Мой милый Дольсё

      Вся церемония бракосочетания проходила, как в тумане. В таком, что через него Минхёк упорно видел лишь глаза Хосока.       Он постоянно находился где-то рядом. Отдаленно наблюдал за всем процессом, пытаясь выглядеть счастливым и не показывать свою печаль и грусть. Ещё, он чувствовал бессилие и ущербность. В его глазах, Минхёк, такой хрупкий и беззащитный, а от того, как сильно опущены его плечи, Шину хотелось выть. «Прости, что я такой беспомощный. Я бы пожертвовал собой, если б это хоть что-то изменило», — думает Хосок, смотря за тем, как почти супруги выпивают из тыквенных чаш.       В этот день было солнечно. Семьи были несказанно рады такой погоде, ведь она предвещала хороший брак и счастливую жизнь. Всеобщее веселье не разделяли только они. Двое неправильных. Не имеющих права на существование.       Обряд за обрядом Минхёку становилось все хуже. Он отделялся всё больше стеной безразличия. Отчасти потому, что за предыдущую неделю его стенания выкачали из него все жизненные соки. Но больше от того, что чувствовал себя заложником своих же слов, когда-то данных отцу.       Когда пришло время «поцелуя», он всем сердцем пытался удостовериться в том, что Шин не видит эту сцену.       Его надежда рассыпается в пыль, потому что блондин стоит точно напротив, и в чернеющих глазах он видит то, чего никогда бы не желал видеть в такой момент — понимание. Смиренное и такое мученическое, что во время обряда, когда Минхёк должен был передать своей жене губами финик, он смотрит точно в его глаза. «Я не хочу», — читает в глазах напротив Хосок. Он поджимает губы и стоит, как столб, совершенно бездвижно. Взгляд младшего прикован к нему. Старший видит, как борется внутри Мин, а потом сдается и прикрывает глаза. Младшему больно и душно от собственной ущербности, противно, потому что не может защитить то, что любит.  — Вы, самая прекрасная пара, что я когда-либо видел! — отец новоиспеченной жены — Чон Гио, приобнимает Минхёка и заливисто смеется, — уверен, вы будете счастливы.  — Спасибо, господин. — Минхёк кланяется, улыбается, но глаза абсолютно безжизненны.  — Поздравляю, сын. Теперь ты настоящий мужчина и глава семьи Сон. — Отец смотрит на Минхёка с родительской любовью и гордостью, которая в данный момент убивает сына. Он думает, что не достоин такого отношения отца, потому что он неправильный и совершенно не оправдал его надежд. — Я горжусь тобой.       Финиш. Отец обнимает его, пока Мин едва сдерживает слезу. Больше всего Хёк боялся услышать эти слова, больше всего он мечтал, чтобы этих слов никогда и не существовало. Это ложь. Не может быть никакой гордости, потому что он подвел отца и растоптал его надежды перед этим самым алтарем. Он винит себя во всем.       Все немногочисленные присутствующие садятся за стол. Молодожены сидят во главе, по обе стороны от них садятся члены семьи. Со стороны Мина сидит отец, братья и приехавшая тетка. На противоположной стороне сидит отец жены, его сестра (от которых так и несло отнюдь не родственными отношениями) и бабушка. Главные повара обоих семей приготовили различные угощения, от которых, в прямом смысле, трещал стол. Все с большим удовольствием поглощали еду, хвалили Ки и юную госпожу Сон, поздравляя семейную пару.       У Мина аппетита нет. Он запихивает в себя пару кусочков овощей, думает, через какое время стоит повторить, дабы не вызвать никаких подозрений, говорит жене, что все очень вкусно и замолкает.       В этот момент в комнате появляется Хосок. Он несет в руках кувшин с высокоградусным напитком и предлагает его гостям. Улыбается и вежливо кланяется господину Сон, когда тот хвалит его. Потом подходит к Минхёку и поднимает на него взгляд, что до этого прятал, как мог. Для брюнета, этот взгляд хуже самого мучительного яда. В нем, под пленкой радости и наигранного счастья, лежит неизгладимая боль и отчаяние. Хёк все это видит и сердце бьется так медленно, что он невольно тянется к груди рукой. Быть может, если бы в этой комнате люди были немного проницательнее или хотя бы внимательнее, то заметили, как были красноречивы взгляды этих двоих.  — Господин, Минхёк, вам налить еще? — в голосе такая же учтивость, как и для всех, но Мину он улыбается только уголками губ.  — Да, пожалуй. — У младшего слов нет. Аппетит пропадает совсем и последним, что оказывается в этот день в его организме — рюмка соджу.       Хосок уходит, и Мин остается в одиночестве, один на один. Он забывает о существовании гостей и погружается в себя.  — Дорогой, — к нему обращается Юн Гио (точнее уже Юн Сон), хватая за рукав, — с тобой все хорошо? Ты ничего не ешь. Минхёк отмирает на месте. Его тошнит от её «дорогой», как от протухшей рыбы. Он хочет поморщиться, но лишь смотрит на неё удивленным взглядом.  — Нет. Я просто не голоден.  — Точно? Может ты устал? — продолжала она.  — Да. Немного.  — Тогда пойдем в спальню. Отдохнешь. — Её пальцы касаются кожи, и Мину так противно, что едва ли хватает выдержки, чтобы не убрать руку.  — Конечно.       Он благодарен ей за спасение. Только неприятный осадок все равно остается внутри.       Он уходит вместе с ней в подготовленную комнату. Все гости продолжали празднование, и шум тихими отголосками доходит до них.       Минхёк присаживается на край постели и облегченно выдыхает, потому что ему больше не надо было притворяться. Юн подходит к парню и, забираясь на кровать, кладет руку ему на плечо. Поначалу, Мин старается не обращать внимание на холодные пальцы, которые так не похожи на пальцы Шина, и просто старается надышаться. Прикрывая глаза, он отслеживает каждый вдох и выдох. Но рука девушки медленно ведет от одного плеча к другому, заставляя брюнета напрягаться.  — Если ты хочешь, я постараюсь тебе помочь, — рука опускается ниже по спине, а Мин старается сдерживать эмоции, чтоб не послать девушку куда подальше.  — Юн. Не надо. Я просто хочу отдохнуть.  — Я тоже хочу, чтобы ты отдохнул. И я могу в этом помочь, — вторая рука движется по груди к вороту его одежды.  — Прошу тебя, не надо.  — Я же вижу, что ты изводишь себя. Я твоя жена и… — Минхёк резко разворачивается и берет девушку за подбородок, вытягивая ее шею вверх до больных позывов.  — Я сказал тебе. Оставить. Меня. В покое. — Он смотрит на нее с такой ненавистью, что девушка съёживается. — Будешь нужна — скажу.       Он отпускает руку и тут же срывается с места, оставляя испуганную девушку в пустой комнате с стихающим звуком закрывающейся двери.       За всеобщим весельем, Минхёк легко проскальзывает незамеченным на улицу.       Небо медленно окрашивается в рыжий, под лучами заходящего солнца, и брюнету становится так легко от этого теплого свечения, что он отпускает себя. Его слеза, что так сильно хотела сорваться во время объятий отца, медленно скатывалась по щеке. Он не слышал ничего вокруг, закрывая глаза, погружался в шум движущейся внутри него крови.       Он пугается. Резко открывает глаза и хватается за прикасающиеся к его щеке пальцы.  — Тише. Прости, что напугал. — Хосок сидит на корточках прямо перед младшим. Тот поджимает губы, перехватывая его руку. — Пошли со мной?  — Да, — тихо и безоговорочно отвечает Хёк.  — Сейчас. Сиди тут, — Шин заходит в дом и через секунду возвращается, — пойдем.       Старший переплетает их пальцы, а младший улыбается, ловя бегущие мурашки по коже.  — Куда мы идем?  — Секрет. Увидишь, когда доберемся.  — А что у тебя в сумке? — Мин, как маленький мальчик начинает расспрашивать обо всем.  — Тоже секрет.  — Ну, так не честно!  — Пойдем быстрее, мы можем не успеть. — Говорит ему Хосок и ускоряется, утягивая Мина следом.  — Куда? — кричит ему младший, но блондин не отвечает.       Они взбираются на холм, когда солнце почти на половину зашло за горизонт. Минхёк смотрит по сторонам. Он не знает этого места, но оно было очень красивым. Почти у самого центра холмика стояло большое старое дерево с густой кроной, а позади него начинались ряды пышных кустов из-за чего весь холмик, как бы, был отгорожен полумесяцем. — Уа-а! — воскликнул Мин смотря на рыжую половинку, что медленно уходило за горизонт, — оно так похоже на то, что было тогда, в самом начале. Когда я еще думал, что ты ужасный придурок. — Хёк хихикнул, вспоминая те, казалось бы, беззаботные дни.  — Хотел показать тебе это место еще неделю назад, но ты все время метался из угла в угол, — Хосок стоит, прижимаясь к младшему со спины и тому совсем не неприятно, не мерзко, как от недавних прикосновений девушки, — вроде со мной, но постоянно не здесь. — Прости, — Минхёк разворачивается в хосоковских руках и берет его лицо в свои. — Прости, что ничего не говорил. Я просто боялся принять саму мысль о женитьбе. — Его глаза бегали по шее и ключицам Шина, боясь взглянуть в глаза. — Хотел быть счастливым последние пару дней свободы…  — Знаю. — Выдыхает старший и ведет Мина к дереву.       Они садятся на расстеленный около корней плед, который Шин взял с собой. Минхёк сидит в кольце рук, прижимаясь спиной к широкой груди, и смотрит на яркое заходящее солнце. Тепло разливается по всему телу, и не хочется возвращаться в дом, к противной девушке. Рука сильнее сжимает тонкие пальцы младшего. Им была необходима эта тишина, обволакивающая нежной вуалью.       Хосок ведет кончиком носа по гладкой коже Мина, улавливая приятную дрожь при каждом вдохе. Он всегда пах чем-то травяным, домашним, уютным. Касаясь кожи за ушком, Хосок выдыхает, опаляя кожу. Минхёк дергается в руках и, подставляясь сильнее, запрокидывает голову к старшему на плечо.  — Останемся здесь. Я не готов отпустить тебя сегодня, — шепчет Шин, прислоняясь губами к виску младшего.  — Я и не собирался уходить. — Он разворачивается к блондину лицом и тот сажает его к себе на колени, запуская руки в каштановые волосы.       У Минхёка солнце за спиной, которое подсвечивает золотым кончики волос, глаза наконец-то улыбаются и весь он такой податливый, что у блондина в груди щемит.  — Ты такой красивый… — говорит Хосок, завороженно смотря на Мина.       Губы соприкасаются быстро и порывисто, вытягивая из старшего низкий стон. Он быстро отвечает на прикосновение и проводит языком между минхёковских губ. Горячее дыхание обжигает губы, что постоянно пересыхают. Поэтому оба так норовят пройтись языком по губам друг друга.       У Минхёка от переизбытка чувств руки дрожат, пока светлые локоны путаются между пальцев. Он льнет сильнее к груди старшего в надежде сдержать, отчаянно выстукивающее быстрый ритм, сердце.  — М-м-м… — стонет Хосок, потому что между ними почти не остается пространства, от чего пах Мина начинает давить на эрегированный член.       Хёк игнорирует, будто сам только что не понял, что не один уже возбужден. Он проходится языком по небу и снова, сплетаясь с языком Шина, тихо постанывает от легкого укуса в ответ.       У старшего выдержки не хватает. Он берёт Мина за поясницу и меняет ведущего игрока. Его рука проскальзывает под ткань и проводит вверх, дотрагиваясь до соска. Минхёк заводит голову назад, словно специально подставляя шею под поцелуи Хосока. Солнце багровеет и, оставляя за собой недолгое ощущение тепла, исчезает. Постепенно небо затягивает темно синим полотном, пока Шин стягивает с Мина ненужную ткань, скрывающую тяжело вздымающуюся грудь.       Младший дышит. Глубоко и долго, пока блондин нежно выстраивает свою замысловатую дорожку поцелуев от губ до живота. Мин сильнее сжимает плотную ткань пледа, что разделяет его с прохладной травой, пока Шин с наслаждением проводит губами по острым ключицам.       