Приключения Совин Чара

      Абсолютный мрак, тягучий, тяжелый, заполонивший собою каждую каюту Лямбды окутал могущественного адепта Тёмной стороны, который по-прежнему парил в воздухе, обернувшись спиной к, возомнившему себя бравым героем-контрабандистом, юнлингу, о присутствии которого ситх догадался и без голосового сообщения, переданного по коммуникатору. Слишком шумно, даже для такого юного, пронырливого ловкача и слишком медленно, чтобы застать Владыку врасплох, если бы Дарт Оминос на самом деле готовил ловушку.       Тягучий холод, казалось, проникал в каждый закоулок корабля, пронизывая весь его насквозь. Продувая до костей, медленно и неуклонно понижая температуру тела. Впиваясь в тёплую и податливую плоть своими ледяными когтями, заставив неосторожного пилота покрыться гусиной кожей от хлада, пленившего его неокрепшее тело.       Чувствовать себя порождением тьмы, сравнивать себя с ним и быть им, быть самим воплощением тьмы, мрака и зла, точкой сосредоточения Тёмной стороны — разительно отличающиеся вещи, ведь даже со способностью смотреть через этот мрак ты все равно не можешь на самом деле его преодолеть, не можешь воспротивиться истинной Силе и могуществу. Пытаясь разглядеть во мраке свет — почувствуешь лишь страх, холодный, мгновенно овладевающий тобой, страх подобный тому, что некто Таан Минор вселил в душу юнлинга перед отлетом на планету лживых ведьм, Датомир. И именно этот страх, окрепший, зашевелился где-то там, в глубине нутра молодого пилота. Только здесь и сейчас, стоя в логове своего злейшего врага, не подозревая о его истинном лике, Чар смог почувствовать корни этого самого затаившегося ужаса и страха, которые опутали все изнутри, не желая отпускать.       Чар вглядывался во мрак, одним взглядом ища источник возмущения, или того, кто столь неосторожно оставил корабль промораживаться. Парню казалось странным это предположение, ведь «Лямбда» был закрыт, да и времени прошло не так много, чтобы этот густой холод поселился тут, словно в морозилке. Разум, переполненный предположениями и дурными предчувствиями, буквально кричал парнишке о том, что надо бежать. Чувство животного ужаса заставило сердце забиться чаще, а кровь в висках застучать сильнее, разгоняя юную кровь в теле юнлинга. Парня бросило сначала в жар, а после он покрылся холодным потом от осознания, что поселилось на судне и уже готово кинуться, чтобы разорвать его на куски, заживо пожирая. Однако боль в щеке и ссадинах вовремя напомнили о себе, возвращая его в реальность. Растерянного и дрожащего, пытающегося справиться с почти физически ощутимой жутью, затягивающейся смертельной удавкой вокруг его шеи. — Наконец-то… — словно жужжащее лезвие плазменного клинка прорезался сквозь мрачную тишину голос старого джэдая, вынудив парня судорожно выдохнуть, ясно осознавая, что ощутимое ему пригрезилось. Холода уже не было. Но оставался мерзко-склизкий, словно червяк, отголосок ужаса, свернувшийся в нутре паренька и оставлявший вопросы без ответа в русле: «Что это, хатт подери, только что было?!», — Честно говоря, я уже начал волноваться. — ловко солгал ситх, плывя по воздуху, медленно поворачиваясь к Чару лицом. Совин поднял взгляд с мелко, едва заметно, дрожащих рук на плывущего по воздуху к нему старика и поспешно убрал бластер в кобуру на поясе. После чего скрестил руки на груди, чтобы хоть как-то успокоиться, внимая словам рыцаря-джэдая — Что задержало тебя? Удалось узнать что-нибудь ценное о искомом артефакте? — поджав губы, тонко улыбнулся падший рыцарь и тут, словно по велению самой Силы в шаттле начал появляться холодный белесый свет, исходящий от неоновых ламп. Лицо старика, при подобном освещении, казалось фарфоровым. Нет, не столь же хрупким, оно напоминало фарфор лишь по своей белизне, и только глубокий рубец, пересекающий правый глаз, портил идеально гладкую кожу этой куклы. Вернее — кукловода. — О, друг мой. — нахмурившись, неожиданно сменил тему бородатый мужчина, вовремя вспомнив о том, что мальчишка болезненно относится к подобному приказному тону, так же присутствовала призрачная возможность каких-либо подозрений со стороны побитого юнца. — Прошу простить. Тебе следует, для начала, отдохнуть, а уж потом вернемся к нашей цели. Ты хорошо поработал сегодня, так что можешь заслуженно отправляться на покой. Только перед этим. — улыбка на его бледном лице будто бы стала шире, приобретая кое-какие зловещие нотки коварства, — Позволь узнать лишь одно: откуда у тебя этот синяк и ссадины? Ты говорил, что все прошло гладко, но, я не уверен в правдивости твоих слов. — финальный штрих, чтобы еще больше поддеть самолюбие юнлинга, напомнив ему о неприятной стычке