Разумность

Сухая прохладная осень постепенно сменилась влажной и тусклой. Целыми днями стояли туманы; они наползали с моря, оседали между домами, и солнца совсем не было видно. Городок притих в ожидании: Эбигейл Хоббс было выдвинуто официальное обвинение в убийстве Фредди Лаундс. В ходе обыска в её доме нашли волосы Фредди, и это стало последней уликой, которая дала возможность сделать следующий шаг. Уилл прислушивался ко всему, что происходило вокруг, но сам помалкивал. Он виделся с Эби лишь однажды, зашёл как-то промозглым вечером как раз в тот день, когда узнал об официальном обвинении. Гаррет Джейкоб Хоббс открыл ему дверь, и Уилл поразился тому, как он изменился: из воротника торчала худая шея, глаза запали, нижняя губа чуть обвисла. Когда же Уилл увидел Эби, сердце у него болезненно сжалось. Эби была очень бледной, так что на лице ярко проступили незаметные раньше веснушки. Под глазами лежали тёмно-лиловые тени, а губы были обветренными и чуть припухшими от плача. — Уилл! — Она бросилась ему на шею, прижалась щекой к его щеке. — Эби. — Уилл осторожно расцепил её руки. — Как ты? Он тут же пожалел о том, что спросил: всё было и так очевидно. — Не очень. — Она взяла его за руку и потянула наверх, к себе в комнату, заперла за ними дверь. — Я стараюсь держаться. Уилл сел на низкий диван, отодвинув подушку из оленьей шкуры. — Я, в общем, просто так зашёл. Она кивнула. — Что там в школе? — Если честно, все говорят об убийстве, — признался Уилл и покраснел. — Неудивительно. — Она заправила волосы за ухо знакомым жестом. — Скоро суд. Уилл вздрогнул. — Тебя оправдают, я уверен. — Уилл. — Эби подсела к нему ближе. — Я чувствую себя как во сне. Скорей бы всё закончилось. Груз вины на плечах Уилла стал почти невыносимым. Он не мог ничего сказать, голос ему не повиновался, и он просто взял её ладони в свои и стал медленно гладить её холодные пальцы. — Зря ты пришёл, — проговорила она тихо. — Наверно, да. Эби отняла руки, и Уилл не попытался удержать их в своих ладонях. Он встал, переступил с ноги на ногу. — Я пойду? — Да. Где-то далеко вверху горели фонари, освещая Уиллу путь домой. Свернув, он дошёл до дома месье дю Берри; сквозь туман уютно светилось окно кухни; вот в нём мелькнул знакомый силуэт. Моросил дождь, волосы Уилла совсем промокли, а он стоял и смотрел, и внутри него бушевала буря.

***

— Мы учимся использовать других людей с детства. Младенец, который плачет, чтобы его накормили, использует простейшую манипуляцию. Младенец растёт, и манипуляции усложняются. Кантовский категорический императив — всего лишь тщетная попытка обуздать человеческую природу. В духовке румянился пирог, наполняя кухню сладким сдобным запахом. Лектер протянул Уиллу чашку кофе; видимо, он ничуть не рассердился из-за его позднего визита. — Я чувствую себя ещё хуже, чем после убийства, — признался Уилл, принимая горячий стакан холодными пальцами. Буря внутри улеглась, и вместо неё осталась тьма и тупая ноющая боль. — Я вынужден лгать Эби. Я хочу её поддержать, но я не могу признаться в том, что совершил. — Ты используешь её как своё прикрытие. — Я жалею её. — Жалость — чувство, которое делает нас уязвимыми. Уилл кивнул. В его ушах засвистел ветер над Атлантикой, а тело ощутило невесомость свободного падения. — Ложь, манипуляции, убийства. Я прохожу ваш путь, доктор Лектер. — Ты неплохой ученик. — Лектер улыбнулся ему, снял с крючка клетчатую прихватку. Несколько манипуляций — и он поставил перед Уиллом небольшую тарелку с десертом. — Что ты ощущаешь, когда говоришь с Эбигейл? — Вину. Боль. Беспомощность. — Твои романтические чувства к Эбигейл не позволяют тебе оценить то, что она дарит тебе. — И что же, доктор Лектер? — Безопасность. Уилл смотрел, как Лектер отрезает себе кусочек пирога, не торопясь, прожёвывает его, запивает кофе. Его куртка подсыхала в тепле, от ткани шёл запах стирального порошка. — Твоя цель, Уилл — избежать наказания за убийство. Эбигейл — твоё орудие. — А вы? — Я — твой учитель, Уилл. Пирог рассыпался во рту, таял на языке, да и кофе был просто превосходным. — То есть мои чувства не должны влиять на мои цели? — Это было бы наилучшим выходом. Дождь прекратился, его мерный перестук затих. — Очень вкусно, доктор Лектер. — Уилл вежливо промокнул губы салфеткой. — Спасибо.

***

Раздался тихий, аккуратный стук в дверь. Эби села ровнее, крикнула: — Заходи, пап! Гаррет Джейкоб вошёл, сел рядом с дочерью. Она порывисто положила голову ему на плечо и тут же всхлипнула. — Эби, деточка, успокойся. — Он погладил её по волосам, губы у него дрогнули. — Малышка, не убивайся так. Эби прижала кулак ко рту, но не сдержалась и заплакала навзрыд, уткнувшись в свои ладони. Гаррет положил руку ей на худую спину, стал легко гладить. — Маленькая моя, всё будет хорошо, не надо... — повторял он, не зная, чем ещё утешить. — Тебя оправдают. Мы уже наняли адвоката. Ты ни в чём не виновата. Эби лишь громче всхлипнула, потом пробормотала что-то неразборчивое. — Что ты сказала? — Отец наклонился к ней, стараясь уловить прерывистый шёпот. — Билли? Он что-то тебе сделал? — Нет, пап! — Эби вскинулась. — Нет! — Не пускать его сюда больше? — Перестань! — выкрикнула она, сбрасывая его руку резким движением. — Перестань сейчас же! Гаррет Джейкоб слегка нахмурился. — Эби, милая, я тебе не враг. Мы с мамой переживаем не меньше твоего. Она снова дёрнула плечами, вскочила, отходя от него. Гаррет Джейкоб тоже встал и тихо вышел. Иногда лучшая помощь — дать побыть одной. Вечером, когда они с женой уже лежали в постели, Гаррет Джейкоб заметил ей: — Этот Билли... — Он ей нравится, — пробормотала жена, поворачиваясь на бок. Она сказала это как нечто само собой разумеющееся. — Она ему, по-моему, тоже, но что-то у них не срастается. — И давно? Она вздохнула. — Не очень. А тебе лучше бы поменьше таскать её на охоту. Дотаскался. Гаррет Джейкоб замолк, хоть упрёк и был несправедлив. Они все были на нервах. Скорей бы это закончилось, в самом деле.