* * *
Океан был как всегда потрясающ. Колин ни разу не пожалел, что купил дом с видом на него и город. Глядя на эту панораму, дышалось и даже думалось легче. Она отвлекала от любых неприятных мыслей. Впрочем, сейчас настроение у Колина было скорее хорошим. День Рождения прошел отлично. Настолько, насколько это вообще возможно. Хотя не обошлось и без острого чувства тоски и ощущения, что Колин в своей жизни что-то упускает. Оно появлялось каждый раз, как он смотрел на свою семью и своих друзей, оставшихся в Лос-Анджелесе. В Нью-Йорке он жил совсем не такой жизнью, как здесь. Там все было сложнее, там почти никого не было рядом. Кроме группы, но и в ней не все было так гладко. Хорошие отношения у него были только с Райли. С Уиллом они скорее приятельствовали, а вот Бен… Им так и не удалось нормально сработаться — после одного неприятного случая. Колин поморщился, вспоминая об этом, но неприятные размышления прервал звук пришедшего сообщения. СМСка от Эзры: «С Днем Рождения!» и селфи, на котором Эзра кривлялся и выглядел таким придурком, что Колин усмехнулся. — Как хорошо, что жара ушла, — раздался за спиной голос Клодин. Вздрогнув, Колин спрятал телефон и тут же выругал себя за поспешность. — Что это ты суетишься? Получил поздравление от кого-то особенного? — Все, кого я считаю особенными, здесь, — ответил Колин и добавил: — Кроме мамы. — Это грустно, Колин. — Клодин встала рядом, обняв себя за плечи и глядя вдаль. — Я так не считаю. У меня есть все, что мне нужно. Больше даже, чем я заслуживаю. Дети, семья, друзья, карьера, деньги — все. Мне большего не надо. Я счастливый человек. А вся эта ерунда про то, что каждый из нас должен быть в паре, — это со мной не работает, сама знаешь. Сексом можно заниматься и без отношений. — Твое право строить свою жизнь так, как считаешь нужным. И ты зря думаешь, будто чего-то не заслуживаешь. Все мы делаем ошибки, но не у всех хватает мужества их признать и исправить. Тебе хватило. За это я всегда тебя уважала. — Даже когда орала на меня за то, какой я дебил? — В те моменты чуть меньше, — усмехнулась Клодин. — Пойдем, уложишь Генри. Да и Ким с Джеймсом скоро пойдут. И не забудь поблагодарить за поздравление, — добавила она, кинув красноречивый взгляд на телефон у Колина в кармане. Тот подавил недостойное, незрелое желание обрызгать сестру водой из бассейна и направился обратно в дом.* * *
Следующие две недели после возвращения в Нью-Йорк Колин работал, как проклятый. Свободного времени хватало только на еду, сон и секс. Еды и сна было мало, секса — много. Эзра приходил к нему почти каждый вечер в полночь, а уходил в середине ночи, никогда не оставаясь до утра. Их обоих это устраивало. Премудростям плотской любви Эзра учился быстро и с энтузиазмом. Он оказался одновременно щедрым и требовательным любовником, не терпел ограничений и рамок и собирался попробовать все, что Колин мог ему предложить. Про работу или личное они в постели практически не говорили. Лишь сразу после приезда Колина из Эл-Эй Эзра спросил, как прошел день рождения, на что получил общий ответ без особых подробностей. Иногда они переписывались в WhatsApp в течение дня, кидали друг другу забавные картинки или селфи-фотографии. Это происходило не так уж часто, однако ребята из группы почти сразу поняли, что у него кто-то появился. Тот не отрицал, но про Эзру, конечно же, ничего не рассказывал. Не то чтобы он не доверял ребятам. Они прекрасно знали о его романе с Джаредом, который случился почти десять лет назад, для них его бисексуальность не была бы сюрпризом. Но об Эзре Колину говорить никому не хотелось. Эзра же в свою очередь признался, что сам он рассказал обо всем только двум людям. — Джош и Лайла мои лучшие друзья. Я с ними знаком с музыкальной школы, и в свое время они меня практически спасли. Вытащили из глубокой депрессии. Если бы не они, я бы не был сейчас тем, кто я есть. Колин тогда удивился: — Не видел никого похожего на твоей домашней вечеринке. — Они не этого круга, — пожал плечами Эзра. Колин не стал уточнять, что он имеет в виду. Про депрессию он тоже не спрашивал, в его жизни их тоже было хоть отбавляй, и Колин знал, насколько это может