Почему мы братья?

С момента смерти Мотылинки прошёл месяц. Смириться с ещё одной потерей было тяжело, но и вечно оплакивать сестру не было смысла, ведь мёртвых к жизни не вернуть, и стоит двигаться дальше, как бы больно не было. За этот короткий срок Коршун полностью подвергся изменениям, и Ежевика с каждым днём не мог скрыть свою радость, что брат, не смотря на протесты, все же позволил ему изменить его. Спустя долгие каникулы, когда младший вновь вернулся в школу, многие сочли его за новенького. И правда: голубоволосый, Эмо-гот, с различной атрибутикой и пирсингом, с язвительной и некрасивой речью, вечными драками, резко сменился на обычного парня, с мягкими каштановыми волосами, на месте пирсинга по оставались лишь еле заметные дырочки, а одежда сменилась деловым костюмом, как и сама речь стала более грамотной и красивой; хоть характер так и остался, как у змеюки, но это не мешало ему пользоваться популярностью у слабого пола. Успеваемость возросла вверх, и учителя до сих пор гадают, как Ежевике удалось превратить гадкого утенка в прекрасного лебедя, а сам Огнезвезд лишь порой шутит, что в отделении стало слишком тихо, и если что, камера в любой момент его ждёт. А сам Ежевика все чаще стал бояться этих перемен, ведь брат стал вновь досягаемым, и слишком близко он оказался рядом с чувствами парня. И старший боится, что однажды может сделать что-то непоправимое, что заставит Коршуна усомниться, а может, даже и вовсе отказаться от него. — Коршун, осторожнее! — крикнул Ежевика, замечая, как брат завернул в сторону их дома, вновь поскользнувшись, но удержавшись на ногах. — Твоя гиперопека раздражает, — Коршун отталкивает брата от себя, делая шаг назад, и неудачно падает на землю под смешки парня. — Больше песка сыпь, или я так скоро себе все отобью! — Малыш Коршун, я залечу все твои раны, — засмеялся Ежевика, когда младший поднялся, стряхивая снег. — Ар-р, хватит уже! — парень резко хватает старшего, и вместе с ним падает в сугроб, вдавливая того глубже, а после взял немного снега, положив под кофту. — Ай-яй! — Ежевика дрогнул от резкого холода, который коснулся его теплого тела, недовольно глядя на брата, который, ехидно улыбнувшись, прилёг сверху, не давая парню подняться. — Сейчас не плюс восемь, Коршун. — Ты взял заботу обо мне на себя, так позаботься, чтобы я ничего не отморозил, — он поднимает голову, натягивая шарф на половину лица, и лишь шаловливые искорки проскользнули в его глазах. — Так дело не пойдёт, — Ежевика резко меняется с братом местами, и тот оказывается под ним, в крепких объятиях. Коршун закатывает глаза, что-то пробурчав в шарф, а парень чувствует себя через чур счастливым, глядя с нежностью на него: эти розовые щечки, которые на лёгкой прогулке покусал мороз, хитрые голубые глаза, которые излучают радость, на деле не показываемую, и столь хрупкое тело, которое хочется защищать от всех невзгод. Ежевика тихо вдыхает, понимая, что брат слишком близко, и он, поддаваясь чувствам, не спеша стягивает вниз шарф, глядя на эти слегка пухловатые губки, которые так манили его столько месяцев. — Ежевика? — Коршун шумно вдохнул, отворачивая голову. Иногда эти резкие порывы со стороны брата начинали пугать. Парень обхватывает Ежевику за шею, и переворачивает обратно, сверху придавив руками, чтобы хоть как-то разрулить неловкую ситуацию. И старший лишь усмехается, замечая лёгкий румянец на щеках Коршуна, который поспешно поднялся, поскальзываясь у самой лестницы. — Ты себе скоро её и правда отобьешь, — Ежевика поднимается следом, открывая дверь, и ему в спину прилетает снежок. — Так может вместо того, чтобы смеяться, сделаешь что-нибудь? — с вызовом рычит Коршун, кидая ещё один снежок. И старший не заставил себя долго ждать: сняв куртку, он вышел обратно к Коршуну, и, через его протесты, закинул себе на плечо, возвращаясь обратно домой, поставив на пол. — Я не это имел в виду! Ты… Придумал бы что получше! — бурчит недовольно Коршун, снимая верхнюю одежду, а после старший резко обнимает его спины, утыкаясь носом в шею. — Хватит бурчать. Что ты как бабка старая? Коршун лишь молча выскальзывает из его объятий, ударив ещё несколько раз, и следуя за ним в его же комнату, чувствуя, как кончики ушей словно обдало жаром, но, скорей всего, из-за резкой смены температуры. — Посмотрите-ка, что у меня есть, — Ежевика ловким движением достаёт… конфету, и у младшего моментально загораются глаза веселым огоньком. — Кажется, она твоя любимая, м? — Допустим, — Коршун внимательно следит за старшим, вдруг понимая, какую подлую вещь тот хочет сделать. — Какая жалость, — парень демонстративно раскрывает конфету и кладет к себе в рот, усмехаясь. — Ой, кажется я её случайно съел. Теперь ты её точно не заберешь, — и он улыбается, словно насмехаясь, показывая пустой фантик. — Я не брезгую, как ты, — хмыкает Коршун, резко схватив Ежевику за шею и, наклонив к себе, коснулся его губ своими, вводя того в замешательство, и пользуясь этим, проталкивается язык в его рот, ловко касается кончиком конфеты, забирая её себе. — Что ты там говорил, м? — он делает шаг назад, мгновенно её раскусывая. Ежевика вместе с ударом сердца делает рваный вдох, до сих пор чувствуя мягкие губы брата на своих, и ощущения неловкости, не до конца понимая, что сподвигнуло Коршуна на такой поступок. Но и младший, пытаясь выглядеть невозмутимым, не смог скрыть лёгкий румянец смущения. Кажется, кто-то пожалел о сделанном. — Хах, так и знал, — Ежевика старается говорить уверенно, хоть до сих пор чувствует лёгкую дрожь от недавнего поступка младшего, а хруст конфеты резко прекращается, и Коршун смотрит на него удивленным взглядом. — Ты мог бы не спеша рассасывать столь вкусную конфету, ощущая её нежный вкус на языке, а под конец раскусить, позволяет начинке доставить тебе небольшое удовольствие оттого, насколько она была прекрасна. Но вместо этого ты чего-то испугался, и раскусил её, даже толком не распробывав, — придумывать глупые оправдания парень умел, и даже сейчас, глядя на брата, он понял, что тот поверил в нелепую «шутку». Коршун тихо хмыкает, недовольно сложив руки на груди, а Ежевика резко подходит к нему, приподняв слегка его голову. — Мне надо идти, — шипит Коршун и отходит в сторону, а потом и вовсе покидает комнату, оставляя брата в небольшом замешательстве.

