Мой милый Дольсё

— Я так скуча-ал! — сквозь поток слез мычит брюнет. — Думал, что никогда тебя не увижу!       Шин продолжает сидеть на коленях прямо перед кроватью Минхёка, пока тот виснет на нём, обнимая за шею и хватаясь руками за спину и плечи. Ему так не хватало его любимой крепости, теплой и сильной, он нуждался в этих заботливых руках, как в кислороде, как в солнечном свете, который не проходил сквозь минхёковскую клетку. — Так скучал! Я… — глубоко вдыхая, говорит Мин, — не выдержу такого больше. — И не придется больше, слышишь? Я не отпущу. Больше никуда и никогда!       Хосок поднимается, притягивая Хёка к себе. Обнимает со спины и стаскивает с просиженной кровати под уже не такие частые всхлипы. Футболка задирается до поясницы и брюнет ёжится от неожиданного холода проходящегося по коже, но быстро забывает, втягивая носом такой родной запах.       Мама стояла все это время в дверях комнаты и счастливо улыбалась со слезами на глазах, не сумев сдержать радость за сына, смотря, как тот оживает в мгновение от появления блондина. Теперь она решает уйти на кухню, подогреть Минхёку суп, да и попросту понимая, что парням нужно время побыть наедине.       Блондин буквально окутывает Минхёка собой, поглощая того без остатка и права на выбор, и тот в ответ поддается сильнее, отдаваясь желанию срастись воедино. Длинные пальцы уже давно запутались в светлых волосах, уничтожая напрочь остатки двухсекундной укладки руками, которые в свою очередь сжимают, как тески, ребра Ли. Дышать тяжело, но в данный момент, вроде бы, и совсем не нужно. Время остановилось и они в нем замерли такие уставшие, но без меры счастливые. — Хёк, я хочу увезти тебя, — выпаливает Шин на самое ухо младшему, обжигая, — не оставлю тебя здесь, как ни уговаривай. — Не собирался. Я своих родителей люблю, но хочу домой. К нам. — Минхёк отрывает свою щеку от шеи Хо и смотрит в его глаза так честно, словно всю душу сейчас вывернет наизнанку, а потом добавляет, постепенно краснея. — К тебе хочу.       Парень смотрит на него слишком долго, как успел подумать Ли, но у Шина просто в мозгу перегорели соединения. Так долго, желанно, трепетно…       Хо касается губами губ Хёка мягко и нежно, так близко, что кожей чувствовался ветерок от трепыхающихся ресниц. На мгновение весь мир кажется настолько нереальным, что Мин ищет любой способ напомнить себе о том, как истинно происходящее. Кусает себя за язык и тут же, вновь осознавая, кто именно целует, стонет протяжно и громко. Шин довольный и напуганный сначала притягивает младшего сильнее, а потом отстраняется. — Твоя мама, пожалей ее, — улыбаясь, говорит Вонхо, — она и так сжалилась над нами. — Но я… — начинает возмущаться Ли, пока блондин не затыкает его обезоруживающим чмоком. — Потерпи до дома.       Старший опускает Хёка на пол и берет за руку. Он улыбается, заставляя младшего улыбнуться в ответ, говоря, что все в порядке, и выводит брюнета из темного царства.       Мин неожиданно осознает, как себя довел, потому что резко, едва делает шаг, падает вниз, чудом не целуясь с полом только из-за Шина, который успел его подхватить. Блондин смотрит с укоризной и болью всего мгновение, а потом подхватывает Минхёка на руки и выносит, как принцессу, под жалобные мольбы поставить на место. — Мы уже проходили это, — устало произносит Хосок, — и, если ты не помнишь, в прошлый раз это закончилось твоими посиделками на полу и рыданиями. — Я был пьян! — тут же выпаливает Хёк и краснеет. — Не сравнивай, пожалуйста. — Хорошо. Но ставить тебя на место я не буду. — Говорит Шин, подтверждая свои намерения тем, что плотнее прижимает брюнета к себе.       