с коррелианцем. Было больно, но вопреки ожиданиям сита шкет не испытывал неприязни к коррелианцу. Скорее — тихое удовлетворение от того, что ему пришлось всего_лишь позволить себя избить, дабы получить довольно редкую и возможно дорогостоящую информацию. Эта боль была символом самодовольства подростка, который ловко пользовался своей физической беззащитностью. В конце концов, эти синяки и ссадины не мешали ему особо жить. Это тебе не сломанная рука или нога, с которыми шибко не попрыгаешь и не побегаешь. Боль для него была лишь сигналом тела, который он принял и смирился, дожидаясь пока он сможет покопаться в аптечке и смягчить эффект чем-нибудь охладительным. Но это — позже.       Пригладив пышную, ухоженную, чёрную бороду джэдай сложил руки на груди, в ожидании единственного ответа, который он и так прекрасно знал. Точнее — думал, что знал. — Ничего страшного, — отмахнулся от вопроса мужчины мальчишка, словно полученные увечья были сущим пустяком. Хорохориться и храбриться так же входило в манеру поведения для существ его возрастной категории, что он никогда не отрицал. — Да и я не говорил, что «всё прошло гладко», я сказал, что «более-менее», так что тут ты запамятовал, — ухмыльнулся шкет, с едва заметным упрёком, прищурившись дерзко прямо в лик с фарфоровой кожей, белизну которой портил тот самый пресловутый шрам. — А вообще лучше я тебе сейчас всё расскажу, — уже совсем успокоившись, сказал парнишка и присел на ближайшее сидячее место. — Суть в том, что я договорился о сотрудничестве с Зэшем, и он хочет послать меня на поиски некой реликвии, именованной им просто «груз», — усмешка далёкая от скромности расцвела на юном лике пилота, — на планету, служившей обиталищем древней культуры, где попала его предыдущая партия наёмников. Говорят, что он давно уже туда посылает отряды, но никто ещё не вернулся. Связь с ними отсутствует, потому он и просит меня слетать за ним. Думаю, это именно то, что мы ищем, — парень сплел пальцы и, вытянув руки перед собой, тыльной стороной к себе, хрустнул пальцами. — А теперь, — юнец внезапно посерьёзнел, — твоя очередь рассказывать, что тут у тебя произошло, — впившись взглядом в Минора изрёк молодой недо-падаван. Тишина в корабле была почти физически ощутимой, как и витавшее в нём, внезапно повисшее напряжение. Янтарный и выразительно синий взоры обладателей Силы пересеклись, словно пара клинков в разгаре боя, высекая искры сомнений, фигурально выражаясь, пока космопорт окутывала ночь, принимая в свои ласковые, но смертельно опасные объятья Луна возвышалась над спящим городом и холодными пустынями, окружившими центральный космопорт Джакку на много миль. Несчётное количество звёзд манило своей загадочной притягательностью и игривыми огоньками, раскинувшимися на далеком небесном полотне.       От бестактности этого побитого шкета у владыки, кажется, скоро начнется нервный тик.       Знал бы мальчишка, с кем по-настоящему имеет дело, то, несомненно, не вёл бы себя столь дерзко и вообще сбежал бы от ситха куда подальше, для собственной безопасности при первой же подвернувшейся возможности. До тех пор он считал, что может себе позволить столь фривольное общение со старшим. Потому как тот не являлся для него авторитетом.       Говоря прямо — для Чара не существует авторитетов. Он прямодушен в своих мнениях о других существах, несмотря на статус или возраст собеседника. Плохо ли это? Сложно сказать. С одной стороны это затормаживает взаимодействие с другими, в связи с тем, что чтобы заработать этот самый авторитет существу придётся приложить немало усилий, доказывая свою принадлежность, тот самый уровень, к которому себя относит. С другой стороны это исключает слепую веру и поклонение. Ведь даже зная насколько джэдаи хорошие и вроде как добрые, Совин всё равно недоверчиво отнёсся к Таану при первой встрече. Парнишку, можно сказать, что с раннего детства жизнь научила мыслить критично. То есть подвергать сомнению, что бы он ни услышал, в пределах разумного.       Как только наглый юнлинг открыл рот, бледнолицый рыцарь джэдай вмиг посерьезнел, улыбка, пусть и достаточно сдержанная, пропала с его фарфорово-белого лица. Пригладив густую бороду, старик похмурнел, выслушивая своего юного собеседника. Леденящее душу спокойствие и непоколебимость царили во взгляде, пронизывающем мальчишку насквозь, словно намекая на то, что следует вспомнить о манерах и о том, с кем Чар сейчас разговаривает.       