Не думать, не просить, не ждать.

Казалось, лифт полз по шахте медленно и самозабвенно, что только вызывало глухое недовольство. Хотя Даррен прекрасно понимал, что истинной причиной тому являлся вовсе не лифт, а кое-кто другой, оказавшийся уж совсем не к месту и не ко времени. Дарри стоял рядом со Стефаном, точнее, Рэтнер сам к нему пристроился, заставляя юношу напряженно всматриваться в обратный отсчет этажей над закрытыми створками и старательно не обращать на него внимания. Что было весьма сложно. Можно было, конечно, и отойти, однако Даррен посчитал это демонстрацией собственной уязвимости, потому стойко терпел присутствие Стефана непосредственно рядом с собой. Впервые оно казалось каким-то совсем уж невыносимым. Обычное раздражение, которое априори вызывал Рэтнер, теперь давило на виски, отзываясь легким головокружением. Внутри спутался комок из чувств, противоречивых и совсем не понятных. На фоне недомогания разобраться, что и к чему у Даррена не получалось. Он просто знал: сейчас Стефан точно в чем-то перед ним виноват, и точка. Аксиома, которая не требовала доказательств. Неужели все дело в его просыпающейся омежьей сущности? Дарри осторожно взглянул на Стефана, но тот не обращал на него никакого внимания, сосредоточенно глядя куда-то перед собой. Даррен даже скривился. Наверняка обмозговывает очередную сделку, за которую снова удостоится одобрения отца... Кажется, Рэтнер ничего странного не замечает. Хотя он вроде как альфа, а они должны чувствовать подобные вещи. Или он какая-то неправильная альфа, как и сам Даррен не совсем правильная омега? Из-за всех слухов и домыслов, которые ходили вокруг Стефана, данное умозаключение показалось юноше весьма правдоподобным. Тогда это только на руку. Или нет? И почему он вообще думает о Рэтнере? Не о бедном, несчастном себе, а о невыносимом, высокомерном Рэтнере, которого он терпеть не мог и который… стоял так близко? Внезапная мысль электрическим разрядом щелкнула где-то в сознании, разгоняя странное наваждение, набежавшее тяжелым туманом. Даррен даже несильно мотнул головой, что сразу отозвалось легкой потерей координации, благо, что удалось удержаться на ногах и даже не вильнуть в сторону. Дарри очень хотелось прикрыть глаза и оказаться у себя в комнате, на своей кровати. Подальше ото всех в общем и от Стефана в частности. В любом случае, из кабины лифта он вылетит пулей. Собственно, особого выбора у него и не было. А пока нельзя было показать Рэтнеру, что ему не совсем хорошо. Причем, это самое «не совсем хорошо» плавно перетекало в конкретное «паршиво». Слабость, отзывавшаяся каким-то странным болезненным теплом внутри, которое, Дарри был уверен, должно было скоро перерасти в жалящий огонь лихорадки. Даррен плохо представлял, как именно проходит течка. Определенно, из-за отсутствия опыта, а уроки анатомии на тему в школе проходили в виде самообучения. Собственно, сдал он ее на «отлично». Вот только данный факт не давал ему ровным счетом ничего: равнодушные строчки в книгах не складывались в четкое представление, что конкретно с ним должно произойти, к чему именно ему готовиться. Вообще это слово, подразумевавшее под собой состояние омеги в определенный для себя период, казалось каким-то грязным и постыдным. Наверняка лихорадку он переживет, с обещанным влечением к альфе и вытекающей отсюда потребности спариваться тоже как-нибудь справиться. Подумаешь… Наверняка он все перетерпит. В конце концов, он не такой, как эти слабохарактерные омеги, которые не то, чтобы такими родились, их воспитывали жить с этой слабостью. С такой уверенностью, наверное, мог рассуждать только человек, который никогда напрямую не сталкивался с предметом своего рассуждения, а потому готовый бросаться словами и переоценивать собственные силы. Ведь до недавнего сам Даррен жил по-другому, его не воспитывали омежьей покорности и желанию ублажать альфу, значит, у него все будет иначе. Не могло не быть. Правда, проблем, наметившихся на горизонте, оно не отменяло… Оставалось только срочно вернуться домой, пусть и под конвоем Стефана. Хотя, может, оно было и к лучшему. Даррен не исключал, что чужая помощь могла ему и понадобиться, пусть принимать ее ему категорически не хотелось. Тем паче, от Рэтнера. Но то ли у лифта, то ли у Провидения на Дарри были свои планы, спросить позволения на которые у самого юноши никто, разумеется, не удосужился. Свет неожиданно мигнул, что Даррен постарался проигнорировать. Мало ли, что, а забот у юноши и без того хватало. Но лампы вновь по-заговорщически перемигнулись друг с другом, а затем погасли вовсе, причем, лифт вдруг тряхнуло, и он с каким-то протяжным звуком замер. Дарри едва удержал равновесие. Точнее его помогли удержать. Выронив заветную папку с, несомненно, важными бумагами из рук, Стефан схватил юношу за плечо, будто это могло уберечь Дарри от любых катастроф и бедствий. - Ты в порядке? – порывисто спросил Рэтнер. - В полнейшем, - глухо откликнулся Дарри, вырвавшись и резко шарахнувшись в сторону от Стефана. Облапывание его, Даррена, уже прочно вошло у Рэтнера в привычку? Быстро же... Перед глазами снова вспыхнули белые искорки, а по телу пробежала волна дрожи, будто при ознобе. Температура в кабине стремительно скакнула вверх, а сердце, наоборот, ухнуло куда-то вниз. Даррен сделал судорожных вдох, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Происходящее вокруг на пару секунд потеряло свое значение, обрывая связь с внешним миром, что сузился до размеров кабины лифта, перед непонятным страхом, липким как паутина. Лампы над головами вновь загорелись, но куда более тускло, то ли аварийный режим, то ли еще что… Так или иначе, лифт остановился и, кажется, ехать дальше по заданной ему ранее вертикальной траектории не собирался.