На самом деле старший понятия не имеет откуда в нем столько сил и энергии сейчас, и тихо верит в то, что сила его любви и мужества поможет благополучно доставить Минхёка домой.       Он доносит его до кухни и сажает за стол, пока мама ставит две тарелки с горячим супом. Она заставляет обоих поесть, не желая слушать какие-либо отговорки. Парни сдаются и уплетают за обе щеки, правда Мин куда медленнее, ведь иначе все закончится куда плачевнее, а точнее — пребыванием в больнице, соответственно и о Сеуле, и о Шине можно будет забыть. Поэтому он собирает оставшуюся волю в кулак и медленно поглощает специальный облегченный бульон.       Госпожа Ли наблюдает за этой картиной чуть ли не плача от радости. У сына буквально розовеет лицо, а глаза, с каждым взглядом на блондина по левую руку, блестят все сильнее.       Женщина отпускает их отнюдь не с пустыми руками, водрузив на плечи к Хосоку минхёковский рюкзак с домашней едой. Нарекает Шину, чтоб Мин обязательно кушал постепенно больше и чаще, выходил гулять, чтоб звонил каждый день и хорошенько спал. Старший все слушает, внимательно отмечает каждый пункт, который в последствии будет исполнять с точностью, и заверяет женщину, что с Ли младшим все будет хорошо.       Их прощание не долгое, не плаксивое. И мать и сын улыбаются друг другу, затем женщина обнимает уже обоих парней и говорит Хосоку тихое «спасибо». От греха подальше блондин не разрешает Минхёку идти самому и вновь берет того на руки, за что тот потом благодарит бога, ведь по пути им не встретился ни один человек. А Ли Суён наблюдает за ними из окна, слегка улыбаясь.       Они едут первые десять минут под спокойную музыку и под все такие же восторженные возгласы младшего о том, как же он скучал по хосоковской ласточке, но вскоре Минхёк неожиданно засыпает. На первом же светофоре Хосок складывает свою кофту в несколько раз и подкладывает ее под голову брюнета, наблюдая за мирно посапывающей мордашкой. Шин постоянно наблюдает за Ли всю дорогу. Ему кажется, он больше времени уделяет именно Хёку, чем виду перед лобовом стеклом, за что мысленно потом себя отчитывает.       Когда они приезжают Мин еще спит и Хо даже не пробует его будить. Он аккуратно поднимает брюнета на руки и несет в квартиру, попутно забирая из машины только рюкзак с едой.       Уже дома блондин укладывает Хёка в кровать, а после еще пол часа сидит и наблюдает за своим солнышком. На душе больше нет тех огромных тугих тисков, что сдавливали его грудь при любом взгляде на ту или иную минхёковскую вещь. Он нежно проводит рукой по шоколадного цвета волосам, поправляет одеяло и закрывает поплотнее шторы. Потом расставляет по местам все вещи, что были забыты на прежних местах с визита господина Ли. Хосок не перестает улыбаться, осматривая их спальню и отмечая то, как все-таки гармонично в ее пространство вписывается спящий сейчас мангака.       Шин теряется на пару минут на кухне, расставляя еду в холодильнике, потом задерживается в гостиной, приводя и ее в порядок, убирая любые неприятные напоминания. Он делает это для того, чтоб, когда Минхёк проснется, он вновь очутился в том месте, где все для него, где его всегда будут ждать.       Когда Шин возвращается в спальню, Хёк сопит на другом боку, скомкав одеяло. Блондин снимает с себя вещи и укладывается рядом с Ли, прижимая того ближе к себе. А потом медленно под успокаивающееся сердце Хосок засыпает.