Спокойствие было лишь уловкой, мастерским притворством владыки ситха, в нутре которого сейчас громыхали оглушающие взрывы магмы, грозящейся обжечь неосторожного юнлинга. Этому сопляку, в очередной раз, удалось довести могущественного ситха до состояния внутреннего кипения, о чем свидетельствовал какой-то странный скрежет и скрип обшивки «Лямбды», будто её, в своих безобразных, когтистых лапах, сжимает титанических размеров Ранкор-мутант, бушующий в приступе бешенства. Шкет, в свою очередь, уловил странные звуки, которые вдруг начал издавать «Лямбда», опасливо оглядевшись по сторонам и не понимая, что послужило их причиной.       «Ветер что ли? Или может, ошивается кто, портя их имущество?» — мысленно успокаивал себя юный форсюзер инстинктивно ощущая некую нестабильность в плане Силы, но не зная как объяснить свои ощущения ввиду неопытности. А потому списывая это всё на чувства физического плана, а не мистики. — Культуры? — нарочно пропустив добрую часть повествования Чара, и, ловко уходя от лишних ответов, с задумчивым видом пробубнил джэдай, а после, с не скрываемым восторгом, который легко удалось подать, как тревожный возглас, добавил, — Коррибан! Надо же. — стук сапогов о поверхность шаттла, рыцарь джэдай обернулся спиной к мальчишке, делая пару коротких шагов, — Древняя и заброшенная планета на которой некогда обитали представители Ордена Ситхов. Кладезь Тёмной стороны Силы, со всеми загадочными руинами, гробницами, подземельями и… — на секунду джэдай умолк, обратив свой взгляд в один из иллюминаторов шаттла, за которыми царила холодная тёмная владычица ночь, усмирившая бушующий жар пустынь Джакку, — Академией. — наконец-то изрек Таан, коварно улыбаясь.       «Возможно, там я найду информацию о других, скрытых и давно пропавших без вести, голокронах, крупицах Силы, которые мне удастся собрать воедино и заполучить намного больше власти и могущества, чем от одной древней реликвии. Риск велик, ведь сотни лет назад, после падения могущественного Ордена планету разграбили, а большинство реликвий и артефактов упрятали подальше или же вовсе уничтожили, чтобы избежать восстановления власти и могущества Ситхов. Коррибан… планета, окутанная энергетическим полем, в разы превосходящим по силе то, что царило на территориях датомирских ведьм. Ядро планеты, словно сотканное из чистейшего зла, являющее собой воплощение Тёмной стороны, пусть и умирающее, — размышлял сит, — Играть с добычей на своей территории будет куда проще, ведь не опытный в пользовании Силы юнлинг ничего не сможет понять, не сможет сопротивляться древнему злу Коррибана и тогда! Тогда придет время опускать занавес…» — Скорее всего, его наёмники нашли еще что-то, помимо искомого нами артефакта. Он больше ничего не говорил? Не заикался о чем-то новом? — шелест подола тёмной, безразмерной, мантии рыцаря-джэдая неожиданно рассек тонкую тишину, царившую в искусственном белесом свете неоновых ламп.       Владыка ситх уловил на себе серьезный взгляд мальчишки, пусть он и был скрыт за парой «непроглядных» очков. Этот шкет затеял опасную игру, и адепт Тёмной стороны указал ему на это, без каких-либо лишних слов, просто ответив подавляющим, холодным взглядом, от которого и мороз по коже мог пройтись, взбудораживая и вороша ощущения, сковывающие Чара всего несколько минут назад, вызвав некое необъяснимое нежелание с ним особо спорить более. А так же подспудно ерзая на своём месте, пытаясь хоть как-то сбросить нервозность, что сковала его разум, словно склизкий червь, кольцами омерзения оплетя пацана. — Какой-то родианец пытался пробраться в корабль, явно замышляя что-то недоброе. При нем был рюкзак до отвала набитый взрывчаткой и термодетонаторами, так же я почувствовал в нем зерно тьмы, свидетельствующее о его связи с нашими врагами или же с теми, кто связался с ними. Родианец, кажется, выглядел как контрабандист, пират, не важно. В порту ты не встречал людей или гуманоидов, беседующих с кем-то… очень подозрительным, в ментальном плане, м? — голос джэдая звучал уверенно, строго, впрочем, как всегда. Тонкая, едва заметная, нить лжи была неуловима в его словах. — Каддэр сказал, что всю информацию предоставит завтра. Потому думаю, что родианец мог быть посыльным недоброжелателей контрабандиста, — высказал мысль юный пилот, сказав первое, что в голову пришло, желая хоть что-то выдавить из себя, разрывая мучительно повисшую тишину, после вопроса Таана, — Таким образом, проверяя, быть может, кто из них преследует его людей, пусть и только что нанятых. Но в ментальном плане я никого не проверял. Не умею я этого, — устыдившись, признался юнлинг, скосив взгляд в один из иллюминаторов, желая тем самым избавиться от стыдливого ощущения слабости в этом плане. Хоть и отлично знал, что это не его вина. У него ведь не было того, кто бы мог его обучить такому. — Что до того, что ещё наёмники могли там найти Он ничего не говорил. Сказал только, что они могли попасть в переделку, ибо место опасное. Но мне нужно только груз забрать вроде как. — пожав плечами резюмировал парень, устремив уже спокойный взгляд на Лорда Сит. Предстоящий полёт в столь опасное место не вызывал в нём восторга, который подал Дарт, потому он не спешил показывать какие-либо яркие эмоции на этот счёт.       