***
Худшие сны — те, в которых не ощущаешь, что ты спишь. Уилл беспокойно ворочался, футболка его перекрутилась и сбилась к шее, одеяло сползло к ногам. Под его вздрагивающими веками была тьма, наполненная яркими вспышками и качающимися полосами света. Из этой мешанины света и тени выступило лицо Ганнибала Лектера. Уилл протянул руку, чтобы коснуться его, и лицо дрогнуло, сместилось, пятна света и тьмы расплылись, превращаясь в его, Уилла, собственное лицо. Это было невыносимо страшно, воздух застыл, и лёгкие не в силах были протолкнуть его в себя. Уилл застонал сквозь сон, но не проснулся. Вслед за его лицом появилось всё остальное — шея, плечи, живот, ноги. Уилл стоял перед своей слепленной из теней копии; он хотел бежать, но не мог, лишь стоял и смотрел. И внезапно его копию со спины пронзили оленьи рога. Уилл наконец-то смог вздохнуть и закричал. — Билли! Билли, проснись! Отец тряс его за плечо. Он был в одних трусах, волосы всклокоченные. Уилл схватил его за руку, приподнялся. Его спальня, освещённая прикроватной лампой, выглядела совершенно обычно. — Ты кричал во сне. Кошмары? — Да. — Дыхание Уилла стало выравниваться. — Как будто меня олень забодал. Отец отпустил его плечо, судорожно зевнул. Уилл облизнул губы — на языке держался какой-то неприятный привкус. — Это из-за убийства. — Наверно. Который час? — Почти три. — Джеймс поднял с пола одеяло, укрыл им Уилла. — Всё в порядке. Спи. — Спасибо, пап. — Он свернулся на боку калачиком. — Попытаюсь. Отец вышел, тихо притворив за собой дверь. Уилл натянул остывшее одеяло до ушей, но глаза закрывать боялся, и так и лежал, глядя на угол стола с лежавшим на нём ноутбуком и забытой с вечера чашкой. Он ощущал себя мерзким предателем, бросившим Эби на произвол судьбы, но слишком велика была цена её спасения. На одной чаше весов, незримо колебавшихся в его сознании, лежала жизнь и будущее Эби, на другой — его собственное. А весы держал в своей руке Лектер, обольстительно улыбаясь. Никто сейчас не подозревал его в убийстве; если повезёт — а ему должно повезти — то он выйдет сухим из воды. Эби может уйти от незаслуженного наказания, а может, и нет; людей сажали и при меньших уликах, и он знал об этом. Лектер подцепил его отлично: что бы он ни сделал сейчас, он оказывался в проигрыше. Уилл ощутил, как призрачные оленьи рога прошивают его спину. Он крепко сидел на крючке из любви, страха и эгоизма; и он, и Лектер вели свою игру, и этот раунд Уилл проиграл.***
Директор школы, в которой учился Уилл — полная красивая гречанка с безупречным античным профилем — поднялась навстречу месье дю Берри, протянула ему крупную загорелую руку. На пальце блеснуло изящное изумрудное кольцо. — Месье дю Берри, спасибо, что пришли. — Она села, указала на кресло напротив. Дю Берри расстегнул пуговицу пиджака и сел, закинув ногу на ногу. — Я не мог не откликнуться на вашу просьбу, миссис Герекоу. — Я так переживаю из-за Эбигейл. — Она всплеснула руками. — Боже мой! Мы должны помочь ей, раз не можем помочь Фредди. — Она в серьёзном положении? — Более серьёзном, чем вы думаете. — Миссис Герекоу придвинулась к нему ближе. — Начальник полицейского отдела — большой приятель моего мужа, и он точно знает, что сегодня вечером выпишут ордер на обыск её дома. Дю Берри зеркальным жестом подался вперёд. — Неужели всё настолько серьёзно? — Убита девочка, подросток. Возможно, если невиновность Эби будет доказана и полиция потеряет подозреваемую, то подключится ФБР. Пискнул телефон. Миссис Герекоу мельком просмотрела сообщение и вернулась к разговору. — Месье дю Берри, Эби была вашей ученицей, ведь так? — Да, у меня учились трое из вашей школы. Эбигейл, Уилл Грэм и... — Я хочу попросить вас об одной услуге. — Она