***

      Отец Минхёка, как и было предположено, в ярости. Он обижен на жену, что та помогла несносным парням сбежать. Джепён обижен на себя, потому что сын не захотел даже поговорить с отцом и решил все сам. Ему не приятно за собственную глупость и безрассудство. Кажется, будто он навсегда потерял единственного, любимого сына. Суён успокаивает мужа и говорит, что он еще сможет увидеться с Хёком, но лишь тогда, когда ему станет окончательно лучше, а сам мужчина остынет и хорошенько обдумает свое поведение. Он соглашается. Просит прощения у своей жены за свои действия и обещает, что разберется в себе.

***

      Минхёк просыпается только под утро. На часах горит цифра 5, настойчиво сообщая брюнету о том, что он заспался. Хосок лежит рядом и спит на животе. В этот момент Ли ловит себя на мысли, что он чертовски скучал по этому волшебному зрелищу по утрам. Рельефная спина прикрытая одеялом лишь до поясницы, расслабленные, но не теряющие своей красоты руки, и раскиданные на подушке короткие волосы с отливающими голубым концами. Мин тянется рукой к волосам поглаживает их, перебирает, потом решает, что было бы классно встретить своего любимого героя вкусным завтраком с горячим кофе и пытается встать. — Закинь свои ласты обратно, — скандирует сонным голосом блондин, чем нехило пугает младшего. — Ты не спал? — Спал, — коротко отвечает Хо. — Но как ты… — Минхёк в полном недоумении пялится на затылок старшего, который еще и пальцем не повел. — У меня сенсоры на тебя имеются, — Шин поворачивается к брюнету, пока не разлепляя глаз, и находит под складками одеяла его руку, — я тебя где угодно найду и услышу. — Это не всегда хорошо… — Что? — бубнеж Ли заставляет Хосока открыть глаза. — Ты от меня что-то скрываешь? — Нет. — Тогда почему это не всегда хорошо? — Не знаю, — честно отвечает Хёк, — я пока не придумал.       Блондин начинает смеяться. Мин незаметно подхватывает легкий смех своего парня, пока тот не решает утащить брюнета обратно на кровать. Хёк падает и тут же оказывается прижатым к крепкой груди руками и ногой, водрузившейся на его бедро. Улыбаясь, Шин зарывается носом в шоколадные пряди, как давно хотел, и целует Мина в лоб. — Вот бы все время так, — говорит Хо. — Не выйдет. — Почему же? — Потому что я очень голоден, хочу в туалет, а так же, полагаю, нужен тебе живым и здоровым, так что не выйдет. — Наигранно деловито говорит Хёк, а потом расплывается в улыбке. — Дурашка, — смеется Шин. — Между прочим, про туалет я серьезно говорил. — Ладно-ладно, — продолжая хихикать, блондин ослабевает хватку, позволяя Хёку выбраться и убежать в ванную, виляя задницей под недостаточно длиной футболкой.       Их новый совместный день начинается для Минхёка именно с картины того, как Шин, одетый только в домашние шорты, готовит завтрак, исполняя задуманное Ли раньше, чем тот мог представить. Ему очень интересно, в который же раз он улыбается за это раннее утро, но быстро отметает идею посчитать, потому что понимает — улыбок за сегодня будет куда больше, чем он способен перечислить.       Хёк бесшумно, настолько, насколько может, подходит к Хосоку и, хоть он уверен в том, что блондин специально ему подыгрывает, обнимает со спины. — Вкусно пахнет, — потягивая через нос запах поджаренных тостов и бекона, шкварчащего на сковородке, говорит Ли. — Ага, — с коварной улыбкой соглашается старший. — Но для тебя — каша. — Он поднимает крышку с небольшой кастрюльки, открывая вид на совершенно неаппетитную овсянку. — Не-ет! — канючит Минхёк, выглядывая из-за широкой спины и рассматривая телесно-серого цвета субстанцию, которая, вообще-то, очень даже ароматно пахнет, но брюнет так не считает. — Я не буду есть эту гадость! Хосок, так не честно! — Честно-честно. Кто по-твоему не ел целых три дня? А? — Не я. — Ну… наверное, я. — Выражение лица у Хо типа: «Не вешай мне лапшу на уши, я все прекрасно знаю». Поэтому Хёку становится совершенно неловко. — Садись, больной, сейчас принесу твою наивкуснейшую овсянку. — Вот… садист, — шипит себе под нос Мин, но идет к столу. — Я все слышу-у, — нараспев отвечает блондин.       