Обжигающий, словно исходящий от контейнера с жидким азотом, холод присутствовал во взгляде бородатого джэдая, который шагами мерял пространство от кабины пилота до ближайшей каюты, дверь которой была сделана из толстого и очень прочного сплава. Совин же продолжал наблюдать за ним одними глазами, не торопясь поворачивать головы. Могло показаться, что он просто выжидает и лицо его ни капли не изменилось, пока тот ожидал ответов от Таана.       Яркий белесый свет, исходящий от неоновых ламп, словно искажал изображение. В лучах искусственного света лицо Владыки по-прежнему казалось идеально гладким и неестественно белым, будто неизвестный никому умелец, годы назад, вытесал его из огромного, грубого и неуклюжего, куска обычного мела. На первый взгляд хрупкое, уверенное, с чёткими, правильными формами и углами. В сочетании с убийственно ледяным, столь же уверенным и суровым, взглядом — почти канонический образ джэдая. Но то лишь внешняя оболочка, которая, как известно, бывает обманчивой. Необычаянно хрупкая и, на первый взгляд, безобидная куколка из которой вот-вот на свет появится… настоящий монстр, чей гнев на себе познает каждый, кто не пожелает подчиниться этому существу. От чего интуитивно шкет продолжал нервничать, ощущая напряжение и неуверенность, когда на него падал холодный взгляд собеседника, затягивая кольца питона, вокруг своей жертвы. — Оставим его в прошлом, Чар. Гуманоид трусливо сбежал, даже не назвав себя, значит и около шаттла он шатался явно не с добрыми намерениями и пожеланиями от твоего временного начальства. Не стоит забивать этим голову, пусть это и выглядит слишком беспечно, но я несколько раз проверил наш корабль на наличие подслушивающих устройств, детонаторов и прочих мелочей — все чисто. — наконец-то, в белесой тишине шаттла, прозвучал чуть хриплый голос старого джэдая.       Правда одна деталь в словах Оминоса заинтересовала юнлинга: — У ситов тоже были свои академии, обучающие их ремеслу? Брр…хорошо, что мы если и полетим туда, то оно заброшено в этом плане, — поежившись, высказался юнец, не горя желанием встречаться с ситами. От чего улыбка тёмного Владыки стала естественнее. — Верно, академия на Коррибане заброшена многие века, а все святилища, гробницы и прочие, некогда важные для ситов, места разграблены контрабандистами, пиратами или же… джэдаями. Джэдаи изъяли многие ценные и могущественные артефакты ситхов, чтобы те не попали в, так сказать, «не те руки». Забавный каламбур слов. — впервые за ночь старый рыцарь засмеялся и, не сказать, что искренне.       Холодный ветер, мощным порывом прошелся над пустыней Джакку, вздымая в воздух многочисленные облака из песка и пыли, кружащие в столь же холодном, как глаза джэдая, лунном свете. Лишь после того, как последний из вихрей, бушующих в ночи, за толстым стеклом, утих, он наконец ответил на вопрос мальчишки: — Джэдаи уничтожают лишь те реликвии, которые считают слишком опасными, то бишь те, с которыми им не удастся совладать в случае потери контроля или те, силу которых они не способны разгадать. Древние лорды обладали знаниями, способными зашифровывать послания для своих учеников, скрывать их истинный смысл. Некоторые могли запечатывать силу реликвий и знания таким образом, что открыть их могли лишь приверженцы Тёмной стороны Силы. Эти знания давно утеряны, вместе с культурой Ситхов.       Он остановился в метре от Чара, сложив руки за спиной. Смерив избитого и уставшего мальчишку взглядом, адепт Тёмной стороны едва заметно усмехнулся острым краешком тонких, бледных губ.  — Со временем, точнее, когда мы с тобой разберемся с этим небольшим ситовским недоразумением — ты научишься. Обещаю тебе, мой друг, ты многому научишься. Даже если обучение будет происходить не под моим руководством, и ты захочешь себе другого наставника — я прослежу, чтобы все было на лучшем уровне. Ведь ты очень способный малый. — очередная ложь, сплетенная хитроумным ситским разумом Владыки-паука, умело пущенная в глаза юнлинга, чтобы обнадежить его, поддержать веру в будущее джэдая. Свои лживые, ядовитые, слова Дарт Оминос подкрепил фальшивой усмешкой. Тем временем Совин не понимал, от чего это он вдруг так разнервничался, чего вдруг стал опасаться.       «Почему я расхотел спорить? Отстоять мнение? Самовыразиться? Смирился? Принял его?» — Внутреннее подростковое бурление говорило об обратном, но малец всё же решил сказать это более в мягкой форме, чем мог бы выразить ранее. — Знаете, — Чар устремил взгляд в один из иллюминаторов, где холод и мрак вступали в свои владения, но от чего-то на душе у юноши было по-настоящему тепло, от некоего осознания, снизошедшего на его разум. — Мне приятна ваша опека и то стремление, в котором вы хотите направить меня на путь истинный, показав мир в новых красках, открыть просторы умений Силы. Сделать меня сильнее, чтобы я мог защищать тех, кто в этом нуждается, — впервые довольно искренне улыбнулся Совин. — Но я и вправду хотел бы другого наставника, не в обиду. Просто вы слишком пристрастны, а тот, кто будет оценивать мои достижения беспристрастно мне думается, воспитает во мне более, — парень пощёлкал пальцами, подыскивая правильный термин, — Будет более требовательным. И я не считаю, что это плохо, — шкет задорно улыбнулся в ответ на фальшивый смех Дарта, который так умело, запутал юное дарование.       Всего лишь мгновение тянулось целую бесконечность, тёмную, загадочную, скрывающую в себе десятки, сотни, быть может тысячи, сокрытых в холодном мраке Тёмной стороны, опасностей и угроз. Необъяснимая, притягательная и, по-своему, прекрасная тьма, сотканная Владыкой, внедренная в светлое и непорочное нутро, грезящего надеждами о будущем джэдая, юнлинга. Какая ирония…       А пока юное дарование терпеливо ждал реакции джэдая на им сказанное, пусть и довольно резкое, но правдивое признание.       «Так больше продолжаться не может и хватит уже водить хатта за нос. Пережитое с ним показало и вправду местами излишнюю пристрастность, что, следовательно — привязанность. Нельзя допустить, чтобы это зашло слишком далеко. Чтобы я и сам привязался к Таану. Пусть лучше это будет короткий, но приятный миг в моей жизни. Мгновенье, которое я смогу отпустить, чем-то, что прирастёт ко мне, становясь чем-нибудь неотъемлемым. Без чего не ощущаешь себя целым. Разорванным надвое, словно части разбитого датапада», — Вся та боль, что таилась в сердце юноши. Изначальная. То бескрайнее одиночество. Лучше останется с ним, чем когда-то вновь разделится надвое, а после вновь ввергнет его в отчаянье. Во мрак, где слышно лишь эхо его голоса в поисках теплоты, к которой так легко привыкнуть. Так легко поверить и обжечься.       Дарт Оминос вынырнул из той самой, бесконечной и тягучей, тьмы, покоящейся в чертогах его, не менее тёмного, коварного разума. Искусственный белесый свет опалил фарфорово-бледную кожу старого джэдая, ослепляя его, заставляя невольно прикрыться рукой от его источника, находящегося у адепта Тёмной стороны над головой, а после рыцарь-джэдай и вовсе отвернулся от тонкой неоновой лампы, вновь устремив свой, пораженный светом, взгляд в холодную ночную пустыню, таящуюся за иллюминатором шаттла. Чертоги его души и разума были местом поистине жутким, мрачным и тёмным.       В обители вечного мрака и холода вновь вспыхнуло пламя злобы, подпитываемое из своих недр, гневом и яростью. Мальчишка, не колеблясь, согласился с лживыми словами старика-джэдая. Бесхребетный сопляк посмел отвергнуть кандидатуру Таана Минора, что же это была высшая форма проявления наглости по отношению к ситху… и он это запомнит, а после — воспользуется этим в качестве орудия мести. Дарт Оминос сжал кулаки, скрываемые под безразмерной чёрной мантией, до хруста и лишь в последний момент адепт Тёмной стороны ухитрился повторить трюк со скрипящей обшивкой «Лямбды», чтобы отвлечь внимание от себя. Секунды будет достаточно, чтобы обуздать вспышку гнева колоссальных масштабов. Скрежет невидимых когтей ночи, плавно скользящих по внешней обшивке шаттла.       Мальчишка когда-то слышал, что бывает такое, когда корабль с пилотом настолько долго путешествуют вместе, что в ментальном плане становятся единым целым. Когда мысли одного отражаются на другом. Но не успел шкет развить в уме эту теорию или ввергнуть её в абсурдность, Таан медленно повернулся к Чару, шурша подолом мантии, выражение его лица отражало фальшивую горечь. Он, как и подобает джэдаю, старался держаться и не выдать расстройство от слов юноши. Расстройство, горечь, печаль, досада — все это было ни чем, по сравнению с его кипящей злобой, которой ситх ловко манипулировал, несмотря на её обжигающий потенциал.       И тут шкет ощутил себя в шкуре той, кто некогда причинила ему боль подобными действиями, что он ныне сотворил.       «Может…она тоже сделала не из подлости, на самом деле, а из страха? А может даже специально соврала, чтобы я смог всё же улететь с Междумирья?» — За короткие несколько секунд пронеслись перед внутренним взором разговоры прошлого, что она хотела бы, чтобы он следовал своего пути, не смотря на их дружбу и обещание всегда защищать друг друга. Жуткое откровение снизошло на его разум и понимание, что он так просто поверил, что кто-то хочет в очередной раз причинить ему боль, просто воспользовавшись его доверчивостью. — «Что если она хотела защитить не себя, таким образом, но отпустить меня воплощать свою мечту без груза сомнений?»       Глубокий вдох, тихий выдох. Владыка выдержал небольшую паузу, а после сказал, отнюдь не весело улыбаясь, выводя из задумчивости юношу: — Быть может ты и прав, Чар. — бледные ладони джэдая показались из-под мантии, мужчина сцепил пальцы в замок, — Как бы сильно, в душе, я не протестовал — ты прав. Мне просто нужно было время, чтобы понять это и, наверное, смириться с тем фактом, что лучше будет, если ты сам выберешь себе джэдая, который станет твоим наставником. Сделать это можно только проходя обучение в Храме. Возможно, это прозвучит странно, но именно ты должен выбрать себе наставника, того джэдая, которого ты должен впечатлить способностями и потенциалом. Так уж получилось, что ни я, ни… — лживый ситх на мгновение прервался, в секундной тишине потупив взгляд в пол, пытаясь изобразить правдоподобную скорбь и боль, гложущую изнутри, — моя ученица… не выбирали себе наставников. Мой учитель выбрал меня, разглядев во мне нечто особенное, так же, как и, годы спустя, я сделал. И только сейчас я осознал, что это было неправильно. Каждый юнлинг вправе выбирать себе наставника, того человека, которому он доверит свою судьбу. Быть может, именно из-за этого я потерял её. Из-за того, что попросту был не тем… не тем, кто ей нужен. — руки джэдая, якобы невольно, опустились в этот момент, а он все так же смотрел в металлический пол корабля, — Твои слова, мой юный друг, заставили меня прозреть. Я понимаю, что скорбеть уже поздно и это ни к чему… и, именно поэтому, я тебе благодарен. Спасибо, Чар. — мужчина медленно поднял голову, а на его бледном лице была все та же улыбка, едва заметная, сдержанная, но менее печальная, чем несколько минут назад. Осталось только грамотно завершить этот, раздражающий Владыку, спектакль.       И все эти слова сожаления и смирения, словно вострый нож резали по сознанию, но шкет всё ещё придерживался мнения, что — так нужно. Это необходимо. Он не хочет кого-то вновь терять или обретать. Пусть лучше он будет один и далее. Сам будет нести свой крест, не опираясь не на чьё услужливое плечо. И невольно внутри потеплело, что джэдай отнёсся к его решению с пониманием. Хатт подери, ещё никто не относился к его словам столь серьёзно и с изрядной долей уважения.  — Знаешь… — бородатый джэдай неожиданно сорвался с места, направившись в свою каюту. Совин последовал за ним, озадаченный подобным поведением. Шелест мантии по металлу сопровождал старика, отдаленно напоминая тот самый скрежет когтей по обшивке корабля. Над ночной пустыней, окутанной холодными объятиями владычицы, промелькнула падающая звезда — символ надежды, по словам некоторых бывалых пилотов. — Я долго думал и все-таки решил. Пусть твоим обучением буду заниматься не я, но, мне бы хотелось оставить о себе лишь хорошие воспоминания, поэтому. — мужчина плавно опустился на корточки, рассматривая в приглушенном свете небольшую цифровую панель. Выдохнув, он, не спеша, ввел комбинацию цифр. Дверка замаскированного тайника, с едва слышным скрипом, открылась. Холодный ветер потревожил песчаные просторы полузаброшенной планеты, в воздухе мелькнули небольшие облачка пыли, перерастающие в вихри, а после они растворялись в ночи.       Старый джэдай держал в руке эфес меча, с которого свисал браслет, сделанный из причудливых камешков идеальной формы, в центре каждого звена браслета был вырезан замысловатый символ. — Мне бы хотелось, чтобы ты, Чар, принял это в знак нашей доброй дружбы и всегда помнил о том, что помог одному старому джэдаю разобраться в себе. Это меч моей ученицы и… и её браслет, который она взяла с собой, в Храм. Прими их и помни, что ты — символ моей надежды, новой надежды… — улыбка на бледном лице рыцаря-джэдая стала живее, приобретая нотки искренней радости. Он опустил увесистый, на первый взгляд, эфес светового меча в руки Чара, который ошалело вытаращился на джедая. Небольшой браслет скатился по рукояти светомеча, зацепившись за регуляторы. Владыка выпрямился, расправив плечи, а после, с все той же, сдержанной улыбкой на лице, одобрительно кивнул юнцу. — Я верю в тебя, друг мой. — произнес джэдай перед тем, как обернуться спиной к юнлингу. Мужчина пригладил густую бороду, снова выдерживая драматичное молчание, Дарт Оминос ощущал то превосходство над сопляком, которое лишь набирало силу и укреплялось, теперь его переполняла гордость. Вверив в руки шкета свой старый меч, он обрёк его на ту же судьбу, которая ждала Таана Минора. Все шло так, как того хотел Владыка Ситх. Это вызвало на его худощавом, бледном лице, до безобразия коварную, усмешку. Тёмная сторона Силы ликовала, а вместе с ней — её хозяин и творец — Дарт Оминос Коварный.       