откашлялась. — Не могли бы вы дать характеристику Эби? О нет, не стоит обелять её — достаточно, чтобы вы объективно изложили ваше мнение. Конечно, это вряд ли будет решающим аргументом, но всё-таки мы не должны пренебрегать ни одним шансом. Мы со своей стороны делаем всё возможное, но лучше, если будет мнение со стороны. Закончив свою небольшую речь, миссис Герекоу внимательно посмотрела на месье дю Берри. Он сочувственно покачал головой: — Конечно, я сделаю всё, о чём вы просите. Дайте мне час-другой, и я напишу положительную характеристику. — Спасибо, месье дю Берри! — Не стоит благодарности. Я делаю всё, что в моих силах.***
«Мисс Эбигейл Хоббс является моей ученицей восемь месяцев. Она обладает живым характером, уравновешена, в меру усидчива и дисциплинирована. Французский язык даётся ей достаточно легко, хотя имеются некоторые трудности с произношением. Из недостатков можно отметить лишь некоторую забывчивость, которая изредка мешает ей вовремя выполнить домашнее задание. Эбигейл привязана к своей семье, особенно к отцу, о котором она отзывается всегда хорошо. Переходный возраст у неё проходит без выраженных эмоциональных кризисов, что может свидетельствовать об устойчивой нервной системе. Как её учитель, я могу утверждать, что Эбигейл — образцовая ученица, а как обычный человек — что она прекрасная девушка. Ансельм дю Берри» Миссис Герекоу прочла распечатанный текст с изящной подписью с чувством немалого облегчения. Месье дю Берри, очевидно, прекрасно овладел искусством писать всякого рода бюрократические бумажки, которые бывают так необходимы в педагогической работе. Достав из ящика стола папку, она вложила в неё листок, прибавив его ко многим другим, которые могли свидетельствовать в пользу Эбигейл. Миссис Герекоу ни секунды не сомневалась, что та невиновна, и твёрдо решила бросить все силы на доказательство этого.***
В школе только и разговоров было, что об убийстве. Об этом шушукались по углам, громко говорили на волейбольной площадке и сдержанно обсуждали в кабинетах. Все были слишком возбуждены — и учителя, и ученики. К Уиллу несколько раз пытались пристать с расспросами — он, хоть и был знаком с Эби недолго, стал её самым близким другом, — но он отвечал односложно и неохотно. В нём как будто застряли осколки пронзивших его во сне рогов; он ощущал почти физическое неудобство и всё жевал одну пластинку орбита за другой, отбивая поселившийся во рту вкус. Весь вечер Уилл просидел, пытаясь сконцентрироваться на занятиях, но через час бесплодных усилий он решительно захлопнул ноутбук и поплёлся на кухню. Там он размешал себе растворимый кофе в огромной кружке и облокотился о стол, машинально прислушиваясь к стуку дождя в окно. Он был один в доме и сегодня отчётливо ощущал пустоту вокруг. Кофе приглушал мерзкий привкус, пусть и ненадолго. В такой тишине голоса в голове становились громче, отчётливей, ясней; громче всего звучал голос Лектера. Уилл попытался прогнать его и сосредоточиться. Когда давным-давно, месяц назад, он сидел ночью и составлял план действий, он был прост и понятен. Сложен, смертельно опасен, но достаточно прост. Сейчас Уилл с горечью понимал, что допустил две ошибки сразу: во-первых, не смог справиться с собственной эмпатией, а во-вторых, был слишком самоуверен. Чёрт побери, его противником был Ганнибал Лектер, а его не так-то просто разжевать и съесть! Силой воли отогнав от себя выступившее внезапно заплаканное лицо Эби, Уилл начал работу, которую он будет вести ещё долгие, долгие годы: он начал выстраивать в своём сознании стену между собой и другим — между собой и Лектером. Таким застал его вернувшийся отец — облокотившимся на кухонный стол и задумчиво глядящим в стену поверх полупустой кружки с кофе.