«Здравствуй, дорогой Саша. Прости, что так долго не писала, не было возможности. Да и сейчас я проворачиваю сомнительную афёру, исход которой не могу предугадать сама, и это только, чтобы отправить тебе это письмо. Я в Германии, близ Франфурта, знаю только, что рядом с местом, где живу, есть город Виршем. Думаю, скоро узнаю об этой местности побольше. Эх, знал бы ты, в каких условиях теперь живу, можно сказать „Как в сказке“ и одновременно „Врагу не пожелаешь“. Но, кажется, я счастлива.не разобрала еще. Но я точно знаю — после этой поездки моя жизнь изменится раз и навсегда. Здесь очень красиво, много еловых лесов, свежий воздух и много солнца. Я никогда не думала, что буду так радоваться августовскому солнцу. И его восходам. А восходы здесь действительно очень красивые. А как ты? Пишешь ли еще стихи или нашёл другое хобби? Как проводишь последние дни лета? Как и тогда, катаешь молодых девушек на лодочке? Напиши мне, как придёт письмо, я буду ждать. Письмо пришлю с обратным адресом, пиши на него, если, конечно, захочешь ответить. Всего светлого, Принцесска Аня»
Закончив писать, я вырвала лист из альбома, еще раз перечитала и взглянула на часы на руке. — Так, купила я всё в 12, а сейчас 12:15. Значит, у меня максимум полчаса, чтобы отправить его. Бегом! — И я помчала на перекрёсток, напротив которого стояло отделение почты. Сказать, что мне повезло — ничего не сказать: работало 4 кассы и ни у одной не было очереди. Я подлетела в самую крайнюю, чтоб на случай чего, кассир не раскрыл меня перед Куколем, когда мы в следующий раз сюда придём. — Добрый день, мне нужно отправить письмо в Москву. — затараторила я. — Добрый день. — Медленно, словно по слогам проговорила женщина лет тридцати в белой рубашке. — В Москву? — Да! Вот это письмо отправьте по адресу Москва, Тверская улица, дом 10, квартира 19, индекс 125009. Нет, я, конечно, знала, что у нас почта работает медленно, но я даже не догадывалась, что это правило распространяется и на другие страны! Женщина медленно, по букве в секунду, вбивала в компьютер данные, каждый раз переспрашивая у меня следующую цифру. Пять минут… Десять минут… Пятнадцать минут… А она только вбила адрес! Не дай бог, кто ей сейчас анекдот расскажет. — С вас 0,90 евро за конверт.– Протянула женщина. — Bitte, блин! — Гаркнула я, добавив по-русски, и положила купюру на стол. — Оформлено? Я могу идти? — Да, До встречи, приходите к нам ещё. — Женщина, словно в замедленной съёмке говорила эти слова, когда я уже соскочила с места и помчалась к магазинчику. «Да, такой подлянки я не ожидала, а если бы Куколь вернулся раньше? Благо, он еще не пришёл!» оглядывалась я, стоя у входа в канцтовары. «Может, книгу какую-нибудь купить, будто сижу, читаю? Нет, в замке куча литературы, зачем мне эти романчики. Лучше просто сяду и буду рисовать» И, проверив из дверей, нет ли горбуна поблизости, я села на стульчик, который пока никто не занял, и принялась успокаивать себя с помощью черкания. Вообще я люблю рисовать, делать наброски портретов, природы или улиц с магазинчиками. Но никогда не закрашивала, ибо мне казалось, что так могу испортить всю работу. Жаль, ни один рисунок я не заканчивала — то времени не хватало, то терпения. Хоть это и должно успокаивать, после третьего неудавшегося наброска меня начинает трясти еще сильней. Сейчас центром моего внимания была тихая улочка за стеклянными дверями, на которой не было ни человека. Давно я такого не видела, чтоб на улице в час дня не было ни единой души. Все взрослые, видимо, на работе, а дети…даже не знаю, может, в кино или вообще в города другие поехали, или на природу. Неважно, главное, что никто не загораживает вид. Вот на листе альбома уже видны дома, фонарные столбы, сами дверки магазина, но тут я вновь посмотрела