А пока Совин взирал на световой клинок, который ему вручили столь…просто. И его переполняло торжество. Нет, правда. Столь редкое чувство победы, радости, детского восторга. И эти эмоции, по странному стечению обстоятельств, передались бывшему джэдаю. Все те светлые эмоции по незримой нити эмпатировались в разум тёмного владыки, разгоняя вечный мрак и тьму в его сознании. Насильно злорадство сменяя восторгом, счастьем, удовлетворением дитя, который всю жизнь мечтал о таком подарке.       Кому-то может показаться жутким такая способность эмпатии, что заставляет испытывать другие, возможно давно чуждые эмоции Дарту Оминосу. А кто-то даже не обратит на это внимания. На эту жуткую, неподконтрольную, Дикую Силу, стремящуюся даже такие светлые эмоции по-своему извратить.       Пусть на короткий миг, но такие эмоции могли толкнуть в бою на слепящее самопожертвование ради общей цели, на корню убивая инстинкт самосохранения.       Могучий ситх чувствовал все то, что сейчас творилось глубоко в душе, одураченного, юнлинга, который сжимал в своих руках эфес светового меча, давным-давно умершего, джэдая. Рыцаря, утонувшего в вязкой, коварной Тьме навсегда. За пределами шаттла ночь, словно чувствуя творящееся где-то в глубине пустынных городов зло, становилась все темнее. На мгновение, кажется, даже мерцание мириадов звёзд, пленивших ночной небосвод, угасло — поддавшись той самой зловещей и коварной Тьме, уступив ей.       Его раскаленные, ядовито-жёлтые, глаза пылали торжеством коварства, дополняемые обжигающим гневом, злобой и яростью — вечно бурлящей в нутре каждого ситха, кипящей триадой Тёмной стороны. Истинный взор Дарта Оминоса прожигал иллюминатор, опаляя собою ночную пустыню, плененную сгущающимся мраком. От переполняющей Владыку ситха гордости, улыбка на его бледном лице приобретала еще более зловещие, безумные нотки. Тот свет, заполонивший душу наивного мальчишки, очень скоро обернется против него, превратившись в невыносимое, мучительное страдание, ведущее ко Тьме. Как же легко манипулировать, слепо верующим, джэдайским отродьем. Как же легко Свет поддается искажению, будучи в руках искусного умельца-манипулятора, коим был адепт Тёмной стороны.       Он оцепенел от переполняющих его чувств, но по своей ли воле лживый джэдай не может их контролировать, подчинить и искоренить из своей бесконечно тёмной, мрачной души?..       Испытывая такие яркие эмоции, юноша поднял взгляд, уже смотря в спину коварному ситху, сжимая в руках заветный клинок. Говорят «световой меч — жизнь джэдая». И вверяя этот клинок, Совин ощущал, что таким образом Таан хочет, чтобы тот избег участи его ученицы. Что он вверил ему её жизнь. Обновлённую, с возможностью Выбора. И от избытка всех этих эмоций он крепко обнял его со спины, желая хоть как-то выразить свою благодарность. И это была высшая мера его эмоций. Ведь шкет не переносил касаний. Но сейчас…ощущал потребность выразить свою благодарность хотя бы таким образом.       Мужчина медленно повернул голову, с интересом, пусть и идущим в паре с не абы каким удивлением, наблюдая за действиями сопливого шкета. Он по-прежнему не мог пошевелиться, чтобы хоть как-то отреагировать на столь чувственный, невыносимо мерзкий, жест со стороны Чара. Порабощённая ситской темнотой пустыня осветлилась ярким серебрстым светом луны, падшие во мрак звёзды вновь вспыхнули с новой силой. Не подвластная Владыке мощь, необъяснимая сила, пытающаяся манипулировать его эмоциями, пробираясь все дальше, блуждая в непроглядном, тягучем мраке коридоров его ситского нутра. Дарт Оминос, впервые за долгие годы, ужаснулся. Эта Дикая, неконтролируемая Сила, способная манипулировать самим Владыкой ситхом, принадлежит какому-то сентиментальному сопляку. Он ею не владеет. Безграничной властью, колоссальным могуществом. Оно… оно в руках у этого паршивца. Именно это пугало ситха — страх быть уничтоженным каким-то никчемным, трусливым слабаком. Таан резко отвернулся, пытаясь изобразить смущенный, подобными действиями, вид. На самом же деле страх пытался играть в опасные игры, выудив из, раскаленных ненавистью, чертогов нечто из светлого прошлого умершего Таана Минора…       Перед глазами у бородатого рыцаря-джэдая стоял вовсе не Чар, а маленькая девочка, так же обнимающая его. Она была едва ли выше пояса старика, а объятия, детские, тёплые и светлые, были крепкими, несущими в себе подобную силу. Маленький юнлинг смеялся, её детский голос, преисполненный надежды, лепетал что-то непонятное, эхом отбивающееся в очернённом подсознании падшего джэдая. — Спасибо Вам… — тихо прозвучало.       