Дверь в студию открылась, и вошла девушка с букетом.
Так начался конец света.
Конечно, локальный.
Все собравшиеся замерли, едва завидев долгожданную гостью, зашептались. Та улыбнулась легко и сняла солнцезащитные очки.
— Доброе утро.
В ответ послышалось нестройное ответное пожелание. Эрет отмер и подскочил к вошедшей.
— Рады вас видеть, Рапунцель. Меня зовут Эрет, я отвечаю за сегодняшнюю фотосессию.
— Приятно познакомиться, Эрет. Это, — Рапунцель указала на стоящего позади невысокого паренька, который неуловимо напоминал своим веснушчатым лицом ребёнка. — Сэнди, мой менеджер.
Сэнди улыбнулся краешком рта и отсалютовал.
— Он не очень разговорчивый, но, если у вас возникнут вопросы, он с удовольствием на них ответит.
— Вопросов возникнуть не должно. Сегодня мы делаем акцент на портретную съёмку — всё в лучших традициях «Вэнити фэйр»…
Эрет повел девушку в ту часть помещения, где был установлен матовый светло-серый фон, попутно объясняя концепт фотосессии. Сэнди махнул подопечной на прощание и поспешил ответить на звонок, уходя куда-то за дверь. Астрид немного подвисла, провожая менеджера Рапунцель взглядом, а потом рванула в сторону начальства. Начальство вместе с моделью переместилось в противоположную часть студии, задекорированную под минималистичный кабинет. На стенах повесили белые деревянные панели, на белом полу расположилась обитая кремовым бархатом тахта на позолоченных ножках. Эрет уже заканчивал объяснение, поэтому Астрид услышала только окончание его фразы:
— … всего три смены одежды.
— Прекрасно, — Рапунцель быстро что-то подсчитала уме, беззвучно шевеля губами. — Давайте начнём, в таком случае мы закончим за три часа.
Эрет кивнул, жестом подозвал главную визажистку и развернулся, тут же налетая на помощницу.
— Принеси ей кофе, — едва разжимая рот, сказал мистер Блэк. — Живо.
«Ага, бегу и падаю, » — подумала Астрид и побежала. Хофферсон предусмотрительно зашла в «Старбакс» до начала рабочего дня и купила несколько стаканов с разным кофе: не знала, что конкретно пожелает звезда. Рапунцель начали наносили макияж, когда Астрид предложила кофе.
— Ого, — удивилась выбору девушка. — Впечатляет. Ты, наверно, новенькая, да?
И улыбнулась. От этого Астрид захотелось только заехать по чужому лицу кулаком. Ну новенькая она, и что теперь?
— Не злись, милая, я не хочу тебя унизить или оскорбить, мне нет дела до простых сотрудников до тех пор, пока они не начинают доставлять неприятности. Просто хотела тебя похвалить.
Астрид даже растерялась.
— Это заметно, что ты никогда не работала в модной сфере, но ты стараешься, это похвально. Но на будущее, прими совет: тебе наверняка попадётся стерва, которая устроит скандал из-за какой-нибудь мелочи, вроде кофе, что ты мне предложила, например, из-за того, что молоко в составе латте обычное, а не миндальное. Таких экземпляров, считающих себя центром мира, будет не один и не два. В следующий раз просто спроси и только потом действуй, ладно? Сегодня ты угадала с выбором, я возьму вот этот, — Рапунцель взяла один из четырех стаканов с кофе, вставленных в картонную подставку, улыбнулась опять. — Но в следующий раз может и не повезти.
— Спасибо, учту, — выдавила Астрид и ушла под предлогом проверить освещение.
Конечно, когда тебе выговаривают, причём таким снисходительным тоном, мало кто останется в хорошем настроении. Астрид тем более. Она считала, что делает всё идеально, несмотря на плохое знание дела. Расспрашивать коллег по цеху, помощников других фотографов, она считала ниже своего достоинства, да и те не горели желанием общаться, всячески стараясь свести контакт с горделивой новенькой на нет. Наверно, всё-таки стоило хотя бы накануне фотосессии для обложки переговорить с кем-то более опытным. Потому что замечание Рапунцель положило начало целой череде проколов.