Они едят, обсуждая то, что было бы неплохо позвонить и объяснить все произошедшее Кихёну, который до сих пор терпеливо ждет и даже не пытается связаться с Хосоком. Оба соглашаются, что затягивать не стоит, потому что терпение у Ки вещь настолько непостоянная и сильно переменчивая, что ожидание минутой дольше может дорого стоить. Точнее долго, ведь что умеет Ю лучше всего так это — упрямо молчать.       Поэтому они звонят другу сразу после того, как расправляются с завтраком. Хоть время только восемь утра, Кихён поднимает трубку после второго гудка, пропуская приветствия и тут же интересуясь тем, как у парней дела. Шин коротко объясняет происходящее накануне и отдает трубку Минхёку по настойчивой просьбе Ю. Те разговаривают еще с пол часа, пока Ки окончательно не успокаивается и не оставляет Ли, который порядком вымотался, рассказывая о том, что теперь у него все прекрасно и он постепенно поправляется.       Они решают посмотреть какой-нибудь фильм под коробку шоколадного мороженного, купленного Хёком еще неделю назад. Как бы Вонхо не уговаривал брюнета подождать с лакомством, поскольку волновался, можно ли его есть так рано, Мин упорно шел от старшего в спальню, а потом так же уперто забирался под плед. Блондин сдался, улыбаясь. Так они устроили целый марафон фильмов. Разные боевики и экшн фильмы бодро обсуждались и осуждались с обеих сторон, но больше, конечно, со стороны Ли.       К трем часам Хосок вспоминает про обед и быстро убегает разогреть мамин суп для Минхёка, так же быстро возвращаясь к младшему, который и не заметил, как удалился блондин, потому что был поглощен схваткой на экране. — Надо будет в новую главу поместить нечто подобное, — говорит Ли, показывая рукой на телевизор. — Надо, но сейчас нужно поесть. Держи, — Шин ставит поднос с едой перед брюнетом. — Ой. Я бы и на кухню пришел. — Кушай, — чмокнув младшего в нос, блондин забирается на кровать. — Спасибо, — Хёк начинает кушать, а потом резко поворачивается к Хосоку. — Работа! Меня там уже четыре дня не было! — Тише-тише. Ешь. Все отлично с твоей работой. Я звонил в твое издательство и предупредил, что тебя не будет около недели, потому что ты заболел. — А они? — Распереживались. Начали спрашивать все ли с тобой хорошо и насколько серьезно. Сказали, чтоб ты отдыхал и лечился. Не переживай, меня заверили, что ничего страшного не произойдет, а они как раз отработают материал, который ты успел сдать. — А какой я успел сдать? — Тот, что дорисовал в то утро. Я отправил им его. — Хосо-ок! — запищал Хёк и, отставляя поднос, полез обниматься. — Ты мой герой! Чтобы я без тебя делал! — Жил бы, как раньше, и не волновался. — Как раньше! П-ф! Дурак! — Ли щелкает Хо по носу. — Мне было жутко одиноко. Хоть на стенку лезь. Только ты и скрашивал мои будни своим присутствием. — Не врешь? — как-то слишком серьезно спрашивает Шин. — Не вру. Честно. — Спасибо, — улыбается блондин и целует Хёка, нежно и аккуратно сминая губы, как было и будет не в последний раз.       Они весь день проводят вместе, ровно, как и следующие два дня. Дома, в уюте и тепле. Вдвоем, восполняя то время, что были порознь. Окружая заботой друг друга и получая удовольствие от простого молчания, сидя в объятиях.       Не нужно слов, чтобы описать то чувство нежности и нужности, которое они испытывали в те дни. Необходимо чувствовать это. Понимать душой и сердцем то, что нельзя запечатлеть ни на одном существующем когда-либо носителе. Это именно то, для чего мы пока что слепы, но наше подсознание и душа куда зрячее наших глаз. Они видят это ясно и четко, заставляя наши тела и мысли принимать решения.       Мы любим по-настоящему, когда жертвуем собой. Когда понимаем то, что готовы отдать что угодно за свои чувства. Такая любовь требует решительности и ответственности за каждый принятый нами шаг. Такая любовь преодолевает время и возможности, заставляет нас задуматься и переосмыслить свои действия. Она дает нам шанс, но лишь однажды. Упустив его — мы говорим вселенной, что не готовы.       Они были готовы. Жертвовали собой и их любовь дала им второй шанс, когда они смогли преодолеть трудности и остаться вместе.

Я не знаю многого, но многое хочу познать. А так же уже сейчас понимаю, что ради настоящей любви стоит жертвовать собой. Ведь нет ничего чище и прекраснее искрящегося изнутри чувства.

— The End -