В первый раз всегда больно

Машина промоушена, грузная, неповоротливая, с каждый днем раскручивалась все сильнее. Колин целыми днями мотался по городу, участвуя в телешоу, интервью, светясь в радиоэфирах, проводя часы в фотостудиях. Домой он заваливался только ночью, убитый работой до беспамятства. С Эзрой за три недели случилось столкнуться лишь однажды, и в тот момент не было совершенно никаких сил на реакцию. Эзра же, если и хотел что-то сказать, передумал, стоило Колину на него посмотреть. В редкие минуты отдыха Колин звонил в Лос-Анджелес и, закрыв глаза, слушал своих мальчиков, пока их матери или няни не решали, что детям нужен отдых. Весна, тем временем, обрушила на Нью-Йорк невообразимую жару, и активность жителей резко поубавилась. У Колина снова появилось свободное время, которое немедленно заполнилось ненужными размышлениями. Этому способствовало и то, что стремительно приближался тридцать шестой день рождения Колина, и на того предсказуемо наваливалась депрессия, вылечить которую помогали лишь родные и друзья. Пока же их не было рядом, и выручало только то, что билет до Лос-Анджелеса уже был куплен. Оставалось пережить три недели. Колин надеялся, что до этого короткого отпуска жизнь не преподнесет больше никаких сюрпризов. Зря. В один из вечеров, стоило только Колину зайти с улицы в дом, как его окликнул мистер Финч, консьерж. — Мистер Фаррелл, вам письмо. — Мне? Письмо? — удивился Колин. — Кто доставил? — Один из жильцов, — осторожно ответил Финч. И хоть имени он не назвал, Колину это не требовалось. Выхватив конверт из рук консьержа, он проверил целостность и, кивнув Финчу, поднялся к себе. Оказавшись в квартире, Колин кинул письмо на журнальный столик, отправился в ванную. К сожалению, душ не очень помог выветрить из груди горячую злость, которая накатила сразу же, как Колин взял в руки письмо. Он еще не знал, что там, но уже злился, а это значило, что тот дурацкий эпизод задел его сильнее, чем Колин готов был признать. Господи, да сколько раз его уже использовали? Десятки? Сотню? Девушки лезли к нему в постель ради скандалов, карьеры, желания удовлетвориться не сексом, а близостью со звездой. Большая часть таких охотниц шла лесом, но иногда Колин закрывал глаза на чужие мотивы ради быстрого секса. Так что Эзра был не первым и не последним. От других его отличало то, что им Колин, черт побери, увлекся. Нацепив джинсы прямо на голое тело, он с удобством разместился на диване и вскрыл конверт. Против ожидания, никакого письма там не было, лишь одна строчка «Я пойму, если ты откажешь» и два билета в Карнеги-холл, одна проходка за кулисы и программка. Колин открыл последнюю. Билеты были не на сольный концерт Эзры, это был вечер Вивальди. Имя Эзры мелькало несколько раз, он играл «Времена года». Все, кроме «Осени». Два билета и один пропуск за кулисы. Намек более чем ясен. Можно было проигнорировать концерт или пригласить с собой кого-то. Или заявиться одному и воспользоваться пропуском. Повертев билеты в руках, Колин отложил их в сторону. Была у него одна знакомая, которая руку бы ему отгрызла, если бы узнала, что он пошел в Карнеги-Холл без нее. Он мог позвонить ей. Или отдать оба билета. До концерта оставалось полторы недели. Колин решил, что подумает об этом позже. И забыл. Действительно забыл за работой и той суетой, которую родные Колина устроили в преддверии дня рождения. Вспомнил только накануне вечером. Билеты все так же лежали на столике. «Я пойму, если ты откажешь». Достав телефон, Колин набрал Вивьен, ту самую любительницу классической музыки, с которой когда-то встречался целых два месяца в далеком 2007-ом. Сейчас она была счастливо замужем и матерью двух детей. С ними она и собиралась провести выходные, о чем сообщила Колину не без сожаления, и добавила, что он настоящий говнюк, раз позвонил ей так поздно. Больше никого приглашать у Колина не было желания. На следующий день, переступая порог Карнеги-холла, Колин попытался вспомнить, сколько же раз он уже бывал здесь. По подсчетам выходило, что немного. Раза два или три, как раз в том самом 2007-ом, когда у него был