Сначала Эрет стал фотографировать Рапунцель на однотонном фоне. Девушке сделали акцент бордовой помадой на губы, заправили пряди за уши и надели шёлковую чёрную майку на тонких бретельках. Весь образ вместе смотрелся изящно, и была уверенность, что снимки получатся замечательные. Но спустя несколько щелчков затвора, Эрет отстранил камеру от лица и нахмурился. Велел надеть поверх майки прозрачную блузку с кружевными рукавами-фонариками и бархатной розой под горлом. Послали принести нужную вещь, конечно, Хофферсон. Та встала в ступор перед стойкой с одеждой, пытаясь отыскать нужное.
— Астрид!
— Сейчас!
Астрид схватила какую-то блузку, которая подходила под описание: прозрачная и вроде что-то пришито на ворот. Но едва фотограф увидел блузку, нахмурился сильнее.
— Астрид, ты что, не слушала? Ты что принесла?
— Так вроде-
— Тебе глаза для чего даны? Неужели ты не видишь, что это стилизованное жабо, а рукава, конечно, из кружева, но явно не того кроя. Лиза, принеси, что надо.
Одна из визажисток оторвалась от Рапунцель, которой, пользуясь небольшим перерывом, поправляли тон лица. Лиза принесла ту, вторую, которая подходила под описание, и отдала её Эрету. Проходя мимо Хофферсон, она пробурчала: «Вот деревенщина,» — ни к кому не обращаясь, но Астрид её услышала. Стало гадко. Но не бросать же работу в начале только из-за этого.
Когда закончили на однотонном фоне, команда переместилась в подобие кабинета. Рапунцель полностью сменила наряд и макияж и начала позировать на тахте.
— Астрид! — позвал, не отвлекаясь от дела, мистер Блэк. — Свет! Снизу!
— Что?
— Отражатель, Астрид!
— А-а! Сейчас!
Астрид схватила круглый черный обруч, стянутый серебряной светоотражающей тканью.
— Куда?! Погоди! — заорал ей вдруг Эрет.
— Ну что опять?
— Ноги!
Астрид перевела непонимающий взгляд вниз и забыла, как дышать. На кристально белой поверхности пола от её кед тянулась цепочка тёмных следов.
— Ой, простите, я не хотела…
И большими шагами вернулась к границе ламината.
— Перерыв полчаса, — устало объявил Эрет. — Ждём, пока уберут… это.
Так стыдно Астрид не было со средней школы. Она порывалась оттереть свои следы с белоснежной поверхности пола, но чувство собственного достоинство не позволило ей опускаться так низко. В итоге Астрид просто тупо пялилась на уборщиц, ловко орудующих швабрами, и теребила свой бейджик все полчаса. А после и вовсе старалась ходить на цыпочках и не дышать.
После небольшой паузы дело пошло совершенно из рук вон плохо. Эрет злился, фотографии, выводившиеся на большой монитор в толстой раме, получались плохие. И спустя десять минут мучений, мистер Блэк вновь объявил короткий перерыв и ушёл курить, а когда вернулся, работа заспорилась и была окончена уже через двадцать минут.
В общей сложности было потрачено три с половиной часа и бесчисленное количество нервных клеток, выпито четыре литра кофе и сделано несколько сотен снимков. Астрид, чувствуя некую вину за сегодняшние недоразумения, молча осталась помогать наводить порядок, разбирать и чистить аппаратуру.
Солнце начало заходить, когда Хофферсон решилась навести визит начальству и принести свои извинения. Эрет был занят редактурой фотографий и, едва заметив вошедшую в кабинет помощницу, вздохнул и устало спросил, опережая Астрид:
— Тебе не тяжело?
Девушка непонимающе уставилась в ответ. Фотограф пояснил:
— Тебе не тяжело таскать на голове корону гордости? Я, конечно, понимаю, что ты и мода — понятия несовместимые, и ты в журнал пришла, потому что искала работу, а не целенаправленно хотела попасть в «Вэнити фэйр». Но ты же просто могла хотя бы каплю уважения проявить к тому месту, где ты работаешь! То, что сегодня произошло, было ужасно. Я сейчас говорю про всё в целом, а не про какой-то конкретный случай. Ты понимаешь, что твоя гордыня, помешавшая тебе поинтересоваться историей того, где ты работаешь, да даже просто посмотреть терминологию, может тебя этого самого места работы лишить?