Ситх, сам того не заметив, медленно, полностью повернулся к Чару. Мальчишка же, пока джэдай был в замешательстве, наслаждался моментом. Когда? Когда ещё он сможет насладиться этим притягательным путём самообмана? Когда снова он сможет ощутить человеческое тепло, что обманчиво манит не разжимать щемящих сердце объятий? Это невыносимо и одновременно невероятно желанно. Захватывает разум и даёт ту самую лживую надежду, что есть тот, кому не наплевать на тебя. Спустя вереницу лет, полных отчаяния и мрака появился тот, кто и вправду заботится и уважает его мнение и самое главное — верит в него. Верит, что он сможет стать лучше.       И судя по реакции, мужчина так же был смущён этим жестом юноши, жестом выражающим крайнюю степень почтения и благодарности. Благодарности за откровение, за подаренное счастье. Почтения его мудрости и бесконечного терпения к парнишке, не смотря на всю ту самозащиту, которой шкет плевался, словно иголками, на окружающих, источая яд отравленной Тьмой души.       И пусть сит смотрел не на юношу — его бледная ладонь невольно опустилась юноше на голову, от чего Чар ощутил, как сердце плавится от переполняемой его нежности, что слова застревают в горле, а сам ты ощущаешь захватывающее, всепоглощающее чувство невыразимого счастья, переполняющее тебя. — Я не забуду вас. Никогда. — и с этими словами подросток смущённо отстранился, рука мужчины ринулась за ним, остановившись на полпути. Лунный свет угас, остались лишь звезды, слабо светящие во мраке тёмной владычицы ночи. Невыносимое наваждение прервалось, ситх снова оцепенел, от, рвущегося наружу, опаляющего гнева и пылающей злости. Старый джэдай обратил свой пустой взгляд под ноги Чару. Мужчина недоумевал, что сейчас произошло. — Я...я рад это слышать, Чар, друг мой. — лживо, спустя некоторое время, выдавил, якобы смущенный этими объятиями, джэдай, — Надеюсь, в твоих руках он будет надежнее и ты найдешь ему правильное применение. — фальшиво усмехнувшись краешком тонких, бледных губ, заключил рыцарь-джэдай, после чего, шурша подолом своей чёрной, безразмерной мантии, направился в свою каюту, добавив напоследок: — Ты заслужил отдых. Завтра нас ждет тяжелейшее продолжение нашей, и без того не лёгкой, миссии.       Автоматическая дверь, с характерным звуком, захлопнулась за спиной Владыки ситха.       Сладостное томление где-то в груди у парня, растянутое в несколько минут, мгновенье радости и смиренного понимания, что это единичный случай, пока Таан покидал юношу, оставляя того наедине с его помыслами, не успевшего сказать что-либо ещё.       Это порождало щемящую горечь и желание упасть на колени и молить о том, чтобы его не оставляли. Хотя бы раз в жизни. Кричать, биться в агонии, приступе, немом крике, застревающим в гортани, от чего могли бы быть слышны лишь полузадушенные хрипы.       Пара тяжёлых вдохов и на смену тоски приходит спокойствие, озаряющее его душу. Рыцарь сказал, что он рад увековечиванию его в памяти юнлинга. Что он не рассчитывает на большее. Не обременяет его мольбами, хоть и истово жаждет этого.       Страшно представить, что было бы привяжись к нему Чар. Он бы…наверно не пережил очередного предательства. Покончил бы с собой или дал бы себя убить. Всё равно ведь, если его предадут, то не будет смысла снова расти над собой, куда-то «мыкаться», пытаться спасти.       И понимая это, юный пилот успокоился окончательно, хоть скула всё ещё предательски распухла и болит. К утру останется синяк, который наверняка сойдёт за период полёта.       Шкет от чего-то зябко поёжился от ощущения подступающего хлада и отправляется в свою каюту, где и провалится в леденящий сон, в котором нет-нет и ему грезится, что его заживо замораживают в карбоните. Мистика или видения будущего? Неведомо. Остаётся только дождаться пробуждения.       Однако ситх был в ярости, когда оказался в застенках своей каюты, уничтожив страх в себе, искоренив его навсегда. Эти, переполненные ненавистью и злобой, пылающие глаза долго горели в холодном мраке каюты Дарта Оминоса. Он не спал до самого утра, продумывая свой идеальный план до мельчайших деталей. Остаток ночи был необычаянно холодным, во тьме бушевали песчаные ураганы, а на утро шкет едва вырвался из морозных объятий Морфея, порождённые безграничной яростью ситха, которого покинул сон в эту ночь.