роман с Вивьен. Остальные его девушки страсти к классической музыке не проявляли, а Колину с лихвой хватило еще в музыкальной школе, хоть он и ушел оттуда в конце первого семестра. Прозвенел первый звонок. Торжественно одетые мужчины и женщины поспешили в зал, и Колин тоже направился к своему месту. У него были билеты в первый ряд партера. Весь он, кроме двух кресел, был занят, так что Колин, не сверяясь больше с билетами, прошел к пустующим местам и сел рядом с крайне вычурно одетой пожилой дамой. Та оглядела его с ног до головы, состроила неодобрительное лицо и отвернулась. Колина это слегка развеселило, он даже мимолетно пожалел, что решил-таки нацепить костюм, а не пошел, как был, в потертых джинсах и кожаной куртке, с кольцами на пальцах и длинными сережками вместо гвоздиков. Был бы на десять лет моложе, так бы и поступил, но с годами бунтарский дух подуспокоился, да и дети поспособствовали. Пока Колин предавался ностальгии, прозвенел третий звонок, зрители затихли и уставились на сцену. Концерт начался. До первого появления Эзры Колин откровенно скучал. Не то чтобы он совсем не получал удовольствия от классической музыки, но ему нравились немногие произведения, остальное же казалось страшной тягомотиной. Наверное, поэтому с музыкальной школой у него не срослось. Когда на сцену вышел Эзра, Колин против воли оживился. И не он один. Все вокруг захлопали, причем с намного большим энтузиазмом, чем предыдущим музыкантам. Эзра искренне улыбнулся этому приветствию, поклонился и в эту секунду встретился глазами с Колином. Улыбка его стала еще шире, и он опустил глаза, чтобы не палить их обоих. Аплодисменты стихли, Эзра приложил скрипку к подбородку и замер. Зал замер тоже. Несколько секунд ничего не происходило, все лишь смотрели на высокую стройную фигуру на сцене. Стояла почти полная тишина. А потом Эзра заиграл. Признаться честно, Колин почти не слышал скрипку, он смотрел на Эзру. На его подвижное, живое лицо, которое ни на секунду не оставалось безучастным, сменяя десяток выражений за минуту. Эзра то хмурился, то улыбался, то тревожился, то успокаивался. Его полуприкрытые веки дрожали, как перед оргазмом, и Колин чувствовал, как с каждой секундой ему все тяжелее дышать. Эзра играл, как трахался: самозабвенно, с полной отдачей, полностью растворяясь в удовольствии. Колин еле сдерживался, чтобы не вскочить на сцену, не вырвать из рук скрипку, не запустить ладонь в густые, аккуратно уложенные волосы и не впиться в губы поцелуем. Или спустить с него штаны и отсосать прямо там. А потом тревожная, но красивая «Зима» закончилась, и зал снова взорвался аплодисментами. Еще более оглушительными, чем раньше, долгими, восторженными, кто-кто даже вскочил на ноги. Колин тоже поднялся и быстро вышел из зала. Остаток концерта он провел в буфете, пил пиво, ел орешки и смотрел трансляцию выступления по телеку. Он сам удивлялся тому, что не ушел, хотя в партер возвращаться у него не было никакого желания, да и не пустили бы его обратно. И все же он решил дождаться окончания и пройти по бейджу за кулисы. Что он намеревается сказать или сделать, оказавшись в гримерке, Колин не знал. В нем кипели ненормальные злость и возбуждение, посетившие его в зале, заставившие осознать, что он до сих пор хочет Эзру. Хочет до зубовного скрежета. И это как-то не радовало, учитывая обстоятельства. Наконец, концерт окончился. Колин неторопливо допил пиво, вытер рот и руки салфеткой и отправился искать администратора зала, чтобы его проводили в служебные помещения. Однако попасть туда оказалось не так-то просто даже с бейджем. Его мариновали минут десять. Ей богу, даже у их группы охрана была менее бдительная. К счастью, его все-таки пустили к гримеркам, хоть и без особой охоты. Оказавшись перед нужной дверью, Колин не стал стучать (все равно уже предупредили), повернул ручку и вошел внутрь. Комната была просторная, рассчитанная на одного артиста. Гримерный столик, шкафы, вешалки, диван с банкеткой, еще один стол, наполовину заваленный свежими цветами — стандартный набор для такого помещения. Эзра сидел перед зеркалом на