Колыбельная о монстрах

К ведьме ходили все. Ходили, озираясь, опасаясь, что кто-то встретит их на пути в хижину на окраине - или пока возвращаются обратно, прижимая к груди сверток или пряча знания, открывшиеся благодаря её колдовству. Пока вокруг бушевала инквизиция, пока полыхали костры и возносились в небо стоны невинных, ведьму оберегали все жители маленького ирландского городка, и не счесть было смертей, причиненных во имя её спасения. Ведьма видела и бедняков, которые могли расплатиться разве что овощами с собственного огорода, и богатеев, тащивших к ней свои украшения, чтобы оплатить смерть врага или приворот на строптивого мужчину. Ведьма ничему не удивлялась, разве что лицемерию. Впрочем, один раз она все же изумилась. Когда увидела на пороге своей хижины очередную посетительницу. Элизабет была невестой младшего сына мэра города и слыла праведницей - исповеди, молитвы и прочее. Её считали чуть ли не святой, но ведьма видела насквозь её душу, и видела, какой черный туман поселился в сердце аристократки. Ревность сгубила не одну невинную душу, а Элизабет живым своим примером доказывала, что показная святость и истинная невинность - вовсе не одно и то же. Ведьма видела её судьбу, как на ладони, и знала, каким тяжким грехом девица готова омрачить собственную совесть ради зеленых глаз Альберта Невилла, чей род, как говаривал его отец, шел от графа Уорика, "делателя королей". Ведьма знала, что отец Альберта лжет, но помалкивала. Мало говоришь - безопаснее живешь. - Скажи мне, кто она, - глаза Элизабет горели лихорадочным огнем. - Кто та женщина, которую любит мой жених? Ведьма знала имя, ведь возлюбленной Альберта была её собственная дочь. Еще при его рождении ведьма видела его судьбу, и видела, какие узы связали его навечно с её дочкой. Сейчас Альва была служанкой в доме градоправителя, и чувства, обрекавшие обоих на гибель, расцветали с каждым днем сильнее. Ведьма качала головой: её дочь не слушала предупреждений. Альва любила, безоглядно и безудержно, и юноша отвечал ей взаимностью. И не нужно было ведьме для этого обращаться к духам - она не была слепой. Она видела, какие взгляды дарили друг другу её дочь и семнадцатилетний Альберт, и боялась за Альву. Боялась за обоих. В её-их будущем ведьма видела смерть. А, заглядывая в душу Элизабет, видела её причину. - Это не бесплатное знание, - ведьма качнула головой. - Что ты готова заплатить за него? Элизабет швырнула на стол ожерелье, и в неверном свете свечей рубины полыхнули кровавым огнем. - Оно твое, если поможешь извести ту, которая увела его от меня, - и не было сомнений, что девушка пойдет до конца. Ведьма смотрела в её лицо, которое казалось почти дьявольским, и думала: что делает с людьми страсть? Не любовь, идущая от истинных богов, а страсть, насылаемая злыми духами. Она могла понять Элизабет. Альберт был красив: стройный, как молодой дуб, с точеными чертами молочно-бледного лица, с зелеными, как болотная ряска, глазами. Темные, шелковые кудри падали на его плечи, а когда он говорил, затихали даже барды, стыдясь своих голосов. И Альберт был добр - Теодор, отец его, не раз сокрушался вслух, что сын и божьей коровке дорогу уступит. Теодор ошибался. Ведьма видела в глазах Альберта железную волю и желание бороться за тех, кого он любит, пока не падет бездыханным. И поэтому она отдала ему свою дочь. Да и могло ли быть иначе? Могла ли она идти против воли богов, что связали их? И должна ли была идти против смерти, что грозила её дочери костлявым кулаком? Но какая мать не захочет защитить свое дитя? Ведьма назвала имя. И послала весть Альберту, чтобы пришел к ней на рассвете. Он пришел. С её дочерью, держа её за руку, и глаза его были мрачны, как болотные воды в сумерках. - Никто не в силах изменить чужую судьбу, кроме богов, Альберт Невилл, - ведьма смотрела на них, и сердце её, давно очерствевшее, сжималось. Альва глядела в ответ на мать, и в каждой черточке её окаменевшего