***

Коршун мимолетно глянул на время, когда, наконец-то, закончил с домашней работой, и устали подтянулся, чувствуя лёгкую боль в пояснице. Тянуть оценки на последних месяцах было проблематично, но эти две четверти могли сыграть огромную роль в его жизни, и он не хотел подводить Ежевику, ведь тот ночами не спал, только, чтобы подтянуть его по определённым предметам. — Ежевика? — парень выходит из комнаты, заслышав какой-то шум на первом этаже, и, взяв стоячую статуэтку, не спеша спустился вниз. Авось воры, а он без оружия. — Ежевика! — Коршун ставит статуэтку на полку шкафа, подходя к сидящему брату. — Эге-гей, я думал, что мы закончили с пьянками. Теперь я должен тебя отучивать от этого? Старший же устало подпер голову рукой, когда тот отобрал у него бокал недопитого коньяка. И довольно дорого, Ежевика явно в этом хорошо разбирается. Но Коршуна волновала не цена алкоголя, а причина пьянки брата, который в одиночку, у них дома, сидя в тёмной кухне, выпивал, словно пытаясь заглушить горе. — Что на этот раз? — Коршун помогает ему подняться, хоть и чувствует, что Ежевика лишь слегка пьян, и, возможно, даже трезво мыслит. — Я не припомню, чтобы ты имел отношения, но не уж то дело в этом? — Если бы все было так просто, — старший горестно вздыхает, а после смотрит на младшего. — Эй, Коршун… — и Коршуна пронзает мелкая дрожь, ведь с этим «Эй, Коршун…» у него связаны дурные воспоминания, и, когда Ежевика говорил подобное, парень лишь в спешке скрывался в комнате, боясь последствий. Ежевика же резко, как и в тот раз, прижимает его к стене, рядом со шкафом, проводя рукой по шее, наклоняясь к нему как можно ближе. — Зачем ты сегодня отобрал конфету? Ты что-то скрываешь? — он говорил тихо-тихо, чуть ли не касаясь губ младшего. — Не твоё дело! — рычит Коршун, стараясь подавить подступившую панику, и чувствует на своей шее дыхание Ежевики, которое словно обжигало. — Перестань домогаться меня! Я в суд подам! Мы же братья, Ежевика! — Ты такой смешной, — парень смеётся, резко став довольно серьёзным, и шепчет ему прямо ухо: — Коршун, я хочу любить тебя всю ночь… — Что…? — Коршун вздрагивает от такого заявления, прекрасно понимая, что брат говорит вполне серьёзно, и даже осознаёт, что говорит. И в ответ он лишь осознанно ударяет его, выскальзывая из объятий, не желая больше мириться с глупыми шутками брата, хоть сейчас он и не шутил. — Сумасшедший! Не подходи ко мне больше! — Чёрт! — Ежевика, словно протрезвел, упирается головой в стену, понимая, что из-за лёгкого похмелья он перешёл границу, которую старался обходить стороной. Он сказал лишнего, и позволил себе лишнего, а хлопок двери, с резким закрытием изнутри, заставил парня ещё больше отчаяться. Он так долго шёл к таким доверительным отношениям, и так легко разрушил все из-за глупости.