звёздная болезнь

      Октябрь выдался дождливый.       — Не то чтобы мне неловко вот так вот нагло занимать твоё время после работы, — начала Хезер, стараясь не смотреть на идущего рядом Джека. — Но мне и правда неловко, — она издала смешок.       — Но мне несложно. И нам всё равно идти в одном направлении.       Джек, конечно, соврал. Путь они держали в совершенно противоположные стороны. Но ему и правда было несложно проводить до станции метро начальницу, не захватившую сегодня зонт. Единственное, что его иногда беспокоило — особо сильные порывы ветра, которые едва не выворачивали спицы. Эти же самые порывы ветра с яростью голодного пса изредка бросались липкими холодными каплями прямо в лицо, окропляли плечи и щиколотки, но это происходило настолько редко, что подобные выпади стихии не причиняли никаких неудобств.       — Как же я не люблю дождь, — пробурчала Хезер, пытаясь посильнее запахнуть пальто на груди. — Поскорее бы пошёл снег.       — Вы любите зиму?       Мимо промчался автомобиль, обдавая грязными брызгами край тротуара. Джек и Хезер синхронно отшатнулись влево. Парень неловко схватил стоящую рядом Вереск за талию, а осознав, что только что сделал, тут же отдёрнул руку.       — Оу, прости… те. Я не хотел.       — Ничего страшного. И, пожалуйста, давай на «ты», мы же не на работе. Отвечая на твой вопрос, да, я люблю зиму, — Хезер немного смущённо улыбается и берет спутника под локоть. — Не только декабрь и весь рождественский период, люблю всю зиму. В этот сезон всё кажется каким-то… настоящим?       — Будто это самое подходящее время для того, чтобы начать жизнь заново?       — Ты тоже любишь зиму? — немного восторженно интересуется девушка. — Наконец-то, кто-то понимает, о чём я говорю! Астрид — моя подруга, — всегда кривиться, стоит мне только предложить сходить на каток или же просто выйти на улицу, если снаружи больше минус двух.       — Понимаю и ещё как, — Фрост кивает. — Очень трудно найти компанию даже для простой игры в снежки. Мои друзья уже через полчаса начинают ныть, что они замёрзли.       Двое останавливаются на светофоре. На противоположной стороне сквозь стену дождя чернеет спуск в метро. Джек поудобнее перехватывает рукоять зонта.       — Видимо, — подытоживает Хезер, — это такая тяжёлая судьба всех любителей снега и льда.       — Отпусти-и-и и забу-у-удь, — фальшивым фальцетом тянет Джек. И под смех Хезер добавляет. — Ненавижу этот мультфильм. Но этот эпизод, пожалуй, может немного уменьшить мою неприязнь.       — Что ж, похоже, мы нашли друг друга, мой дорогой соулмейт. Как насчет прокататься на коньках, когда зальют каток у Рокфеллер-центра?       — Конечно. Как зальют, так сразу и…       Они топчутся у первой ступеньки железной лестницы вниз. У них только что был разговор, смутивший их, хотя на первый взгляд, да и на второй ничего неловкого в их фразах нет. А теперь оба не знают, как попрощаться так, чтобы в последующие встречи подобной неловкости не возникало впредь.       — Спасибо, что проводил, — начинает первой Вереск, заправляя за ухо прядь тёмных волос.       — Не за что… До завтра?       — До завтра.       Джек стоит у входа в подземку ещё три минуты после того, как попрощался с Хезер, пока его не толкает очередной городской сумасшедший. Тот бормочет себе что-то под нос и смеётся своим мыслям, с его одежды и длинных спутавшихся волос стекает вода. Мужчина слегка шатается, когда спускается в метро.       Фрост приходит в себя, на часах почти восемь, и ему бы пора возвращаться в свою обитель.       Иккинг, вопреки ожиданиям, дома.       — У тебя сегодня выходной? — удивляется сосед, снимая в коридоре промокшие кеды.       — Выходной, — Иккинг подтверждает, опираясь на косяк.       — На всех работах? Вот это совпадение.       — Сам в шоке.       Хэддок натягивает длинные рукава домашнего свитера на ладони и зевает.       — Как прошёл твой семинар по фар… фирма… — Джек скачет на одной ноге, пытаясь развязать промокшие шнурки.       — Фармакологии, — подсказывает Иккинг. — Ничего особенного, всё, как всегда. А как твои дела?       — Просто отлично! Представляешь, — Джек вспоминает что-то и впрямь очень хорошее, у него глаза сияют в полумраке. — Мне поручили придумать особый десерт из тыквы к Хэллоуину!       — Вау, это действительно круто, — голос уставший, но искренне радостный.       — А к Рождеству у нас будет специальное меню. Я поэтому и задержался: с начальницей и шеф-поваром обсуждали это. Кстати! Именно Хезер придумала всё: и десерт, и меню. Здорово, правда?       — Правда-правда. Думаю, к Рождеству у меня как раз появиться свободная минутка забежать в «Пряничный домик».       — Уж постарайся выкроить время.       Фрост проходит в единственную комнату, по пути стягивая сырые носки.       — Фу, гадость, — комментирует сосед.       — Что естественно, то не безобразно.       Иккинг плюхается на пол перед телевизором и начинает разбирать стопку с дисками.       Судя по всему, именно этим он и занимался до прихода друга. Джек никогда не понимал, зачем в двадцать первый век покупать фильмы на дисках, когда всё можно скачать (пусть и не совсем легально) в интернете, но Иккинг почему-то любил цифровые носители. За полтора года он смог выстроить в гостиной-спальне-единственной-комнате мини-башню из тридцати двух пластмассовых кирпичиков.       — Дже-ек, — многозначительно тянет Хэддок. — Посмотри со мной фильм.       — Не хочу.       — Ну Дже-ек, — уже более капризно.       — У меня есть дела. Например, сходить в душ.       — Так сходи. А потом посмотри со мной фильм. Ну Дже-ек! Это мой первый выходной за последние два месяца. И я купил солёный попкорн.       — Ладно! Мелкая зараза, знаешь, на что давить, — Джек улыбается и спрашивает, смирившись со своей судьбой. — Что хоть смотреть будем?       — «Тихоокеанский рубеж».       — Это про что?       — По описанию, это что-то вроде смеси «Евангелиона» с классическим американским боевиком.       — Серьёзно? Интересно на это посмотреть.       Они сидят на диване, единственный источник света — это светящийся телевизор — отбрасывает причудливые тени. На экране фигурка робота сцепилась в схватке с фантастической тварью.       Джек откровенно скучает. Он подумывает насчёт того, стоит ли сказать об этом Иккингу, в конце своих размышлений приходит к выводу, что да, стоит; поворачивает голову, но так и не произносит ни слова. Вместо этого Джек находишь на ощупь пульт и снижает громкость.       Иккинг бессовестно спит, уткнувшись носом в плечо. Миска с попкорном на его коленях опрокинулась, рассыпая содержимое веером по обивке дивана.       Фрост тяжело вздыхает. Впервые за долгое время он так остро ощущает разницу в пять лет. Иккинг впервые почти за полтора года выглядит на свой возраст. Таким же беззащитным он выглядел разве что полтора года назад — тогда, когда только-только приехал в США. Но спустя всего две недели пребывания на американском континенте, он освоился настолько хорошо, будто всегда тут жил, и перестал выглядеть как потерявшийся котёнок. Казалось, его терзал какой-то неутолимый голод, который заставлял впитывать в себя каждую мелочь чужого менталитета и подстраивать под него свой быт. Казалось, он спешит вобрать в себя всё, что ему только предлагают, чтобы вытеснить этим что-то другое. С не угасающей страстью и неиссякаемым упрямством, какие бывают у детей.       Джек улыбается своим мыслям. Да Иккинг и сейчас всё ещё ребёнок, каким бы взрослым не казался. Большой, двадцатилетний ребёнок, за которым надо следить. Джек собирает попкорн обратно в миску, ставит на пол рядом с диваном, укладывает друга на подушку, укрывает пледом. И, как заботливая матушка, подтыкает край. Хэддок причмокивает во сне и переворачивается на другой бок.       — И зачем себя так изводить? — Ни к кому не обращаясь, ворчит старший и нежно добавляет. — Упрямый засранец.       Вскоре телевизор мигает слепым глазом, выключается. Все обитатели мизерный квартиры отправляются в царство Морфея.