на двери, а там: — Куколь, ура, вы пришли! Ну что, всё прошло хорошо? — «Эх, опять не дорисовала» — Угу, пииедут зафтра, утром. Как фы хебя чуфтфуете, фуойян? Не утомиись? «Странный вопрос. Наверно, лицо белое от волнения. Про трясоручку уже молчу!» — Нет. В смысле, да. То есть, не утомилась. — Забормотала я. — Тохда идёмте на фочту. И мы побрели в сторону перекрёстка. «Только бы пронесло! Только бы пронесло!» думала я, с каждым шагом приближаясь к этому злополучному входу. И, уже стоя у дверей, я стала чуть ли не скакать от счастья: на ручке была повешена табличка «Обед», а это означало, что сейчас мы должны сменить курс. — И что будем делать? — посмотрела я на Куколя. Тот долго стоял и пялился на табличку, видимо, строя в голове план. — Идём на ынок. Там пеехдём. — Хорошо, а он далеко? — нервы постепенно утихали, руки уже не так трясло, а в голосе стали мелькать веселые нотки. — Нет, фуойлян. Фы не ухтали? — Нет-нет, что вы! — я нашла указатель на продовольственный рынок. — Во, нам прямо и направо! Пойдёмте, а то я уже проголодалась. Хорошо, что в маленьких городах такие вещи как управа, рынок, банк находятся неподалеку друг от друга, потому мы сразу за поворотом увидели большую вывеску «Garten Onkel Henry» и юркнули в небольшие железные ворота. Рынок как рынок, всё то же, что у нас, в России, только подписи продуктам на немецком написаны. И еще у них намного дороже овощи! Пройдя мимо одной лавки, второй, третьей, я поняла, что желудок уже запевает серенаду. — Куколь, а что именно нам нужно? — Мяхо, охурцы, нехкойко поидоров, хелень, яфлоки. Вы ухпели хъехть фсе хапасы яфлок, фуойян… Горбун продолжал что-то говорить, но я уже не слушала. Увидев сбоку вывеску какого-то здешнего кафе, я остановилась и просто смотрела в упор на вход. «Я хочу есть. Я очень хочу есть! Черт подери, я есть хочу!» — это было единственное, о чем я могла тогда думать. Куколь уже отошёл далеко, продолжая перечислять продукты, и не заметил, как я тихо удалилась в кафе. «Он слишком занят списком продуктов, так что у меня есть минут пять заказать что-нибудь с собой» Кафе оказалось обычным деревенским баром, куда приходили выпить все мужики окрестности. За некоторыми столами играли в карты, где-то в углу — в кости, а за барной стойкой сидели двое парней приличного роста. По залу бегали девушки-официантки, одетые в баварские наряды (это те, где декольте по самое бикини). Запашок стоял, конечно, не альпийской свежести, но мне сейчас не придётся здесь сидеть, так что пару минут можно потерпеть. Я подбежала к барной стойке и быстро затараторила, пытаясь вспомнить нужные слова на немецком) — Здравствуйте. Пирожок какой-нибудь и воду без газа, пожалуйста. — Добрый день. — Передо мной, за кассовым аппаратом, стояла невысокая полненькая женщина. На вид ей было лет тридцать, не больше, яркие пшеничного цвета волосы, собранные в два хвоста, придавали ей вид школьницы (которая раз пять оставалась во втором классе). — Вам здесь или с собой? — С собой, если можно. — Конечно можно, дорогуша! Только «просто воды» у нас нет, у нас только пиво, виски, текилла. — Ой, спасибо, мне нельзя. — А что такое? Язва? Так от пива дурно не сделается. Вот мой брат Йохансэн неделю назад язву самогоном лечил, и ничего. — Мне нельзя, мне рано такое, — Перебила я барменшу. — Употреблять. — А, так ты не местная, что ли? -Есть немного. — Так что ты сразу не сказала, сейчас, организуем. А я сразу поняла, что не местная, у тебя акцент не наш. А откуда ты такая? «Вот пристала! Дай мне мой пирожок и я пойду отсюда!» проворчала я под нос. Ой, зря я, похоже, это сделала. Мужик, что сидел сбоку от меня за стойкой, повернулся в мою сторону и стал оценивающе рассматривать меня с ног до головы. — Русская? —Ппробасил сосед. -Да. — сухо ответила