пуфике, но встал сразу, как только Колин закрыл за собой дверь. Кроме них в гримерке никого не было. — Рад, что ты пришел, — начал разговор Эзра после небольшой неуютной паузы. — Не собирался строить из себя обиженку, — пожал плечами Колин. — Но до конца все же не досидел. — Не мое, прости. — Не понравилось мое выступление? — Ты как раз играл хорошо, — похвалил Колин. Эзра чуть заметно улыбнулся. — Вижу, тебя завалили цветами. Я ничего не принес, не подумал. — Я все равно не знаю, что с ними делать, — пожал плечами Эзра. Колин усмехнулся. — Тебе, по крайней мере, не дарят ношенные трусики. Эзра рассмеялся и заметно расслабился. Тут же вспомнил про гостеприимство. — Ты не стой на пороге, проходи, — предложил он, но Колин покачал головой. — Я так понимаю, ты хотел что-то сказать, и я готов выслушать, но быстро. И сразу предупреждаю: если это извинения, то не надо. Ситуация вышла тупая, и я хочу забыть об этом. — А я нет, — неожиданно заявил Эзра. Колин удивленно приподнял брови. — Я сглупил. Не тогда, когда пришел к тебе якобы за льдом, а когда сказал, что хочу только один раз. Я правда так думал, но сейчас… нет. — Бывает, что секса хочется чаще, чем один раз. Но причем тут я? — Я не хочу никого другого, — выпалив это признание, Эзра замолк и выжидающе посмотрел на Колина. Тот, откровенно говоря, не знал, как реагировать. Да, он хотел Эзру, в этом он уже себе признался, но Колин также понимал, что с этим парнем обязательно возникнет целая туча проблем. — Не думаю, что мне это интересно, — ответил он наконец. Стиснув челюсти, Эзра сделал глубокий вдох и только потом спросил: — Больше меня не хочешь? — Хочу, но твои заморочки у меня поперек горла. — Больше никаких заморочек, обещаю. Лишь простой и понятный секс. Колин хмыкнул и растерянно потер шею. Будь на месте Эзры кто угодно другой, он давно бы уже свалил, не прощаясь. Меньше всего на свете ему хотелось таких проблемных отношений, которые начались неудачно и наверняка закончатся еще хуже, но… Колин оглядел Эзру с ног до головы и чуть не выругался. Это было сильнее его. — Ладно. Эзра, кажется, удивился. — Ладно? — Ладно, — фыркнул Колин, скрещивая руки на груди. — Но никаких заморочек. Справляйся с ними сам. — Я справлюсь. — Что ж. Ты ждешь еще каких-нибудь гостей? — В ближайший час меня вряд ли будут беспокоить, — ответил Эзра, еще не понимая, куда Колин клони, так что пришлось ему помочь: — Раздевайся, — коротко приказал он и, закрыв дверь на замок, прислонился к ней спиной. — Прямо сейчас? Прямо здесь? — Сам сказал, нас не побеспокоят. Так почему бы и нет? Эзра, немного поколебавшись, снял пиджак, кинул его на стул и начал неторопливо расстегивать рубашку — пуговица за пуговицей, — не отрывая от Колина внимательного взгляда. Закончив, он стряхнул ее с плеч на пол. — Дальше. Следующим Эзра скинул обувь, затем расстегнул брюки и снял их с себя вместе с трусами. Последними на стул полетели носки. Оставшись голым, Эзра замер перед Колином, не зная, что делать дальше. Тот не спешил помогать, продолжая стоять у двери. Секунду они просто смотрели друг на друга, но потом Эзра решился сделать шаг вперед. Затем еще один и еще, пока не приблизился вплотную. Нервно облизнув губы, он потянулся за поцелуем, однако Колин увернулся. Эзра, который совсем этого не ожидал, даже отшатнулся. Посмотрел удивленно, почти обиженно и наткнулся на насмешливый взгляд. — Ну же, что ты остановился? — подначил его Колин и развел руки в стороны, приглашая к действию. В этот раз Эзра колебался дольше, но потом все-таки решил не отступать. Больше он в губы поцеловать не пытался, вместо этого расстегнул на рубашке Колина несколько верхних пуговиц, оголил часть торса и засосал кожу у ключицы. Тот коротко выдохнул и на пару секунд закрыл глаза. Эзра, ободренный его реакцией, провел языком по шее, добрался до уха и вобрал в рот мочку вместе с сережкой. Нежно ее посасывая, он снял с Колина пиджак и рубашку, откинул их на стул и, отстранившись, потянул Колина к дивану. Не сопротивляясь, тот позволил усадить себя и внимательно следил за Эзрой, ожидая продолжения. Тот сел