В первый раз всегда больно

Колин лежал на чистых, ослепительно белых простынях, вокруг было много света, он затопил всю комнату, и создавалось ощущение, что кроме кровати в ней ничего и нет. Рядом на боку расположился Эзра, улыбающийся, красивый, в такой же белой, как простыни, ночной рубашке до колен. Смотреть на него такого было почти больно. Затаив дыхание, Колин протянул руку и коснулся кончиками пальцев нижней губы Эзры, затем повел ими вниз, погладил по подбородку, шее, дотронулся до завязок на ночнушке и распутал их, обнажая часть груди. — Погоди! — рассмеялся Эзра, хватая Колина за руку. — Я хотел сыграть, помнишь? Колин, признаться честно, не помнил, но кивнул. — Я сейчас, — Эзра вскочил с кровати и вытащил из-под нее скрипку. — Что бы ты хотел услышать? — Тебя. Кивнув, Эзра встал в позу, поднес инструмент к подбородку и начал играть «Реквием по мечте». В этот раз Колин даже не поморщился, мелодия вообще его не смутила. Он ее и не слышал почти, больше смотрел на Эзру: на его вдохновенное лицо, красивые музыкальные пальцы, на свободную простую ночную рубашку, которая колыхалась от каждого движения. Смотрел и не мог наглядеться. — Колин, не отвлекайся! — строго сказал Эзра, не прекращая играть. — Слушай! Он слушал. До тех пор, пока сознание не уплыло, и он не проснулся. Пробудившись, Колин некоторое время смотрел в потолок своей спальни в лос-анджелесском доме, прокручивая в деталях свой сон. За шесть месяцев, прошедших с их расставания, Эзра приснился Колину впервые. Да и вообще впервые, если подумать. Да еще и в таком ярком сне. Настолько ярком, что у Колина до сих пор в ушах играл «Реквием по мечте». Или… стоп. Колина в секунду смело с кровати, и он, натянув на голое тело джинсы, вылетел из комнаты. Звук доносился из библиотеки, где и стояло фортепиано. Колин его купил лет семь назад, не зная зачем. Сам он играл неважно, тренировался редко, инструмент простаивал. Не считая тех ужасных дней, когда за него садился Джеймс и мучил обитателей дома хлопаньем по клавишам. Но сейчас за фортепиано сидел кто-то, кто играть умел и делал это с явным удовольствием. У этого человека были длинные, стянутые петлей на затылке, волосы, одет он был в светлую рубашку навыпуск и драные джинсы. Когда Колин зашел в комнату, он обернулся лишь на секунду, а потом продолжил играть. Он то ускорял мелодию, то замедлял ее, то с силой нажимал на клавиши, то еле касался их. Композиция стала почти неузнаваемой, но эмоциональность и тревожность из нее не исчезла. Покачав головой, Колин развернулся и направился обратно на второй этаж, чтобы нормально одеться и почистить зубы. Фортепиано, издав фальшивый звук, замолкло, и у Колина за спиной раздались быстрые шаги. — Гостеприимства в тебе ни на грош, — вздохнул Джаред с притворным сожалением. — Хоть бы поприветствовал старого друга. — Кто тебя впустил? — проигнорировал реплику Колин. — Клодин. Она сказала, что ты спишь, но я пообещал ей разбудить тебя. — Очень мило с ее стороны было тебе довериться. — Ты на меня злишься за что-то? — по шагам Колин понял, что Джаред остановился. Он тоже замер, обдумывая ответ. Злится? Колин с удивлением осознал, что да, злится. И причина для этого не имела к Джареду, на самом деле, никакого отношения. Просто сон и эта дурацкая музыка вывели его из равновесия. Настолько, что в библиотеке он ожидал увидеть другого человека. — Не на тебя, — ответил на