лица ведьма видела характер, который и должен был погубить её дочь: смелость, страсть, желание идти до конца и защищать то, что было ей дорого. Именно её упрямство и неумение знать свое место, привели их с Альбертом туда, где выход был только один: побег. - Но ты можешь попытаться. - Что я должен делать? - Пухлые губы юноши сжались в тонкую линию. - Я люблю твою дочь, Агнесс. И не хочу жениться на Элизабет. - Я назвала Элизабет неверное имя, - ведьма не гордилась тем, что солгала просившей, но иначе она не могла. - Но жизни вам здесь не будет, потому что Элизабет потребует приворожить тебя к ней, сразу после того, как изведет невинную душу. Вам нужно бежать. - Нас найдут, - в глазах Альвы впервые мелькнул страх, и Альберт прижал её к себе. - Лес скроет ваши следы, а духи запутают преследователей, - покачала головой ведьма. - Но бежать вы должны сейчас, пока город не проснулся. Ваше отсутствие заметят через час, но на хорошей лошади и час - фора. Бегите, - она устало прикрыла глаза, впервые ощутив собственную приближающуюся старость. - Бегите. И они бежали. Разве могло быть иначе? За беглецами отправили погоню, но ведьма успела умолить богов сокрыть их следы, и лесные духи наслали муть, застлавшую взгляды преследователей. Теодор был в бешенстве, Кэтрин, жена его, молилась за жизнь любимого сына, а ведьма знала, что сделала все, что могла. И знала это, пока костер полыхал под её ногами, подбираясь к ступням. Знала, когда задыхалась от дыма, потому что приняла смерть за свою дочь, и лучшей смерти для неё и быть не могло. Хижину сравняли с землей. Альберта и Альву нашли через год - Теодор не остановился ни перед чем, чтобы разыскать отпрыска, ослушавшегося его воли, и погоню возглавил его старший сын, которому младший всегда был поперек горла, словно кость. Градоначальник приказал привезти сына живым, но у Джеймса Невилла были свои планы. За волосы Альву выволокли во двор и бросили в грязь. Если бы духи не скрыли от ведьмы судьбу её дочери, она лучше приворожила бы Альберта по требованию Элизабет, чем взошла на костер лишь для того, чтобы дать Альве и её любимому лишний год. Альва была беременна, и солдаты Теодора пинали её ногами в живот, пока Альберт рвался из их рук, шипел, как змея, и темная челка падала на безумные, полыхающие огнем глаза. - Убить, - Джеймс едва взглянул на окровавленную девушку, обнимавшую руками живот. - А ты, братец, - он ухмыльнулся, - сгоришь на костре по подозрению в пособничестве ведьме. Посмотри на себя, - насмешливо произнес молодой человек. - Совсем потерял человеческий облик. Когда кровь Альвы брызнула на землю, впитываясь в благословенную ирландскую почву, Альберт поднял на брата глаза, и Джеймс невольно попятился. - Я не колдун, Джеймс, - прошептал Альберт, - но за смерть моей жены ты ответишь. Твоей душе не будет покоя, пока ты жив, и даже после гибели мой дух будет преследовать тебя. Ты и твои потомки будут обречены терять своих жен так же, как я потерял свою Альву. И так будет, пока Бог не посчитает вину твою достаточно искупленной. Наступит день, и твой сын увидит мой призрак, и узнает, как поступил его отец с собственным братом, - его губы изогнулись в улыбке. - Бойся мести духов, Джеймс Невилл, ибо твоя душа больше не принадлежит Раю. И, как Джеймс Невилл не убеждал себя, что, став свидетелем убийства любовницы, Альберт просто сошел с ума, какой-то своей частью он знал, что обманывает себя. И нет ничего хуже лжи, которую ты твердишь себе. Он вспомнил о словах брата, когда его жена умерла, рожая их дочь. Он помнил о них, умирая, но ничего не сказал своим сыновьям, ибо полагал, что проклятье, не названное вслух, на детей его не перейдет. У его смертного одра стоял Альберт. Он обнимал жену, на животе которой расплывалось кровавое пятно, и, когда злые духи уже драли душу Джеймса на части, он знал, что ничто не закончилось. А только началось. Ведь у духов - каждый знает - есть все время этого мира.