточнила Лиара более спокойным голосом. – Наша психология меняется с возрастом. – Наша тоже, – заметила Чаквас. – Только не так сильно. Матроны азари очень похожи на людей. Но это когда они созреют психологически. Повзрослеют, так сказать. А девы – они инфантильные. Умом и телом уже взрослые, но у них уходит лет сто, чтобы научиться взрослыми быть. У них сбито понятие границ своего «я». Они импульсивны, эмоционально нестабильны, склонны к саморазрушительному поведению, разом одержимо-привязчивы и холодны, лишены здравой самооценки, и в целом, – она развела руками, – на человеческий взгляд, поголовно страдают от пограничного расстройства личности. Как и наш пациент. – Что-то за вами такого не заметно, – намекнула Лиаре Эшли на юный, по меркам азари, возраст. Улыбка Лиары не ушла – она остекленела, как примороженная. – Чистокровные азари нередко страдают от наследственных расстройств, – любезно ответила она, подняв голову. – У меня легкая степень атери-лоо… как это будет в ваших терминах… – Аутизма, – подсказала Чаквас. – Или синдрома Аспергера. – Именно. – Лиара кивнула. – И не будем больше об этом, пожалуйста. Это очень болезненная для нас тема. – Извини, – сдала назад сержант. – Ничего страшного, – отмахнулась археолог. – Это не самое худшее, что могло со мной случиться… и после некоторого общения со сверстницами я наработала толстую шкуру. Нас, чистокровок, на курсе было четверо из пяти десятков. Остальное прозвучало несказанным. Азари действительно были очень близки людям по психологии. Выстраивание подростковой иерархии за счет издевательств над сверстницами было обоим видам понятно и омерзительно. – Значит, пограничное расстройство, – вернулся к теме Шепард. – Да, это многое объясняет – правильно, доктор? Чаквас хмыкнула. – Я бы сказала – все, кроме одного. Почему его не лечили в молодости? – А чем его лечить сейчас? Доктор призадумалась на мгновение. – Ничем. Я бы рекомендовала КПТ, но для этого нужно согласие пациента… даже сильней того, пациент должен понимать, что с ним не все в порядке. Этого-то я за ним не замечала. Уж скорее… – Он готов всех вокруг обратить на Темную сторону, – промолвил Люк. – Это ведь то, о чем вы говорите? Отдаться своим страстям? Но если он просто безумен… то у него не было выбора? Или его безумие – результат выбора? – И то, и другое, – ответила Лиара. – То, что вы называете темной стороной, удивительно созвучно его натуре, но он поддался ей далеко не сразу. Джедайская дисциплина держала его в своих рамках. Но, пока я не заглянула в его мысли, мне даже не думалось… Командор, – обратилась она к Шепарду, – мне нужно будет время, чтобы записать увиденное. Очень много интересного, но прежде всего – то, что касается самого Вейдера. На случай, если у него произойдет рецидив, и он проявит агрессию. – Рецидив? – переспросила Эшли. – Чего? – Для нас слияние – не только сексуальный акт, – с клиническим безразличием разъяснила Лиара. – И не всегда односторонний. Мы перенимаем друг от друга схемы и образы мышления. Девы взрослеют в ходе слияний с матронами – или даже с более старшими девами, или с другими разумными. Более зрелая психика служит якорем для менее стабильной. До Шепарда дошло. – Только менее стабильной в вашей паре оказалась психика Вейдера. – Да, – послышался новый голос. Глаза Вейдера были открыты. – Я… должен… – Похоже было, будто слова он вытягивает из себя силовым подъемником. – Поблагодарить вас. Бывший джедай поднялся, тяжело опираясь на локоть. Сел. Рука его потянулась к затылку, металлические пальцы поправили тугую ленту креплений респиратора. Поправили, не отнимаясь. Потому что – вспомнил Шепард – Лиара выключила биотический гаситель. А включить тот обратно никто не додумался. И сейчас самый опасный из одаренных галактики сидел в лазарете «Нормандии» во всей своей силе. – Без вмешательства леди Лиары, – Вейдер чуть склонил голову в сторону азари, – я бы не вернулся в здравый рассудок. – Отчасти. – Та столь же незначительно склонила голову в ответ и выпрямилась. – Отчасти, – согласился Вейдер. – Это странное чувство. Непривычное. Он развернулся к Шепарду. Казалось, что долгие годы под черным шлемом отучили его замечать вокруг себя больше, чем одного собеседника. Все, к кому великан не обращался, переставали для него существовать. – Ты спрашивал, – промолвил бывший генерал, – можешь ли мне доверять. Не можешь. Ты спрашивал, как нам победить императора. Доверься мне. – Чего ты хочешь? – спросил командор. – Я. Хочу. Его. Смерти, – проговорил Вейдер так, что слова продавливали тяжестью палубу. – Дарт Сидиус должен умереть. Я его ученик. Его слуга. Его воля даже сейчас тревожит меня. Пока император жив, мои, – он сглотнул, – дети не будут в безопасности. Ради этого я готов поступиться многим. Он промедлил. – Я оставлю в живых последнего джедая, – объявил он. – Пусть прозябает в болотах Дагобы… Что? – Он обернулся ко вскинувшему голову Люку. – Вы думали копаться в моей памяти невозбранно? Леди Лиара верно заметила – слияние умов взаимно. Ее рассудок дисциплинирован, как у мастера-джедая, но меня учил наследник тысячелетней династии темных владык. Вы дотянулись до моих уязвимых мест, но так же и я нащупал ваши. Да, я знаю, где прячется гранд-мастер Йода. Я видел лица, слышал имена главарей мятежа. Знаю ваши темные тайны… – Он оборвал себя видимым усилием, не давая себе сорваться в истерическую тираду. – Я сделаю наследником моего сына. Я вновь созову Сенат. Я возьму на короткий поводок адмиралов и моффов. Но за это я возьму с вас плату. – Он развернулся в сторону спокойно смотревшей на него азари. – Мне нужна она. Шепард хрустнул стилусом, который крутил в пальцах, и уже открыл рот, когда Лиара опередила его. Археолог поднялась на ноги, вытянувшись во весь свой немалый рост. – Я не предмет, чтобы брать мной плату, – отрезала она. – И у меня есть имя, которое вам стоит запомнить. Хотите моей помощи? Просите, и получите ее. Но не забывайте. – Голос ее стал глубже и мощнее, в глазах заплескалась знакомая чернота. – Слияние умов взаимно. Хотите узнать, чего я нахваталась от Дарта Вейдера? Попробуйте меня разозлить. В лазарете на миг похолодало. Прежний Вейдер, черный ужас на крыльях ночи, на такое обращение ответил бы дистанционной странгуляцией. Тот, что стоял сейчас перед землянами, несколько мгновений сверлил Лиару сизыми глазами. А потом ухмыльнулся. Шепард узнал эту ухмылку. Он видел ее на старых голографических снимках, на лице джедай-генерала Анакина Скайуокера. – За дело, – скомандовал Вейдер. – Ко мне, майор! – и, взмахнув несуществующим плащом, стремительными шагами вышел. Шира Бри поторопилась за ним. – Кажется, мы поменяли безумца на вполне здравомыслящего тирана, – отметила Чаквас. – И самое страшное – это перемена к лучшему. – И все же в нем есть свет, – вымолвил Люк, глядя в закрытую дверь. – Я чувствую это.