вопрос Колин, оборачиваясь. — Встал не с той ноги. И тебе следовало позвонить перед приездом. — Это было спонтанное решение. Дернув уголком губ, Колин перевел взгляд с Джареда на стену и обратно, вздохнул и как-то враз успокоился. Ему даже стало смешно и неловко за себя и свои неуместные эмоции. Смущенно взлохматив волосы на макушке, Колин улыбнулся: — Ладно, приехал так приехал. Иди сюда, — он раскрыл объятие, и Джаред, пусть и не без колебаний, ответил ему, обдав запахом своего одеколона. — Прогресс. Десять лет назад ты бы выкинул меня из дома. Стареешь? — Старею, — согласился Колин и отстранился. — Подожди меня на кухне, я сейчас подойду. Можешь кофе мне пока сварить. — Вот еще, нашел баристу. И все же, когда Колин спустился вниз, на барной стойке его ждал горячий кофе. Себе Джаред тоже налил и теперь цедил по глотку, сидя на высоком стуле и просматривая ленту твиттера на телефоне. Колин подтянул к себе свою чашку, отпил за раз почти половину и занялся приготовлением завтрака. — Итак, мне стоит спрашивать, откуда ты узнал, что я в городе? — поинтересовался он, делая себе прекрасный, наивкуснейший бутерброд с сыром. Джаред, который животные жиры в пищу не употреблял, скривился. — Приехал почти наобум. Я читал, что тур в поддержку нового альбома у вас закончился, а после него вы решили сделать перерыв. И я подумал, что ты, скорее всего, отправился домой в Эл-Эй. Долгий перерыв планируете? — Года два. — Вау, — Джаред отложил в сторону телефон и внимательно посмотрел на Колина. — Серьезно, два года? Это из-за… ну, истории с видео? — Это из-за того, что мы устали, — пожал плечами Колин. — Группа на сцене уже почти семнадцать лет, за это время мы ни разу не делали долгих перерывов, особенно с тех пор, как переехали в Америку. Думаю, пришло время. Не буду врать, будто скандал с видео никак не повлиял на это решение. Меня полгода спрашивали исключительно о нем. Ничто другое интересно не было: ни тур, ни музыка, ни клипы. Только мои отношения с Эзрой. Так что да, я устал. Я хочу спрятаться в своем доме, запереть все двери и не вылезать отсюда два года. — Врешь, — фыркнул Джаред. — Вру. Хочу съездить в Ирландию с сыновьями. А после, может, сняться в кино еще раз. Я однажды прочитал в каком-то издании, что актерского таланта во мне больше, чем музыкального. И вот я все думаю, вдруг прав был тот журналист? — Актерам тоже приходится общаться с журналистами и отвечать на неудобные вопросы. — Знаю. Но мне нужна смена обстановки. Заняться чем-то другим, не музыкой. Подумываю записаться на йогу еще, кстати. — Тебе будет полезно, — согласился Джаред, вынимая из корзины с фруктами сочную грушу. — И перерыв — это хорошо. Мне даже жаль твоего мальчика, ему в отпуск уходить никак нельзя. Колин поморщился: — Нам обязательно говорить об Эзре? — Если тебе неприятно, то не будем, — Джаред поднял руки, будто сдаваясь, и вгрызся в свою грушу. На то, как Колин делает свой бутерброд с плавленым сыром и клюквенным джемом с чили, он старался не смотреть. Колин же тем временем почти закончил с этим и повернулся к кофемашине, чтобы сварить себе свежего кофе. Это позволило взять паузу в разговоре и собраться с мыслями. Несложно было понять, что Джареду интересно поговорить об Эзре. Вряд ли он приехал только за этим — не настолько нетактичен, но это не значило, что ему не любопытно. Колин не знал, хочет ли он поднимать эту тему. Вся его семья, в