Не думать, не просить, не ждать.

Автор дико извиняется за такое вот нелепое по сути и содержанию продолжение и прочая, короче, за все он извиняется. Но учеба есть мозг не хуже омегаверса. Но самое ужасное заключалось в том, что остальные пусть и не знали, но чувствовали. По крайней мере, о том явно намекало внимание со стороны, которого вдруг стало гораздо, в разы, больше. Пробираясь по школьному коридору или сидя в кабинете на лекции и слушая монотонный голос преподавателя, Даррен буквально спиной ощущал скользящие заинтересованные взгляды. Возможно, и не понимали вовсе, но тонкий едва уловимый запах созревающей омеги уже играл с чужими инстинктами, будоража и искушая. Наверняка, отчасти Даррена спасало клеймо беты, которое, пусть и по ошибке, прилепили ему при рождении. И на том спасибо. Правда, Дарри левой пяткой чуял, что долго скрывать правду не получится, а потому придется воспользоваться достижениями медицины в нужной области. Доктор Саммерс был так любезен, что выписал какие-то порошки и капли, способствовавшие подавлению симптомов и позволявшие особо не «фонить». Как он сказал, не глядя на зардевшегося Дарри, это лишь временное решение проблемы, которым лучше не злоупотреблять. Что заложено природой, спрятано в генетическом коде, химией не затравишь, а потому лучший способ облегчить состояние изнывающей омеги банален донельзя. Вслух доктор Саммерс ничего говорить не стал, но все трое, включая мать Даррена, прекрасно поняли, о чем, собственно, речь. На ум сразу пришла сцена в школьном туалете, куда зашел Даррен, определенно не угадав со временем, ибо звуки и стоны доносящиеся из дальней кабинки многозначительно намекали на то, что мальчишка был здесь явно лишним. Если, конечно, не изъявил бы желание присоединиться. Даррен не изъявил, а потому пулей выскочил вон. Тогда и сейчас в уме не укладывалось, как можно себя настолько не уважать, чтобы… вот так, в туалете? Правда, куда больше Даррена поразил тот факт, кто именно стал главными персонажами не увиденного им, но подслушанного действа. В конце концов, что можно скрыть в стенах школы? Кто ищет - тот всегда найдет, а кто знает - тот всегда расскажет, если захочет или если на него надавить. Что сработало в данном случае, история умолчала, однако, это было вторичным. Дарри действительно удивился, узнав, что одним из ключевых лиц являлся тихий и кроткий омега, который не давал и намека на распущенность и которого так вовремя или не вовремя - смотря с какой стороны и чьими глазами на все посмотреть – подкараулил выпускник-альфа. Причем, во всем обвинили бедолагу-омегу, ткнув пальцем в то, что в столь знаменательное для него время ему бы стоило отсиживаться дома и ждать поклонников там, а не отлавливать тех в школе. Из-за осуждения со стороны преподавательского состава и насмешливых предложений от учеников, омеге пришлось покинуть школу, а его семье уехать из города. Так что картина вырисовывалась замечательная, причем, во всех красках и перспективах. Вот только Даррену становилось не по себе от мысли, что на него могут примерить роль местной подстилки, но куда болезненнее было осознавать: он сам станет того желать до полной потери рассудка, пусть даже Дарри и не мог себе подобного представить. Прогибаться под одним из тех, к кому он хоть немного пытался приблизиться. Так долго к чему-то стремиться, а потом в один миг, пусть и не по собственной воле, разрушить все. Тогда можно будет лично наступить на горло гордости и вообще забыть, что она такое есть. А заодно выкинуть в мусорное ведро свою жизнь, что была «до» и учиться получать удовольствие от нового статуса? Отчего-то все вокруг полагали, что омега должна сделать одно-единственное, а потому весьма важное дело: найти альфу и обзавести его и себя потомством. Неважно, что скрывалось за смазливой или не очень внешностью; не суть, насколько человек был образован и чего хотел достичь; и уж совершенно не играло роли, что он чувствовал. Омеге, впрочем, как и альфе, и даже бете, отведена ее социальная ниша, а потому многие не понимали, отчего кто-то из них стремится выбиться из общего стереотипа. И Дарри уже не высовывал носа из дома, не приняв те самые капли. От греха подальше, но сомнения, роящиеся в голове, нашептывали, что все равно, рано или поздно, ему придется уступить, когда он сам себя загонит в угол. А пока Даррен упорно продолжал быть бетой. Он даже попросил мать не рассказывать ничего отцу, пока тот не вернется из рабочей командировки. И родительница пусть неохотно, но поддалась на уговоры, то ли сделав вид, то ли действительно согласившись с доводами а-ля «подобные новости по телефону не сообщают». Правда, может и догадалась: Дарри просто боялся, что прознай обо всем отец, и его прежняя жизнь закончилась бы еще раньше. Страдая излишним консерватизмом в данном вопросе, отец тут же озадачился бы поиском пары для своего сына, что внезапно оказался омегой. Ведь та нуждается в защите и опеке, а потому и дня не проживет, не будь рядом альфы. Даррен не знал, что чувствовали другие омеги перед своей первой течкой, а его состояние укладывалось в пару слов: жуткое раздражение. И он был готов поспорить, что дело в гормональном сбое или иных физиологических процессах. Еще недавно казалось, что все - это недомогание, переутомление, связанное с желанием доказать кому-то и что-то. В первую очередь себе, потом – отцу, затем – Стефану. Ну да… Кому, как не ему?