Разумность

День тянулся невыносимо медленно, уроки длились и длились, и Уилл, измученный бессонной ночью и всеми пережитыми тревогами, почти не слышал, что происходило вокруг. Эби на перемене попыталась заговорить с ним, но он не очень вежливо попросил оставить его в покое. Уиллу было по-настоящему страшно. Всё, что он знал о Лектере, говорило лишь об одном — тому ничего не стоит свернуть ему шею, а потом сожрать его на обед. И Уиллу отчаянно, невозможно, до тошноты не хотелось умирать. И одновременно он ощущал в себе парадоксальное, незнакомое любопытство — он ждал следующего хода, хотел его, хотел узнать, с чем же он играет. Раскаяние мешалось с захватывающим дух ощущением, как будто он отпустил борт лодки, и теперь волны увлекают его в неизвестность. В конце концов, он сам начал раскручивать эту нить. И теперь ему ничего не осталось, кроме как пройти по ней до конца лабиринта и убить чудовище — или пасть от его руки. Есть не хотелось, но Уилл выпил за полдня, наверное, дюжину чашек кофе — он бросил считать и остановился лишь тогда, когда в кармане не осталось ни цента. Спать хотелось по-прежнему, но хоть голова перестала раскалываться. Наконец прозвенел последний звонок, и Уилл, ни с кем не прощаясь, сгрёб рюкзак и, опустив голову, шмыгнул к выходу. Он шёл прямиком к дому Лектера, пряча в кармане руку. В ней он крепко сжимал раскрытый нож. — Добрый день, Уилл! — поприветствовал его доктор Лектер, распахивая дверь за секунду до того, как он постучал. Уилл мельком взглянул в его лицо — никаких следов усталости или замешательства. — Вы были сегодня ночью у меня. Лектер чуть приподнял уголки губ. — И ты решил нанести мне ответный визит? — Он развернулся и открыл дверь шире, приглашающе протянул руку. — Входи. Уилл мешкал, замерев на пороге. — Вы хотели убить меня? — спросил он, не решаясь войти. — Поэтому ты пришёл ко мне с ножом? — вопросом на вопрос ответил Ганнибал. Уилл вынул руку — лезвие было тусклым, тёплым от его ладони. — Откуда вы узнали? — Почуял запах. — Лектер так же стоял, придерживая дверь. — Входи же. Уилл перешагнул порог, и ему показалось, что страх остался снаружи. Всё вдруг стало нормальным — чересчур нормальным. Лектер последовал за ним. В доме было невообразимо, стерильно чисто — такая чистота бывает только на рекламных проспектах; было страшно прикоснуться к чему-то, испачкать или сломать. Уилл смотрел вокруг: на картины, развешанные по стенам, на причудливые изгибы тёмной мебели, и ему открывалась странная взаимосвязь места и человека. Можно было узнать одно через другое, как будто цвет диванной обивки говорил о мыслях того, кто сидит на нём, и наоборот, желания хозяина придавали изощрённую, пугающую форму цветам в вазе. На границе зрения вспыхивали пятна света, и это было неприятно. Заставив себя собраться, Уилл сильней сжал рукоятку ножа и развернулся, только сейчас сообразив, что стоял к убийце спиной; но он до сих пор был жив. Лектер улыбался, глядя на него. Он неприкрыто забавлялся его растерянностью. — У вас странный дом. — Уилл подошёл вплотную к одной из картин. Взлохмаченный великан с безумными глазами оторвал зубами голову несчастного, которого он держал в своей руке, и пожирал её. — И вы не боитесь так выставлять себя напоказ? — Это Гойя. Репродукция, разумеется. — Лектер встал за ним, и Уилл затылком ощущал его взгляд. — Американцы слишком эгоцентричны и поверхностны, чтобы обращать внимание на чужие картины или лица. Это было почти дословное повторение его собственных мыслей. — И ещё они совершенно непоследовательны: сначала вваливаются к человеку, которого считают убийцей, а потом дрожат от страха, поняв, что их тоже могут убить, — добавил Лектер буднично. — Я, кажется, выиграл конкурс на самый глупый поступок, — пробормотал Уилл, медленно отходя от стены. Доктор продолжал улыбаться, так же медленно разворачиваясь вслед за ним. Уилл должен был бояться, он точно знал, что должен испытывать страх, но страх не приходил