противовес журналистам, делала вид, что никакого видео и никакого романа не было. Они наверняка готовы были его выслушать в любой момент, но сами никогда об этом не заговаривали, разве что вскользь. Колин ощущал себя человеком, выжившим в теракте, которому все окружение старается не напоминать о страшных событиях. Это даже немного раздражало. — Уверен, что Эзра справится с трудностями, — сказал Колин, садясь напротив Джареда. — И Кевин ему поможет. Рад, что у них получилось договориться о сотрудничестве. — Не без твоей помощи, вероятно. Кевин до сих пор на тебя слюни пускает? Я думал, ты вышел из его любимого возраста. Колин бросил на Джареда недовольный взгляд. — Опять ты про это? Кевин не пытался залезть ко мне в штаны, — начал он давний спор, но Джаред отмахнулся. — Главное, чтобы он помог мальчику встать на ноги. Я слышал, он и менеджера ему отличного подогнал. — Я вижу, ты нахватался сплетен. — Об Эзре в музыкальной тусовке сейчас много говорят. Будь у него в любовниках кто-то обычный, быстро бы забыли. А тут сам Колин Фаррелл, — Джаред скривился. Они в свое время тоже наелись этого с лихвой, хотя никогда не объявляли о своих отношениях открыто. Вообще мало, кто знал, что они зашли дальше дружбы, но все равно их связь обсуждали очень и очень долго. Отчасти это и было причиной тому, что та ссора после расставания так затянулась — им не давали забыть. Колин впервые задумался, что его подтвержденная бисексуальность могла доставить и Джареду некоторые проблемы. Но тот едва ли об этом заговорит, гордость не позволит. — Менеджер Эзры правильно сделал, что подогнал ему подружку, — Джаред запнулся и бросил на Колина осторожный взгляд. — Ты же знаешь об этом? — Мне донесли уже, не волнуйся, — фыркнул тот, жуя бутерброд. — Эрин Акстелл. Довольно симпатичная. Кажется, он с ее группой записывает совместный сингл. — Ты веришь в их роман? — Все может быть, но у Эрин был очень некрасивый развод, ей сейчас нужна новая любовь так же, как и Эзре. Это если опустить вопрос ориентации, которая по щелчку не меняется. Но ход хороший, ты прав. Однако жаль, что Эзре снова пришлось прогнуться. — Ты так за него переживаешь. Начинаю подозревать, что твои чувства глубже, чем ты пытаешься показать, — заметил Джаред, внимательно глядя на Колина. Тот пожал плечами: — Я не собираюсь тебе ни в чем признаваться. Это мое личное дело. — Само собой. Я не претендую. Кто я такой? Всего лишь твой друг. Ну, или считаю себя таковым. — Не прибедняйся. Я все равно тебе не верю, — фыркнул Колин. Джаред не поддержал шутливый тон. — На твоем месте я бы вообще никому больше не верил, кроме семьи, — в этих словах прозвучала злость. Колин удивился такой вовлеченности в его проблемы, и это даже немного растрогало. Все же особо близки они с Джаредом не были: ни когда спали вместе, ни после примирения. Так что эта поддержка с его стороны оказалась неожиданно приятной. — Это не первое предательство в моей жизни. Не скажу, что я привык, к этому нельзя привыкнуть, но и паранойю свою развивать не собираюсь. Мне хватает той, что есть. — Ты удивительно спокойно к этому относишься. — Нет, — резко ответил Колин, отодвигая от себя недоеденный завтрак. Есть расхотелось. — Я был в бешенстве. Но прошло полгода, и я не могу больше вариться в этих эмоциях. Все кончено, пора забыть, — закрыв глаза, он вспомнил сегодняшний сон и покачал головой. — Забыть и идти дальше.