Астрид закусила губу и пристыжено молчала. Что она могла сказать? Знала, конечно, что может вылететь, но почему-то была слишком самоуверенна, раз посчитала, будто после недели моды ей фотосессия для обложки не страшна. Страшна и ещё как.
Эрет потёр глаза и вновь продолжил, так и не дождавшись ответа:
— Я не пылаю желанием копировать сцену из «Дьявол носит Прада»… Но, если уж я вспомнил этот фильм, то процитирую: «Многие девушки мечтают занять ваше место, а вы до него снизошли». Понимаешь? У тебя есть потенциал, Астрид, но твоя гордость не даёт его развивать. Если бы ты хоть немного поинтересовалась-
Раздражённая Астрид перебила:
— Но я пыталась! Когда только сказали, что обложка ноябрьского номера досталась вам! Но вы мне ничего не объяснили!
— И? — В противовес Эрет был спокоен. — Тебе не ответили, ты решила, что и не надо.
И без того не лучшее настроение Хофферсон упало ниже отметки «плохо», и ей стало абсолютно безразлично до всего, кроме собственного раздражения. Гневно сверкнув глазами, она пошла в атаку:
— Если я спрашивала, значит меня это интересовало! И я пыталась найти ответы, но никто не хотел мне их давать! Знаете ли, очень трудно получить какую-либо информацию, когда тебя открыто недолюбливают или даже презирают. И да, я решила, что мне это не нужно. Надо не уважать себя, чтобы продолжать стучать в закрытую дверь.
— А ты знаешь, почему тебя никто не любит?
Эрет встал со своего места, обошёл рабочий стол и немного присел на него, сложив руки на груди. Он по-прежнему говорил спокойно и это немного сбивало Астрид, но она не собиралась отступать.
— Откуда мне знать!
— Я скажу тебе, почему. Потому что ты абсолютно не профессиональна, чересчур высокомерна и не умеешь признавать ошибки.
— Что?!
— Скажешь, нет?
Хофферсон поперхнулась заготовленной фразой. Мужчина воспользовался паузой и продолжил:
— Астрид, ты же вроде как колледж окончила по специальности фотожурналистика. Неужели вам там запрещали читать современные журналы? Неужели у вас не было истории журналистики?
— Я училась в университете, а не колледже, — буркнула девушка, игнорируя заданные вопросы.
— И что ты делала в своём университете все годы обучения? Обложки «Лайв»* рассматривала?
— А что такого? — Астрид смутилась. — И у «Лайв» легендарные обложки, мне нравится.
Эрет попал в точку, сам того не ведая. Астрид, естественно, читала современные журналы, но из принципа не касалась тех, так или иначе попадающих в категорию «гламурных». Откуда у неё такая неприязнь к моде, порой даже сама Хофферсон не могла объяснить. Она ещё с детства просто обожала серьёзные, «взрослые» издания, а «Лайв» был для неё идеалом журнала, где она бы хотела работать.
— Дело не в том, нравится или нет. «Вэнити фэйр», верь или не верь, но тоже сделал большой вклад в то, что ты так любишь. И в отличии от того же «Лайв», этот журнал ещё живёт, здравствует и продолжает шокировать мир, публикуя актуальные новости и эксклюзивные фото. А на обложку традиционно попадают по-настоящему успешные и знаменитых люди мира кино, музыки, моды, политики и бизнеса. В разное время для обложек журнала снимались принцесса Диана, Эйнштейн и многие, многие другие. Обложки «Вэнити фэйр» всегда считались эксклюзивными и шокирующими. А августовская 1991 года с Деми Мур стала одной из самых обсуждаемых. Поэтому для фотографа это всегда большая честь, как ты и заметила, но это и огромная ответственность. У «Вэнити фейр» долгая история, которая является лишь доказательством того, что место, в котором ты работаешь, устроено гораздо сложнее, чем ты себе представляешь; что у этого места есть свои традиции, разбираться в которых ты не желаешь — и это является неуважением не только к другим сотрудникам. Нужно не уважать себя, чтобы не интересоваться миром вокруг.