я. Времени на разговоры у меня не было, мне нужно уже было выбегать на улицу. — Приехала жить или учиться? — не отставал сосед. — Учиться. — «Да когда она мне этот пирожок принесёт?!» подумала я, украдкой глядя на дверь. Барменша поняла, что я не настроена на расспросы и направилась на кухню за моим заказом, а мужик продолжал докапываться. — Давно приехала? — Мужчина говорил на чистом русском, хотя иногда проскакивали нотки акцента. — Нет. — Торопишься, видимо? — Да, меня ждут на улице. — Я уже была рада тому, что этот приставака понял, что мне не до него, но тут он выдал: — Да никто тебя не ждёт, не ври. Я еще раз посмотрела на выход и перевела удивленный взгляд на собеседника. — С чего вы взяли? — В моём голосе была ясно слышна враждебность. — Если там никто не стоит, это еще ничего не значит! — Нет, просто я знаю, когда люди врут. Мужчина спокойно повернулся к своему стакану, в котором была какая-то темно-рыжая жидкость, и замолчал, как ни в чем не бывало. «Ну и черт с ним, мне бежать надо, а не об этом мужлане думать» А ведь мужчина действительно смотрелся угрожающе: двухметровый рост, широкие плечи, сильные волосатые руки, не прикрытые ничем. Одет он был довольно просто: футболка тёмно-синего цвета и черные шорты. Было в нём то, что отталкивало и пугало при первом брошенном взгляде, это его глаза. Круглые, блестящие, как у маньяков-педофилов, да еще с синими кругами. Не хотелось бы мне с ним еще встретиться. Тут к стойке подошла барменша и положила передо мной долгожданный пирожок. — Два евро, сорок центов. — Пробубнила, словно себе под нос дамочка. Я быстро выгребла монетки из кармана, что остались со сдачи, кинула их на стойку, и не попрощавшись, схватила пирожок и понеслась к выходу. Выбежав на улицу, я старалась оглядеть торговую улочку, но яркие лучи солнца не давали разжать веки, и я щурилась, как-будто солнце — мой первый враг. Тут я невольно сравнила себя с теми, кто сейчас спит в замке. «Не любить солнце — вот как это» Но мне нужно немедля найти Куколя и сделать вид, что я всё время была рядом. Жуя пирожок по дороге, я быстро шла вдоль по улочке (благо она здесь одна) и всё оглядывалась по сторонам. Когда я понимала, что дорога вот-вот кончится, в голове закрутились нехорошие мысли. «А если Куколь вспомнил обо мне и пошёл меня искать? Мне же будет такой втык!» Но мне повезло, слуга стоял около торговых рядов с мясом и тыкал на нужные ему куски. И, кажется, он не заметил, что по дороге шёл один, потому что, когда я подошла сзади, горбун не произнёс ничего, только продолжал тыкать на филе. Пирожок я уже успела доесть, а потому понять, куда я бегала, можно было только по моей довольной физиономии. Да, видимо, слуга действительно подходит к своей работе очень ответственно, он так тщательно выбирал вырезку, ребрышки, филе. Да я в жизни столько времени на мясо не трачу! Даже когда готовлю! И, главное, с таким интересом! После получаса стояния у одного торгового ряда мы пошли к следующему. И тут я поняла, что можно было не торопиться с пирожком, потому что овощи мы выбирали примерно столько же времени, что и мясо. А потом фрукты. А потом рыбу. Это был кошмар! И единственное, где моё мнение нужно было, это только при выборе фруктов. Но и там от меня потребовались только название нужных, потому что дальше Куколь сам выбирал яблоки посвежее, бананы не зеленые, персики помягче, да такие, чтобы розовые были. Проходили мы так по рынку около трех часов. Итога два: первое — мы купили все, кроме чеснока, и второе — я теперь ненавижу рынок! Но теперь мы могли спокойно пойти на почту и отправить эти пригласительные. Куколь, загрузив все продукты в пакеты, заковылял к выходу на аллею. Я последовала за ним. Как бы я ни старалась, как бы ни уговаривала дать мне хоть один пакет, чтоб