быть неприятной темой. Однако не прошло и недели, как Колин все же невольно затронул ее, хотя изначально спрашивал совершенно о другом. Разговор этот случился в ночь с субботы на воскресенье. Ни у Колина, ни у Эзры на следующий день не было никаких важных мероприятий с утра, поэтому они позволили себе не торопиться. Они лежали в гостиной на полу у окна, Эзра курил, стараясь направлять дым в открытую форточку, а Колин глядел на его профиль, размышляя на отвлеченные темы. — Удивляюсь, как ты дожил до девятнадцати лет девственником, — произнес он через какое-то время, нарушая уютную, полную неги тишину. Эзра усмехнулся и, затянувшись в последний раз, затушил сигарету о пепельницу. — Все ждал, когда ты спросишь. — Я не спрашивал. Это не мое дело. — Но тебе же интересно? — обернулся к нему Эзра. Улегшись на живот, он подгреб под себя подушку и попытался устроиться на жестком полу максимально удобно. — Интересно, — не стал отрицать Колин. — Собираешься рассказать? — Почему бы и нет, я это уже пережил. Хотя мне понадобилось много времени. — Дело в родителях? — Не совсем, — уклончиво ответил Эзра. — Думаю, чтобы ты понял, мне нужно будет начать издалека. Дело в том, что в детстве у меня друзей не было. Я был немного странным ребенком, к тому же здорово заикался. — Ты заикался? — не смог сдержать удивления Колин. Сейчас в речи Эзры не было ни намека на это. — Да, я давно от этого избавился, но в шесть-семь лет, стоило мне хотя бы чуть-чуть понервничать, я не мог и двух слов связать. Я долго лечился, ходил к логопеду, психологу, потом мама по совету доктора записала меня в оперу. Не сразу, но это помогло. Однако до этого момента моя жизнь в школе не была простой. Да и потом легче не стало. Я заболел оперой, музыкой, творчеством. Мне были неинтересны обычные мальчишеские игры, с одноклассниками говорить было практически не о чем. Социализация моя была на нуле. Все осложнялось тем, что общения мне очень хотелось. Я по своей сути не одиночка совсем. И вот, когда мне было двенадцать, в музыкалке я познакомился с Брэдом. Он был безумно талантливым скрипачом, намного лучше меня, но скрипку ненавидел всей душой. В музыкальную школу его отдал отец, который видел в сыне нового Паганини. До этого тот учился у домашнего преподавателя, однако того по каким-то причинам пришлось уволить. Брэд говорил мне, что сам его довел, но подробностей не рассказывал. Сейчас, когда я об этом думаю, мне кажется, что учитель приставал к нему. Это многое бы объяснило — ненависть к скрипке, например, и многое другое. Но доказательств у меня нет. В общем, мы подружились. Фактически, это был мой самый первый друг, не считая моих сестер. Для меня это было как приглашение в Хогвартс, как подарок с небес. Я был безумно счастлив. Примерно в это же время я стал осознавать свою… гомосексуальность. Надо ли говорить, что в Брэда я втрескался по уши? — усмехнулся Эзра, снова схватил сигареты и вытащил одну из пачки. — Сначала мне не нужно было от него ничего, кроме того, чтобы он был рядом. И он был. Брэд был из очень богатой семьи, которая посчитала лучшим решением для сына домашнее обучение, так что общение со сверстниками ему было в новинку. Думаю, ему наша дружба была так же важна, как и мне. Потом он начал что-то замечать. Да и тяжело было не заметить, как у меня периодически стояло на него. Мы не обсуждали это, но кое-что между нами изменилось. Мы стали более близки физически. Ничего серьезного, даже не целовались, лишь… трогали друг друга чуть более чувственно, нежели это принято среди мальчиков. И вот, когда нам было по четырнадцать, мы впервые поцеловались. Это был мой первый настоящий поцелуй, и он был прекрасен. А потом у меня был самый лучший в жизни год. Примерно в это же время я стал дружить с Джошем и Лайлой — мы вместе участвовали в городском конкурсе классической музыки. — Неужели за год вы так с этим парнем и не переспали? Эзра ответил не сразу. Он глянул на сигарету, которую держал в руке неприкуренной, будто забыл, что брал ее, поискал зажигалку, не нашел и убрал сигарету обратно в пачку. — Я хотел. Очень хотел, был готов на все: снизу, сверху, без проникновения, отсос — не важно. Но