Астрид с минуту постояла молча, укладывая в голове услышанное, сказала тихое «извините» и вышла.
*
В период выпуска из школы у Мериды случился крупный скандал с родителями. Она хотела профессионально заняться спортом — родители хотели, чтобы она переняла бразды семейного магазина. В конце концов, после долгих дней противостояния, стороны примирились, придя к согласию. Своенравная девушка целеустремлённо начала свой путь к заветной мечте — получить золотую медаль на Олимпиаде за стрельбу из лука, — а бизнес охотно перенял кузен Юджин. Энтузиазм у него бил через край, а вот деловая хватка пока оставляла желать лучшего, и ему предстояло ещё долго учиться у четы Данброх всем премудростям сладкого дела.
С той ссоры прошло вот уже почти шести лет, и за это время Мерида далеко прошла по пути своей мечты, даже смогла попасть в состав олимпийской сборной. Правда, не добилась пока результата, позволяющего принимать участие в играх, но Мерида была близка к этому, планировала уже в следующем году представить свою страну на Олимпиаде, и в данный момент она находилась в тренировочном центре, оттачивая мастерство.
Поправка.
Она должна была там находиться. Но сейчас почему-то сидит на кухне «Пряничного домика» и с грустью смотрит на сладости: страшные слова «диета» и «режим» исключили из рациона всё, что с детства любила рыжая сладкоежка. Джек косится в её сторону, но от работы не отвлекается, продолжая корпеть над каким-то необычным десертом. Юджин умотал в банк по делам кафе, со спокойной душой бросив на произвол судьбы внезапно нагрянувшую родственницу, родители отправились по своим секретным делам, не ведая о внезапном прибытии дочери, — развлекать Мериду разговорами не собирался никто. Девушка тяжело вздохнула и подперла щёку рукой.
— А что делает на кухне посторонний?
Рыжая оборачивается на голос. Перед ней стоит черноволосая девушка с планшеткой в руках, на бейджике — «Хезер Вереск, управляющая».
— О, Хезер! — Весело отзывается шеф-повар с другого конца кухни. — Познакомься, это Мерида, дочь мистера и миссис Данброх. Мерида, а это Хезер, она управляет «Пряничным домиком» последние три месяца.
Шеф подходит к девушкам, вытирая крупные руки о полотенце.
— Мадам желает потрещать со старым знакомым? Или всё-так попробует что-нибудь?
— Спасибо, Ник, но нет.
— Приятно познакомиться, Мерида, — кивает Хезер, — И тебе спасибо, Николас. Но, пожалуйста, возвращайся к работе.
— Есть, мэм, — шутливо отдаёт честь мужчина.
— Воу, я ещё никогда не видела, чтобы Ник кого-то слушался, кроме моей матери. Но с ней вообще трудно спорить, — Мерида пожимает плечами.
— Да, с миссис Данброх лучше не ссорится, — посмеивается собеседница и садится рядом. — Но Николасу сейчас и правда не стоит отвлекаться, и он сам это прекрасно знает: до Рождества осталось не так много времени, чтобы затягивать со специальным меню.
— Специальное меню? У нас никогда такого не было, но звучит интересно. Я просто обязана зайти под Рождество и попробовать. Если, конечно, тренер позволит.
— Тренер?
— Я занимаюсь профессиональной стрельбой из лука и собираюсь выступать на летней Олимпиаде в следующем году, — с ложной скромностью признаётся рыжая, исподлобья наблюдая за реакцией. — Понимаешь, это требует строгого соблюдения диеты.
Обычно на такое заявление люди открывают рты. Хезер только говорит:
— Круто. Удачи.
И всё.
Мериде, естественно, не особо приятно. И она продолжает, пытаясь получить хоть капельку привычного восхищения:
— Я почти не бываю здесь, но скоро у меня начнётся курс усиленной подготовки, чтобы пройти квалификацию, и я решила навестить родителей, пока есть свободное время.
— А тебе, что? Они не сказали, что их тут не будет?
Хезер воспринимает информацию совершенно не в том ключе, в каком её преподносит Мерида, и от этого последняя раздражается, но быстро успокаивается по выработанной во время различных соревнований привычке.