рядом, очень близко, забравшись чуть ли не на колени к Колину и прошептал, прижимаясь всем телом: — Хочу отсосать тебе. — А справишься? — усмехнулся Колин и, не удержавшись, погладил Эзру по груди, потом по шее и, наконец, зарывшись пальцами в густую шевелюру, как хотел сделать еще на концерте. Закрыв глаза, Эзра потянулся за лаской, как большой черный кот. — Я... Знаю теорию, — через какое-то время ответил он. — Этого не всегда достаточно, — покачал головой Колин, сместил руку с затылка ближе к лицу и коснулся большим пальцем ярких губ. Эзра сразу же втянул его в рот и чуть пососал, не открывая глаза. Колина словно прошило током. — Ладно. Соси. Выпустив палец изо рта, Эзра открыл глаза, усмехнулся, стек вниз и принялся снимать чужие брюки, слегка царапая кожу бедер через легкую ткань. К тому времени, как он закончил, у Колина уже крепко стояло. Удивительно, учитывая, что они толком ничего серьезного не делали. Теперь Колин тоже был голым, и Эзра какое-то время рассматривал его, гладил татуировки, живот, бедра, затем взял в руку член и примерился ртом. Сосал он неумело, осторожно, но с энтузиазмом. Колин направлял его, положив руку на затылок, отпускал комментарии и давал советы, не очень понимая, на самом деле, что несет. Иногда он залипал взглядом на лице Эзры с растянутыми вокруг члена губами. Потрясающе красивое это оказалось зрелище. Красивое и непристойное. С непривычки Эзра быстро устал. Колин почувствовал это сразу и слегка потянул его за волосы. — Хватит. Эзра с мокрым чпоком выпустил изо рта член и, тяжело дыша и облизывая яркие от прилившей крови губы, посмотрел на Колина снизу вверх. — Пододвинь банкетку к зеркалу, — попросил Колин, погладив Эзру по голове. Тот сразу же перевел взгляд на ростовое зеркало у шкафа, на лице его отразилось сомнение. — Не уверен, что это хорошая идея. — Почему же? — Когда Эзра не ответил, Колин поднялся на ноги и потянул его к зеркалу. — Посмотри на себя, — велел он, становясь у Эзры за спиной. — Ты охуенно красивый, ты знаешь об этом? Наверняка знаешь. Так чего ты боишься? — Колин провел ладонью по груди Эзры, вниз по животу, а после взял в руку его член и чуть подрочил. — Тебе понравится, я обещаю. Эзра согласился. Хотя в тот момент он согласился бы на что угодно, Колин умел быть убедительным. Он заставил Эзру смотреть. Когда медленно — миллиметр за миллиметром — входил. Пока двигался. Неторопливо, с оттяжкой. Эзра был узким, как и в прошлый раз, это было почти больно. Колин шептал: — Расслабься детка, откройся мне. Я так, блядь, хочу тебя. У меня крышу нахуй от тебя сносит. Колин перестал контролировать речь. Он говорил и говорил, не понимая, о чем болтает, и смотрел на их отражения, на ритмичные движения, на их блестящие от пота тела. Смотрел Эзре в лицо, отслеживая каждую эмоцию. Тот раскраснелся, волосы растрепались, по вискам катил пот. Колин наклонился, слизал несколько капель и прошептал: — Хочешь кончить, Эзра? — он толкнулся чуть резче и сильнее, выбивая полузадушенный стон. — Хочу. Да, хочу. — Тогда держись. Колин выпрямился и задвигался быстрее, забыв обо всем, растворяясь в своем собственном удовольствии. Теперь Эзра принимал легко, расслабился, подавался навстречу. И Колина накрыло: уши заложило, мышцы живота скрутило в сладком спазме, по позвоночнику вниз потек жар, а потом накатила слабость. Дав себе пару секунд отдышаться, он скользнул ладонью Эзре под живот, но тут же понял, что от него больше ничего не требуется. Стараясь действовать нежно, Колин вынул член, развернул Эзру к себе и поцеловал. Без особой пылкости, не проникая языком в рот, лишь осторожно приласкал губы и отстранился. — Ты как? — Охуенно, — прошептал Эзра, улыбаясь. Вид у него был, как у обдолбанного. Усмехнувшись, Колин убрал с его лица прилипшую к коже прядь волос и произнес: — Я рад, что тебе нравится. Но запомни, Эзра. Секс должен быть честным. С самого начала. Иначе отношения закончатся плохо. Если ты это усвоишь, у нас все будет хорошо. — Я понял, Колин. Я не совсем дурак, — серьезно ответил Эзра. — Я знаю, — кивнул Колин. Он надеялся, что этого будет достаточно.