* * *

Джаред пробыл еще где-то около часа и, попрощавшись, отбыл. Проводив его, Колин некоторое время бездумно слонялся по дому, с неудовольствием понимая, что разговор все же всколыхнул старательно подавляемые эмоции. И если во время тура их можно было выплеснуть на сцене, то что делать с ними сейчас, Колин не знал. В конце концов ноги занесли его в библиотеку. Фортепиано Джаред оставил открытым, и Колин подошел к нему, чтобы скрыть клавиши крышкой, но замер, так и не прикоснувшись к гладкой лакированной поверхности. Как давно он не играл? Пожалуй, больше года. Ему было стыдно садиться за инструмент, потому что пианистом он был откровенно хреновым. Эзра несколько раз просил его сыграть ему, но Колин всегда отказывал, шутя, что такую пытку для ушей не каждый выдержит. Но сейчас же его никто не мог услышать? Колин задумчиво нажал на несколько клавиш, а потом решительно сел на табурет, отрегулировал его высоту и принялся разминать пальцы, думая, что бы ему хотелось исполнить. К сожалению, он знал не очень-то много композиций наизусть. И все же была одна, которая была ему хорошо знакома и — что самое важное — отражала почти все, что он чувствовал сейчас. Именно ее он сейчас хотел бы сыграть. Лунную сонату Бетховена. Печаль, потеря, боль, ярость. Любовь. Пожалуй, сейчас Колин понимал Людвига лучше, чем в музыкальной школе. Усмехнувшись, он начал играть, и необходимость сосредоточиться вымела из головы все посторонние мысли. Осталась только музыка. Порождение чужой любовной драмы и утраты. Колин играл, не задумываясь о технике, иногда сбивался, но пальцы помнили все лучше мозга, и мелодия лилась почти ровно. Узел в солнечном сплетении, который появился еще после сна, немного ослаб, отчего дышать стало легче. Колин улыбнулся и завершил мелодию на середине. Пожалуй, хватит. Почти тут же раздался звонок с поста охраны, пришлось закрывать инструмент и идти в холл. Оказалось — пришел курьер с почтой из нью-йоркской квартиры. Забрав ее, Колин дал курьеру на чай, зашел обратно в дом и распаковал пакет с письмами. Там в основном были счета и приглашения на вечеринки, которые сразу полетели в мусорку. Нашлось и еще одно письмо, на конверте было только его имя и ничего более. Обычно такие письма отправлялись его менеджеру, потому что внутри могло быть все, что угодно — от фанатских восторгов до угроз, но если Финч прислал это ему, значит он знал адресата лично. Колин быстро разорвал конверт и развернул письмо. Оно было небольшим, написано знакомым крупным почерком на плотной белой бумаге. В углу была нарисована мультяшная пчела. Слабо улыбнувшись, Колин начал читать: «Привет, Когда я ушел утром, не прощаясь, это было, вероятно, мудрое и взрослое решение. И вот это письмо перечеркивает его напрочь. Но черт с ним, мне важнее сказать то, что уже полгода вертится у меня на языке. Хотя вру, меньше, я до этого дошел не сразу. Сначала я злился на тебя. За то, что ты решил, будто расставание для нас лучший выход. За то, что подтирал мне сопли, пока я, обдолбанный, висел на тебе в наш последний вечер. Лучше бы ты тогда меня выгнал. Ты не представляешь, как мне стыдно до сих пор. А еще я почти ненавидел тебя за то, что ты веришь в меня и мою силу духа. Потому что нет у меня никакой силы, не знаю, где ты там у меня ее увидел. Вместо нее у меня было еще много бухла и грамм десять кокаина, так что я собирался еще долго бегать от реальности, но твои слова про стержень накрепко засели у меня в голове. А так,.. да, мне пришлось долго думать, чтобы понять, как много ты для меня сделал. Даже страшно становится, когда представляю, что мог так и не решиться прийти к тебе с тем дурацким ведерком для льда. И похер на то, как все это закончилось. Я ни о чем не жалею. Ни о чем, Колин. Я благодарен тебе за все. Вот зачем я пишу. Хочу сказать спасибо. Надеюсь, ты прочтешь это письмо и эти строки. Перечитал и понял, что вышла полная ерунда, но я уже устал переписывать все снова и снова. Да и пчела прикольная. Извини за сумбур. Эзра ПС: Надеюсь, когда-нибудь ты снова придешь на мой концерт. Я буду ждать». Колин закончил читать и на всякий случай перевернул лист, но на другой стороне было пусто. Тогда он снова посмотрел на письмо и погладил большим пальцем пчелу. Это было прощание. Эзра зря переживал, что будет выглядеть невзросло. Он сказал, что хотел, и позволял Колину оставить послание без ответа, не принуждая его к общению. Колин не мог не оценить этот жест. Еще никогда с ним не прощались так красиво. Возможно, он собирался все испортить. Схватив с журнального столика шариковую ручку, Колин быстро написал несколько слов на обратной стороне письма, сфотографировал получившийся результат и отправил его по смс, надеясь, что адресат не сменил в очередной раз номер телефона. После он сложил письмо от Эзры обратно в конверт и отнес его в свою спальню, пряча его подальше от любопытных сестринских глаз. Колин не собирался светить ни послание Эзры, ни собственный ответ, написанный размашистым почерком: «Разве не принято к письму прилагать обратный адрес?».