— Нет.
— А телефон?
— Ты шутишь? Мои родители до сих пор не признают мобильные и по старинке используют стационарный.
— Не знала этого.
Разговор заходит в тупик. С некоторыми людьми молчать приятно. А вот с Меридой неловко.
Положение спасает Джек. Он подходит к Вереск со своим творением, над которым бился всё то время, что Мерида пробыла здесь.
— Начальница, готово! Специально для Хэллоуина: тыквенная панна-котта с апельсиновым соусом и физалисом.
— Выглядит интересно, — Хезер осматривает сладость со всех сторон и, наконец, решается попробовать. — Ого! Очень нежное и вкусное, тыква почти не чувствуется. Ты большой молодец, Джек! Прямо в срок справился.
У Фроста от похвалы краснеют кончики оттопыренных ушей.
— А можно я попробую?
— Тебе нельзя, — Джек реагирует мгновенно, убирает тарелку подальше от Мериды и хитро ухмыляется. — Чего вообще ты тут делаешь, Робин Гуд?
— Мне надо кое-что родителям сказать. Как поживаешь, придурок?
— Не хуже тебя, идиотка.
— Вы знакомы?
Хезер переводит непонимающий взгляд с одного на другого.
— Мы дружим так давно, что мне даже сложно сказать, сколько лет длится эта каторга.
— По-моему, — Джек наигранно прикладывает палец к подбородку и хмурится. — С трёх лет. В детском саду ты отобрала моего плюшевого зайца и избила меня им же.
— А по-моему, с четырёх, когда ты толкнул меня в глубокую лужу. Что ж, похоже, родители ушли надолго. Была рада с тобой увидеться, Джек. Хезер, надеюсь, в следующий раз сможем поговорить побольше. Мне пора, время поджимает. Через сорок минут мне надо быть на тренировке.
Мерида поднимается и уходит, похлопав Джека по плечу напоследок и кивнув на прощание новой знакомой.
Всё-таки очень жаль, что мистер и миссис Данброх не признают мобильные телефоны, а её свободное время истекло.
*
Иккинга от дел отрывает звонок в «Скайп», но он его не сбрасывает, а принимает, поскольку единственный человек, ради которого Хэддок и зарегистрировался в программе, не станет зря его беспокоить, да и звонит он не так часто, чтобы игнорировать.
— Хей, Иккинг, привет.
— Привет, Плевака.
— Это что у тебя на лице? Очки? Скоро совсем слепым станешь, если так и будешь копаться в своих тетрадках, — добродушно фыркает в усы мужчина.
Иккинг снимает очки и начинает протирать стёкла.
— Я их ношу только когда занимаюсь, а сейчас как раз делаю доклад.
— О, прости, я тебя от дел отрываю. Но я хотел у тебя спросить кое-что. Ничего, вообще, что я звоню тебе в такое время? У нас разница в пять часов. У вас там, в Нью-Йорке, ночь уже поди.
— Не-е, всё нормально.
Иккинг косится в нижний правый угол экрана, не задумываясь продолжая стирать пыль с линз. Там 02:17.
— Так что ты хотел?
— Я сегодня наводил порядок в доме, весь день разбирал вещи: хочу продать всё ненужное барахло. И нашёл на чердаке коробки с твоими вещами. Коробка с игрушками и две с нотными тетрадями…
Иккинг неуловимо меняется в лице, напрягаясь, но из-за приглушённого освещения на кухне и плохого качества передаваемой веб-камерой картинки Плевака совершенно не замечает перемены.
— И что?
— Игрушки, ясное дело, тебе без надобности сейчас, я их продам. А вот тетради… Иккинг, может-
— Сожги их. И фортепиано тоже продай.
От этих слов всё внутри ёкает, но он не подаёт вида.
— Ты уверен? Тор с ними, с тетрадями. В конце концов, это просто бумага. Но неужели ты не хочешь оставить фортепиано?
— Да, не хочу.
— Но-
— Извини, Плевака, но мне надо учится. Всего хорошего. Спокойной ночи.
Иккинг малодушно сбрасывает звонок и ещё минуту после сидит, уставившись пустым взглядом на стену, за которой спит Джек.