В этот момент, Хосок опускает свою ладонь на сжатую в кулак ладонь Мина и заменяет глупую ткань своими пальцами, образуя замок. Он тянет руки к себе и, прикрывая глаза, целует аккуратные костяшки. Минхёк наблюдает. С замиранием сердца из-под слегка мокрых ресниц. Шин тянется к его лицу, заводит их скреплённые ладони за голову младшего и припадает к губам. Совсем невинно. Лишь касанием.  — Я люблю тебя, Мин, — говорит Хосок, после чего целуя в щеку.  — Ты пожалеешь однажды, — не открывая глаз, откликается тот, — но я уже не отпущу тебя.       Младший оголяет сильные плечи, ведет руками по груди, вниз, к животу, а Хосок просто смотрит в глаза Минхёка, едва сдерживая себя. Ветер немного охлаждает распаленную кожу, но не сердце.       Еще одна ткань отлетает в сторону, как и тормоза обоих. Хосок приближается к Мину вплотную, и тот стонет от тесноты внизу. Стонет в еще один поцелуй.       Руки у Шина нежные, сильные и невероятно теплые. Они действуют на Хёка безотказно. И он выгибается в пояснице, позволяя стянуть с себя штаны и белье. Холод заставляет поежиться, но не успевает Мин отвлечься на неприятные прикосновения ветра, как блондин вновь припечатывает его к земле, выбивая воздух.  — Думаю, я сошел с ума, раз делаю то, за что меня могут казнить.  — А-хах, как вовремя ты вспомнил о такой «мелочи». — Прыскает брюнет и закидывает свои руки на хосоковские плечи.  — Я счастлив. И не променял бы этот вечер ни на что другое. — Шин серьёзен, как никогда, и это развязывает руки Минхёку, что до сих пор метался между правильностью и не правильностью всего этого.       У них дыхание одно на двоих, а пока старший мучил Мина, тот пытался спустить его штаны. Он даже чувствует, как Шин улыбается сквозь поцелуй, дьявольски довольный собой. Мин и злится, и радуется, хочется улыбнуться тоже, но возбуждение давит так, что на стенку лезь. Он неожиданно прикусывает язык блондина, и тот сдается.       Встает на ноги и, развязав завязки широких штанов, отпускает. Те свободно слетают, задевая стоящий член, от чего Шин морщится, но наблюдая за своим распластавшимся на взбитом пледе Минхёком, тут же забывает обо всем. У него, наверное, проблемы с мозгом, раз это худое, слегка угловатое, как у подростка, тело, вызывает в нем такие звериные желания. Тот полу-лежит на локтях и облизывается, смотря затуманенным взглядом.       Он тянет руку вперед, как протягивал ее навстречу уходящему солнцу, только теперь его солнце — Хосок. Ответ приходит тут же — Шин целует его, как никогда прежде, страстно и немного грубо, разжигая в Мине ураган. Хосок проводит рукой по обоим членам, создавая соприкосновение и собирая выделившуюся смазку. Младший скулит. В голове туман от недостатка воздуха и переизбытка ощущений, которых он ранее не испытывал. Как в принципе и Хосок, что так мастерски справляется со своей задачей исключительно из-за своей больной фантазии и логики.       Пальцы блондина оказываются внизу так же неожиданно, как начались их отношения. От этого Мин широко распахивает глаза. Старший отрывается лишь на мгновение, чтобы вдохнуть самому, и не дать задохнуться брюнету. Тот выгибается, когда в ту же секунду палец погружается глубже через колечко мышц, и хватает воздух ртом.       Ощущения странные, но если посмотреть на них со стороны, обычными глазами обывателя, то их бы этот обыватель и сжёг, поэтому Мин откидывает сомнения в сторону, и сам тянется к ждущему Шину.       Тот проникает дважды: пальцами и языком. Этот контраст, кажется, его сейчас сломает. Ему сладко и одновременно больно. Он ищет соприкосновения и подается вперед к широкой груди. И снова, Хосок делает ход конем. Быстро вынув из Минхёка пальцы и проведя ими же по головке его члена, смачивая, он дотрагивается рукой до бусинки соска, целуя и одновременно проникая тремя пальцами внутрь.  — М-м-м, ах! — стон выходит чуть громче, чем хотелось в данной ситуации, пусть Шин и желал слышать младшего громко и отчетливо, вряд ли они смогут это когда-либо осуществить.       Минхёк сам разрывает поцелуй, отворачивая голову, а потом быстро прикасается губами к уху старшего.  — Я умру, если ты сейчас же меня не возьмёшь, Шин Хосок. — Зло шепчет тот и валится на плед, призывно облизывая губы.       Ему повезло, что Хосоку не нужно говорить дважды. Его стояк уже давно пульсировал и требовал разрядки, но старший мученически выдерживал эту пытку, наслаждаясь брюнетом.       Секунда, и головка члена уже упирается в анус младшего. У него небольшая дрожь, потому что всё равно страшно, ведь он впервые что-то засовывает в свой зад, а уж тем более что-то большое.       Хосок нависает над ним и нежно проводит большим пальцем по скуле, аккуратно целует в кончик носа, словно извиняясь, и резко входит, тут же ловя стоны младшего, что точно разбудили бы спящую живность вокруг. Руки, что лежат на плечах Шина немного потрясывает, а с глаз катятся слезинки. Узко. Горячо. Но Хосок сдерживается, пока Минхёк не начинает размеренно дышать и сам целовать Шина. Он делает еще один толчок и чувствует, как сильнее напрягаются руки на его шее. Больно.       Он не так себе это представлял. Ему, черт возьми, хотелось получать удовольствие вместе с Хёком, а не в одного. Он зацеловывает влажные щечки брюнета и немного меняет угол, снова входя.       У Минхёка звезды перед глазами, а по телу проходит сладкая, как патока, дрожь. Хосок попадает по простате и замечает, как младший льнёт сильнее. Тот легонько постанывает и переводит одну руку Хосоку на спину. Еще толчок и младшему нечем дышать. Удовольствие напрочь выбивает воздух.  — Ещё… — едва слышно говорит Мин, и старший дает ему это.       Он двигается быстро, рвано, боясь потерять то, чем сейчас обладает. Руки обоих проходятся по всей доступной коже. Губы саднят, но Хосоку мало, и он переходит на линию шеи, к ключицам, ниже, к соскам. Минхёк не знает, куда себя деть, потому что ему хорошо. Сказочно хорошо, от чего появляются мысли, что это всё не реально, он сильнее хватается за парня, что так его любит, и тянет на себя. Тот входит глубже и этого хватает, чтоб Мин выгнулся дугой навстречу, кончая себе на грудь, так и не притронувшись к себе.       Мыча в вовремя начавшийся поцелуй, он сильно сжимается, и теперь стонет и Шин, потому что его накрывает так же быстро и феерично. Он кончает внутрь Минхёка и валится на бок рядом. У обоих дыхание, как после длительного забега на скорость, а тела липкие и грязные.       Хосок тянется к сумке, что взял с собой, и вытаскивает простынь, укрывая ей Минхёка и себя.       Тот блаженно улыбается, смотря на Шина. Блондин ложится на спину и притягивает к себе, на грудь, Мина. Он сплетает их пальцы и смотрит на небо. Оно уже давно усеяно миллиардами звезд, что так притягивают усталый взгляд. Эти двое молчали, и это молчание было одним из самых дорогих воспоминаний за этот день.  — Спасибо, — говорит Минхёк, сильнее сжимая хосоковскую руку.  — За что? — он действительно не понимал «за что». Ему казалось, он так измучил бедного брюнета, что не имел права смотреть ему в глаза.  — За то, что ты есть. Что ты — мой, — вторит ему младший.  — Твой. И навсегда им буду. — Он целует Хёка в макушку и прикрывает глаза, наслаждаясь тишиной.  — Люблю тебя… — засыпая, говорит Мин.  — И я. Люблю тебя. — Отвечает ему старший.       Он дает ему уснуть, быть может, в последний раз, вот так легко, без гнетущих мыслей и сожалений, а сам думает о том, как сильно ему попадет от мило сопящего сейчас брюнета, когда тот начнет вставать, и насколько дорого им обойдётся их «шалость».