к нему. — В твоём возрасте естественно отдаваться сиюминутным желаниям, жертвуя перспективой. Уилл поднял голову, отбросил назад лезущие в глаза волосы. Он ощутил твёрдую почву под ногами. — Нет. Я знаю, зачем пришёл. И я осознаю все возможные последствия. Если вы убьёте меня, доктор Лектер, все данные о вас тут же попадут в руки ФБР. Уилл ожидал страха, недоверия, возможно, нападения, но доктор Лектер продолжал смотреть на него со смесью любопытства и брезгливости, как на какую-то диковинную зверушку. Его явно не впечатлили такие заявления. — Мне нужны были гарантии, что меня не найдут выпотрошенным где-нибудь в ближайшем супермаркете в отделе с мясными продуктами, — продолжил он. — Я быстро учусь, доктор Лектер. — Это помогает тебе думать как убийца? Вопрос был неожиданным, и Уилл на секунду был сбит с толку. — То, что я продумываю свою безопасность? — переспросил он. — Частично. Как будто я заметаю следы. — Ты никогда в жизни не заметал следов, не так ли? — Не считая того, что раз украл у соседа щенка. Мне было восемь, а щенка всё равно пришлось вернуть. — Когда ты говоришь «думать как убийца», ты имеешь в виду эмоциональный или когнитивный аспект? — Оба, но всё-таки больше эмоциональный. Как будто проваливаешься в чужую голову. И... что вы делаете? — Всего лишь делаю наш разговор более удобным. — Ганнибал отошёл, сел в огромное кресло в эркере и указал Уиллу на противоположное. — Раз мы начали разговор, невежливо будет заставлять тебя стоять. Уилл сел на самый краешек, неловко подвернув ноги — кресло было низким, с широкими подлокотниками, обитое тёмно-зелёным бархатом. Сидеть было неудобно, но под пронизывающим взглядом доктора Лектера он не рискнул устроиться поглубже. — Продолжай, Уилл. — Я... — Уилл прикусил палец, подбирая слова. — Как будто время отматывается назад. Я смотрю на человека и ощущаю то же, что и он, смотрю его глазами. — Расстройство эмпатии. — Я знаю. Гуглил. — Ты говорил об этом со школьным психологом? — С пятью. — Уилл усмехнулся, сел чуть глубже в кресло. — С пятью разными школьными психологами в трёх разных штатах. Толку никакого. — Эмпатия — основа нашего взаимопонимания. Ставя себя на место других, мы таким образом устанавливаем связи, но избыток её может стать обузой. — Я не всегда могу контролировать это. Не только люди — места, вещи; они сохраняют отпечатки тех, кто был там. — Что ты увидел в моём доме, Уилл? — Это странный дом. Я в таких ещё не бывал. — Дом убийцы? Уилл ещё раз посмотрел вокруг, провёл рукой по бархатной обивке кресла. Чуть слышные голоса нашёптывали ему что-то неразборчивое, и он сосредоточился на них, прислушался. — Нет. Вы не ощущаете вины или раскаяния. Это дом человека, полностью уверенного в себе. — Небольшая пауза. — И очень одинокого. Пальцы доктора Лектера чуть дрогнули. Он сложил руки на животе, переплёл в замок. — Вы проецируете предыдущие знания обо мне на текущий момент. — Нет. Специалисты, составившие ваш профиль, уверены, что вы не способны испытывать привязанность или нуждаться в ней. — Если они правы? — То я это увижу, — заявил Уилл чуть уверенней, чем было на самом деле, и увидел, что Лектер усмехнулся. — Одиночество — естественное состояние человека. Однако, Уилл, — доктор Лектер выразительно бросил взгляд на настольные часы, — у меня через четверть часа назначены занятия, а мне нужно ещё добраться до офиса. Уилл сморгнул. — Мне можно идти? Лектер кивнул, и Уилл соскользнул с кресла и, считая про себя, пошёл к выходу. На пороге он обернулся — Лектер так же сидел, чуть наклонив голову, и смотрел на него. — До свидания, доктор Лектер. — До свидания, Уилл. И для нас обоих будет лучше, если ты продолжишь называть меня при посторонних месье дю Берри. Я свыкся с этим именем. Уилл кивнул — в горле внезапно пересохло. Он закрыл дверь, стараясь не хлопнуть, и зашагал прочь. Он шёл, живой и невредимый после разговора с Ганнибалом Лектером, чуть помахивая рюкзаком, и глупо улыбался в пустоту.