*

      Помощник штатного фотографа — кто-то вроде секретаря и, фактически, почти никто. У него неуверенное пограничное положение между творцами-фотографами и стаффом, занимающимся настройкой оборудования.       Это Астрид поняла предельно отчётливо за первый месяц в «Вэните фэйр». И если раньше у неё и были какие-то надежды на то, что даже на должности такой незначительной она сможет фотографировать, то все сомнения были прояснены. От неё никто не ждал и не требовал каких-то творческих проявлений, наоборот, за попытку подсказать, с какого ракурса следует установить свет, техник выразительно посмотрел на неё. Мол, ну что ты лезешь, выполняй свою работу. Работа Астрид заключалась в том, чтобы бегать по мелким и не очень поручениям. Принести там кофе, подключить все кабеля или же позвонить в модельное агентство с целью уточнить расписание какой-то модели.       Штатного фотографа, которому ассистировала Хофферсон, звали Эрет Блэк. Ему было под тридцать, но выглядел он и вел себя порой, как двадцатилетний. Он уже два года работал в отделе мод. По большому счёту, это был неплохой человек. Немного самодовольный, но снисходительный. Мистер Блэк не особо загонялся насчёт субординации, не любил «выканье». Однако к непосредственному начальству относился уважительно. С Астрид у него сложились вполне приятельские отношения, несмотря на суматошность и небольшую истерию в отделе.       Испытательный срок на то и испытательный, что за эти два месяца происходит всё, что только может произойти, включая падение метеорита и всемирный потоп. Поэтому Астрид не то, чтобы не повезло. Она заняла своё место в одно из самых напряжённых времён, какие только бывают у людей, так или иначе связанных с модной индустрией. На первую же неделю пребывания на своей должности в Нью-Йорке началась неделя моды.       Всемирно значимые недели моды проходят дважды в год в феврале–марте и в сентябре–октябре. Список городов открывает Нью-Йорк, далее идёт Лондон, затем Милан, а завершает, конечно, мировая столица моды и город всех влюблённых — Париж. За семь дней происходит едва ли не больше событий, чем за весь год: показы коллекций именитых и не очень дизайнеров, благотворительные вечера, многочисленные интервью, фотосессии, встречи на высшем уровне — до пятисот мероприятий. Естественно, корреспонденты «Вэнити фэйр» не могли остаться в стороне. Все три фотографа, имеющиеся в отделе, не пропустили и дня Нью-Йоркской недели моды, вместе со своими ассистентами отщёлкав каждую секунду каждого показа.       Астрид всюду следовала за Эретом, таща на своих плечах оборудование. Она смотрела на вышагивающих по подиуму тощих моделей с отвращением, меняла карты памяти и аккумуляторы, гадала, как она оказалась там, где оказалась, и совершенно не понимала чужих восторгов. Ну одежда и одежда. Ну и что с того? Она же не спасла мир, зачем ей восхищаться? Астрид чувствовалась себя чужой в этой обстановки роскоши, где маленькая сумка могла равняться по стоимости её годовому заработку. Хотелось поскорее уйти домой.       Но всё имеет свой конец. Едва едва отгремел последние фанфары, неделя моды в Нью-Йорке завершилась. Однако это не значило, что работы станет меньше, а сама она — легче. Да, больше не нужно было с утра спешить в Линкольн-центр, устанавливать штатив для камеры, а после, каждые двадцать минут разминая затекающие конечности, несколько часов подряд фотографировать, как субтильные парни и девушки вышагивают туда-сюда. Сделанные фотографии необходимо было просмотреть, из десятка тысяч отобрать наиболее удачные, отредактировать и отдать в отдел вёрстки, чтобы из этих нескольких сотен одиннадцать-двенадцать штук попали в статью. Астрид задерживалась допоздна целую неделю и приходила в выходные, работая не покладая рук, только чтобы успеть сдать материал вовремя. Но она не жаловалась, потому как люди, с которыми она работала в одном отделе, выполняли поручения гораздо сложнее тех, какие были у неё.       