Минута за минутой, километр за километром — Кристофер чувствовал, как мерзко тянуло в груди осознание собственной беспомощности. И личность похитителя казалась ему куда менее важной в сравнении с его собственной участью. Если его все же хотят убить, то должна быть причина. Месть за жертв — веский и самый очевидный повод, однако человек, увезший его, далеко не похож на импульсивного скорбящего родственника. Как раз напротив, он организованный и расчетливый, такой, будто проворачивает подобное далеко не в первый раз.
Кристофер думал. Пожалуй, настолько усердно, что начало подташнивать. Шутки шутками, а умирать не хотелось. И он, внезапно обратившись к своему скандинавскому нраву, решил побороться. Хотя бы попробовать, а не просто согласиться со своей судьбой, которую почему-то решили за него.
Забавно. Пелант и сам понимал, до чего поучительная, наверное, складывалась ситуация: убийца со стажем оказался в ловушке садиста. Отличный заголовок для мелкокалиберной прессы, не более. На деле же Кристофер не чувствовал особой драмы и не придавал своему похищению никакого нравственного значения, он вообще ничего не испытывал, за исключением органического ужаса. И этот ужас вторил ему: сделай что-нибудь, или тебе крышка. А у Кристофера, к слову, всегда была хорошая чуйка.
Из доступных вариантов оставался, наверное, только один: выбить тормозные фонари. Но стоило также понимать, что таким образом из багажника не вылезти, зато впечатление на водителя произвести удастся. Фара вылетит с невероятным грохотом, а в автомобиле мигом загорится датчик неисправности после отсоединения проводов. Можно было понадеяться на машины позади, которые заметят торчащие из багажника руки и сообщат в полицию, однако в такое время существовала вероятность, что никого поблизости не окажется. Следовательно, рассчитывать в таком случае только на себя.
Пелант сомневался, впервые в жизни столь сильно не был уверен в том, что делает. Но бездействие казалось в стократ хуже. За считанные мгновения в голову влетел целый рой разномастных мыслей о том, что ждет его в конце этого пути, если он каким-то волшебным образом не освободится. Картинки, одна хуже другой, отзывались морозом по коже, а Кристофер настолько отвык от страха, что по-прежнему на подсознательном уровне отрицал его, хотя пора бы перестать воспринимать случившееся как чью-то неудачную затянувшуюся шутку.
Он попробовал пошевелись запястьями — больно, кабельная стяжка сильно впивалась в кожу. При желании ей запросто можно было порезать все руки в кровь, не получив при этом никакого толкового результата.
Но можно было задействовать рисковую смекалку и эту кровь интерпретировать как зацепку, если его, конечно, в самом деле станут искать. Бут наверняка громче всех кричать начнет, что кое-кому наконец воздалось по заслугам и теперь можно наслаждаться жизнью, в которой нет занозы в заднице Кристофера Пеланта. Именно тогда преступник отчетливо представил, как все плюют с высокой колокольни на его принудительное исчезновение, убирают дело на задний план и расследуют с такой скоростью, что это попросту бесполезно. Пелена иллюзий мигом исчезла с лица, и стало как-то слишком одиноко самому, без навязчивых состояний. Одиноко и боязно.
Кристофер растер себе кожу на запястьях, тихо и беспощадно, таким образом, что ремешок дорогих часов пропитался красным. Эта боль отрезвляла, и с каждой новой пролитой каплей он все лучше осознавал свое плачевное положение. Пелант прикусил губу, чтобы ни единого жалобного звука не вылетело из его рта, пока он наносил себе увечья. Затем, когда жжение стало невыносимым, а от каждого движения слезились глаза, когда кабельные стяжки прорезали в его руках кровавые желоба, он остановился. Посмотрел еще раз на это убогое зрелище глазами, привыкшими к сумраку, и понял, что идти придется до конца.
Кристофер аккуратно, дрожащими пальцами снял с фары защитную панель, обеспечив себе доступ к проводам. Зубами расстегнул ремешок окровавленных часов, снял аксессуар и крепко спрятал в кулаке. Он действовал достаточно тихо, чтобы на данном этапе оставаться незамеченным, и это хоть немного радовало его. Своего рода крошечный успех в глобальной катастрофе.
Пелант внимательно слушал. Машина не изменяла скорости, не перестраивалась, не поворачивала никуда; просто неслась вперед по ровной и, казалось, бесконечной дороге. И было непонятно, куда эта дорога вела.