Брэд тормозил, отшучивался, мог отдрочить в одежде, но на этом все. А я не хотел давить, чувствовал, что не стоит. Я был счастлив и сходил с ума. — И как все закончилось? — Хуже некуда. Нас застукал преподаватель по истории скрипки в пустом классе. Это был один из тех редких моментов, когда мы зашли очень далеко. Я лежал на парте, с расстегнутыми рубашкой и штанами, Брэд ставил мне засос на ключице, мы увлеклись. Как открылась дверь, не заметили. Скандал был страшный, вызвали родителей, устроили совет учителей, отчислить хотели. Но у отца Брэда было громкое имя, он не хотел привлекать такими мерами к себе внимание, не желал, чтобы поползли слухи, будто его сын — гей. Так что он попросил все замять, но Брэда из школы забрал. Естественно, встречаться нам запретили, даже попрощаться не дали. Хотя, не думаю, что Брэд хотел меня видеть. Как оказалось, он очень боялся своего отца, пытался доказать, что он не пидор, что это все моя инициатива, что ему даже не было особо приятно и так далее. Наградил он меня тогда комплексами на годы вперед, — фыркнул Эзра, сунул руку под подушку и с легким удивлением на лице выудил оттуда зажигалку. — Следующие два года превратились в кошмар: я перестал учиться в обычной школе, чуть не бросил музыкалку, начал курить сигареты и травку, ходить на вечеринки. Приходил домой в невменяемом состоянии, удивительно, что я вообще добирался до дома. О родителях не думал вообще. А ведь им тяжело дался даже тот факт, что их сын — гей. Мама пыталась говорить со мной на эту тему, советовала обратить внимание на девочек, попробовать. В конце концов мы перестали поднимать этот вопрос, когда я пообещал, что подумаю. И я правда пробовал. Но нет, все еще гей. Выбраться из этого дерьма мне помогли Джош и Лайла. Они были в курсе всей ситуации и поддерживали меня, как могли. Прикрывали от родителей, держали волосы, пока я блевал, выслушивали пьяные откровения, были рядом. Музыкалку я все-таки не бросил, и на одном из концертов меня заметил очень влиятельный в мире музыки человек. Я ему понравился, он предложил мне работать с Коламбия Рекордс. Я согласился. После этого моя жизнь изменилась. Пахать пришлось очень много, на пьянки, переживания и личную жизнь времени не осталось. Только когда переехал сюда, захотелось что-то изменить, пора было избавляться от комплексов, — пожал плечами Эзра и замолчал. Колин тоже не торопился что-либо говорить, переваривая рассказ. Был в нем один момент, который не давал покоя, но он никак не мог решить, стоит ли уточнять. Наконец, Колин спросил: — А с чего ты взял, что Брэда домогался учитель? Тебе не приходило в голову, что он… — он запнулся, не зная, как сказать помягче. — Никогда не хотел меня, а просто пользовался моей влюбленностью? Приходило. Чаще, чем хотелось бы, — опустив голову, Эзра скрыл лицо за волосами и признался. — Поэтому меня твои слова про то, что мне нужно было заказать шлюху, очень задели. Сам того не понимая, я поступил так же, как Брэд. — Ты не пользовался моей влюбленностью. — Детали. — Не нужно делать из меня жертву. Тем более, мы это уже проехали, — Колин перекатился по полу к Эзре, перевернул его на спину и навис сверху. — У тебя был травмирующий опыт, но ты его пережил. И должен гордиться собой. Это нормально, что после всех этих событий в тебе поселился страх, но ты не должен позволять ему брать над тобой верх. — Заделался в психотерапевты? — улыбнулся Эзра, начиная ерзать под Колином из-за медленно накатывающего возбуждения. В конце концов они оба была совершенно голые и находились друг к другу слишком близко. — Я отличный психотерапевт. У меня даже есть своя уникальная методика лечения, включающая в себя применение очень эффективного препарата. — И что это за средство такое? — Волшебный ирландский хуй. Эзра заржал, закрыв лицо руками, а Колин не унимался: — Этот препарат показан к частому и длительному применению. Орально и анально. Если ты согласен с озвученным методом лечения, то предлагаю приступить. Наклонившись, он поцеловал Эзру чуть пониже ключицы, потом в шею, а затем, когда тот убрал руки от лица, в губы. — Ну? Что скажешь? Эзра ничего не сказал, но ответ его был и так понятен.