облегчить ношу, ничего не выходило. Горбун наотрез отказывался. Ссылаясь на то, что фройлян не положено носить тяжести. «Ну не хочет, как хочет!» Около почты горбун еще раз огляделся и, убедившись, что отделение работает, попросил открыть дверь. Я подержала створку, и мы оба проникли в помещение. — Твою…! — Ужаснулась я. Все окна были заняты! Все, кроме одного. — Вот это счастье привалило! — Фто? — Спросил недоуменно Куколь. — Окно, говорю, свободное, прям для нас. — Если б слуга знал, что нас ждет дальше. — Здравствуйте. — Медленно, будто по слогам проговорила «Зиночка» (это я её уже так окрестила). — Что бы вы хотели? — Отпхафте пиигласитейные по эхим адъехам. — И куколь вытащил из кармана ОГРОМНУЮ ПАЧКУ ОТКРЫТОК. — Что, простите? — Будто спросони проговорила женщина. «Она не понимает его речь. Ууууу, это надолго!» завыла я про себя. — Я оворю пииглахительные отпхафте по эхим адъехам! — Я вас не могу понять, — Повторила женщина и добавила. — господин. Тут не выдержала и встряла я. — Мы хотим отправить эти пригласительные по этим адресам! — И я попросила у Куколя листок с адресами, что он держал под стопкой. — Ааа, а я сразу и не поняла вас. Давайте. — И женщина стала мучительно медленно складывать открытку за открыткой в отдельные конвертики, предварительно подписывая на каждом адрес. Всё время, пока Зиночка оформляла конверты, я следила за стрелкой на часах над её головой. 20 минут — седьмое письмо. 30 минут — двенадцатое письмо. 45 минут. — Ой, рука что-то устала. Сейчас, передохну. «Скорее, передОхнешь!» 55 минут. — Ой, ручка кончилась, я сейчас за новой схожу и вернусь. Тут, взорвался Куколь: — Хтойте! Фот, мою фозьмите. — И протянул женщине ручку, вытащенную из потайного кармана фуфайки. — Ой, спасибо, не стоит. — БЕРИ…ТЕ! — взвизгнула я. — Ничего, всё в порядке. — Спасибо. — И опять продолжился этот томный кошмар.***
— Готово. Письма придут в зависимости... — От места назначения, мы знаем. — Договорила я за женщину. — Да. — Всего вам доброго. — Проговорила Зиночка, когда Куколь уже схватил все пакеты и направился к выходу. Уже у дверей мы вновь услышали этот противный голос. — Оповещение оформить не желаете? — НЕТ! — Хором крикнули мы и буквально выбежали из отделения. Когда мы развернулись к улочке, то оба ахнули. — Уже стемнело! — Громко проголосила я. — Нас ухе хдут! — Куколь кивнул в сторону автозаправки. Так, недалеко от выезда стоял черный фургончик. — Идёмте, фуойян, нам ухе пора. Когда мы поравнялись с задом машины, к нам подошёл водитель и открыл багажник. Пока Куколь говорил, какие пакеты как разложить, я инстинктивно посмотрела на руку, куда одела часы. «Что? Где они? Я не могла их потерять!!! Это часы Графа! Где? Где я их оставила???» судорожно думала я. «Забегаловка, там! Туда!» и, не спрашивая Куколя, я помчалась к рынку. Где-то вдалеке, позади себя, я услышала крик горбуна, но мне было не до него. На рынке не было ни души. Все продавцы уже давно сложили свои продукты с прилавков и ушли, посчитав ежедневную выручку. На длинной улочке был освещен только один участок земли. — Бар работает! — и я побежала ко входу. Внутри всё так же пахло кислым пивом и потом, только, на мое удивление, народу стало вдвое меньше. Вернее, никого. Паб работал, но за стойкой и за столами никого не было. Я засеменила к стойке. — Не это ищешь? Я обернулась. За мной стоял тот самый коренастый мужик, что днём сидел рядом. В его волосатой ладони блеснули мои часы. — Я их обронила. — Мой голос дрожал. Мне было страшно оставаться с ним один на один в пустом помещении, но надо было держать себя в руках. — Возможно. — ухмыльнулся волосатый. — Отдайте их, пожалуйста. — Я подошла на несколько шагов ближе, чтоб забрать часы из его рук. — Э-неет, милочка, они мои! Как и ты, впрочем.