Сентябрьский выпуск вышел в срок, как обычно, в конце месяца, и в этом было и её заслуга, что заставляло немного собой гордиться. Хофферсон облегчённо выдохнула.       Но если Астрид наивно полагала, что пережила самый настоящий кошмар, то она ошибалась. Месяц было тихо и спокойно, как бывает обычно перед бурей. И она-таки разразилась. На второй месяц стажировки выпало поистине грандиозное испытание. И если девушка хотела удержаться на своём месте, то ей было просто необходимо пересечь этот рубеж под названием «фотосессия для обложки».       Едва Эрет узнал, что обложка ноябрьского номера досталась ему и что позировать будет очень популярная модель со сказочным именем Рапунцель, то застонал. В чём заключалась проблема, Астрид, честно говоря, не имела понятия. Для любого фотографа обложка — признание заслуг и таланта, так почему же начальство так недовольно?       Девушка заикнулась об этом в совершенно не подходящее время. И вместо ответа на свой вопрос получила презрительный взгляд и пару ласковых в свой адрес. Хофферсон обиделась. Обычно Эрет кратко и неохотно, но всё-таки объяснял основные механизмы и законы, по которым живёт отдел, а тут вдруг назвал «непрофессиональной тупицей» и велел на следующий день явиться за два часа до начала рабочего дня — готовиться к предстоящему испытанию. Больше Астрид не лезла, не задавала вопросов и просто выполняла всё, что скажут, стараясь не отсвечивать, затаив в душе обиду на начальство, ранее обращавшееся с ней куда более дружелюбно.       «День икс» был назначен через две недели, на восьмое ноября, общая истерия, которая едва-едва улеглась после недели моды, дала новый виток, прогрессируя подобно вирусу день ото дня.       Астрид серьёзно начала думать, что она сойдёт с ума, если доживёт до конца испытательного срока.

*

      Рапунцель коротко оглянулась через плечо и поспешно толкнула дверь ближайшего магазина.       — Добро пожаловать, — слилось со звоном колокольчика.       — Здравствуйте.       Девушка огляделась. Пол, выложенный чёрной матовой плиткой. Холодильник со стеклянными дверьми, за которыми стоят белые вазоны с цветами. Стеллажи и полки с растениями в горшках, стенды с лентами и открытками. Прилавок, за которым, подперев щёку рукой, скучал парень в форменном фартуке в голубую и белую полоску.       — Вам что-нибудь подсказать? — дежурно вежливо спросил он, ни двинувшись даже на миллиметр, голову только повернул.       Рапунцель ещё раз обернулась, нахмурилась, подошла вплотную к прилавку и сняла свои солнцезащитные очки.       — Понимаете, — начала она негромко. — Меня преследует один человек. Видите? Остановился прямо напротив этого магазина. В тёмно-синей джинсовке и чёрной кепке.       Продавец быстро посмотрел в окно и тут же наткнулся взглядом на описанный субъект. Тот, поняв, что его обнаружили, надвинул козырёк кепки пониже, отошёл к соседней витрине.       — Вы его знаете?       — Нет. Наверно, кто-то из фанатов…       Продавец изумленно посмотрел на собеседницу. Сначала на её лицо, искажённое тревогой, потом на солнцезащитные очки, которые в пасмурный день в начале ноября смотрелись нелепо и дужки которых девушка сжимала в кулачке. Но вместо ожидаемого «Это же вы, та самая!.. Дадите автограф?» или предсказуемого «Так вы звезда?» ничего не сказал.       Рапунцель продолжила:       — Поэтому я хочу спросить. Могу я остаться тут ненадолго? Мне нужно немного времени, чтобы уладить эту маленькую «неприятность».       — А если он сунется сюда? Я, может, и не супер-герой внешне, но смогу вас защитить, но и дело не в этом. Меня волнует возможный ущерб магазину, который этот человек может нанести.       — Уверяю, он не осмелится, — улыбнулась девушка и тут же пояснила, заметив скептический взгляд. — У вас стоят камеры, на стекле наклейка охранной службы, а у меня на быстром наборе есть номер полиции. Даже если он и ворвётся сюда, а потом сбежит, его быстро найдут и арестуют.       Парень хмыкнул.       — В таком случае, конечно, оставайтесь. Если вы, естественно, ничего не имеете против моей компании.       — Ничего не имею против. Если вы мне поможете, то я буду очень признательна. — Она вновь улыбнулась.       — Тогда, приятно познакомиться. Иккинг, — парень протянул руку для рукопожатия. — Знаю, имечко ещё то.       — О, так ты тоже член клуба нестандартных имён? Меня зовут Рапунцель, рада знакомству.       Кончики её пальцев слегка сжали и отпустили. Жест чем-то напоминал о том, как джентльмены целовали даме руку при встрече. Рапунцель немного смутилась от подобной аналогии. Новый знакомый, кажется, совсем не обратил внимания на это, будто так здоровался с каждой девушкой.       — Мне нужно сделать звонок, поэтому… — Рапунцель легко махнула зажатым в ладони мобильным куда-то себе за спину.       — Да пожалуйста. Ходите, смотрите, звоните кому хотите, — Иккинг развёл руками. — Только не трогайте ничего. Если что-то понадобиться, можете обращаться ко мне.       — Обязательно.       Девушка кивнула, отошла к холодильнику с розами и быстро набрала выученный наизусть номер.       — Алло?.. Привет, Сэнди… Да, у меня небольшие проблемы. За мной опять увязался сталкер. Не знаю, тот ли это тип, который преследовал меня на прошлой неделе, но он меня беспокоит… Нет, он ничего мне не сделал. Но ты не мог прислать за мной машину? Боюсь, если я буду ловить такси, то он что-нибудь выкинет. В метро я тоже побаиваюсь соваться, да и не успею я на метро, съёмка ведь через час начинается… Я сейчас в цветочном магазине… Погоди.       Рапунцель прикрыла динамик рукой и обернулась к прилавку.       — Иккинг, какой адрес у этого магазина?       Рапунцель повторила за Хэддоком слово в слово и попрощалась со своим собеседником:       — Спасибо, Сэнди. Буду ждать. Пока, — и вновь обратилась к Иккингу, улыбаясь. — Я буду надоедать тебе ещё полчаса.       — Пустяки, ты мне не мешаешь. Обычно в это время никто сюда не заходит, я рад, что слышу чей-то голос.       Парень вынес из-за стойки высокий стул на трёх металлических ножках, поставил в глубине зала, чтобы с улицы не было видно.       — Присаживайся, я постою.       — Спасибо.       Едва Рапунцель села, как телефон тут же квакнул, получив оповещение. Хозяйка открыла уведомление, которое оказалось электронным письмом от её менеджера. Сэнди писал о поступившем предложении сняться в рекламе новой туши для ресниц и спрашивал мнение девушки. Так, разбирая предложения разных компаний, Рапунцель и провела все полчаса ожидания. Спохватилась она, когда шофёр позвонил и сообщил, что будет через пять минут.       — Спасибо за кров и стул, Иккинг, — девушка улыбнулась. — Ты мне очень помог, без шуток.       — Истинный джентльмен не бросит даму в беде.       — В качестве благодарности, давай я куплю какой-нибудь букет? И не отказывайся, я настаиваю.       — Ну если ты настаиваешь…       — Настаиваю. Подбери, пожалуйста, что-нибудь на свой вкус.       В редакцию «Вэнити фэйр» Рапунцель прибыла даже на десять минут раньше необходимого, чем расшатала и без того хрупкое душевное здоровье стаффа. В фотосудию она вошла с букетом из хлопка, лаванды и зелени, солнечно улыбаясь.