«Сейчас или никогда», — банальная до скрипа зубов фраза пищала в ушах, мешая концентрации. Страх полного отсутствия контроля над ситуацией, над поступками и их последствиями, мучительно изводил, заставляя мешкать, и каждая секунда такого промедления приближала к провалу. Кристофер вдохнул поглубже, затаил дыхание — будь что будет, вряд ли в случае неудачи он потеряет что-то большее, чем жизнь — дернул провода и изо всех сил ударил по тормозному фонарю.
С характерным звуком фара вывалилась наружу, а следом и выброшенные часы улетели куда-то в траву на обочину. В багажник пробился утренний свет, и единственное, что Пелант успел заметить — еще одни фары позади, слишком далеко, чтобы разглядеть высунутые связанные руки.
Автомобиль резко сбавил скорость. Настолько, что Кристофера отбросило вперед, и он ударился головой о выступ багажника позади сидений, причем приложился виском и до крови. Затем машина съехала на крутую обочину, а с нее прямо в пролесок, и преступника развезло до той степени, что он сосчитал собой все углы. Грубое, упорное торможение вплоть до полной остановки — снова удары, и к тому времени как движение полностью прекратилось, Пелант уже мало что понимал. Кроме, пожалуй, того, что в большем дерьме он еще не оказывался. Он промычал нечто бессвязное, жмурясь и рефлекторно группируясь перед очевидными ударами, которые непременно обрушатся на него после открытия задней двери.
Пускай бьет, сколько влезет. Все возможное для спасения уже предпринято, проблемы похитителю доставлены. А значит, не так плачевно обстояли дела. Глядишь, кто-нибудь обратит внимание на резко свернувший с дороги автомобиль. Или на то, как прямо на ходу вылетела фара. Ему постоянно удавалось уходить от неприятностей, которые он создавал себе сам, и он как никогда надеялся, что излюбленный трюк получится у него сейчас.
Ударов не последовало. Сидения откинулись вперед, и Кристофер увидел в салоне размытый силуэт, нависший над ним громовой тучей. Когда взгляд наконец прояснился, было уже поздно: похититель отвернул голову Пеланта в сторону, зажимая ладонью рот, и придавил его локтем второй руки, в которой держал двадцатикубовый шприц.
— Не шевелись, если не хочешь, чтобы я проколол тебе яремную вену насквозь, — пригрозил раздраженно. А голос был спокойным и крепким, будто закаленная сталь. — Так и знал, что промахнулся с дозировкой.
Кристофер многое терпел, но закрывать себе рот не позволял никому, и нынешний раз не стал исключением. Плевать ему было на последствия — он укусил чужую руку со всей силы, вцепился в кожу, ощутив на зубах вкус крови.
Напавший вскрикнул, вырвался, развернул Пеланта к себе лицом и встряхнул за грудки. Он замахнулся, словно бы намеревался впиться длинными пальцами прямо в лицо, однако в последний момент передумал.
— Не смей меня затыкать, — Кристофер сказал первым. — Желаешь получить повиновение, так прикажи доходчивей, но не трогай меня.
— О, я желаю не просто подчинить тебя, — голос похитителя дрожал от злости и какого-то маниакального экстаза, а сам он, невзирая на ситуацию, улыбался. Он говорил с некоторым придыханием, негромко, приблизившись почти вплотную, и Пелант разглядел его серые глаза и прямые брови. — Я хочу тебя прикончить. Так, чтобы ты выл от боли, чтобы просил меня остановить твое сердце как можно быстрее. Но ты такой интересный, — бросил его небрежно, точно набитый хламом мешок, — знаешь, а ты ведь первый мужчина в моем багажнике.
— А что так, вкусы поменялись? — Кристофер вроде бы улыбнулся, вроде бы пошутил, а у самого глаза чуть на лоб не полезли с испуга. Но его испытанная на прочность нервная система позволяла ему не терять лицо.
— Не совсем, ты просто отличился.
Это в самом деле был тот курьер, доставлявший ему вчера ужин. Такой высокий, мощный, широкоплечий — в одиночку с таким физически не справиться. Он взял Пеланта за скулы, на сей раз мягче, и аккуратно отвернул его голову от себя, вновь прицеливаясь к шее.
— Пожалуйста, не брыкайся и не кричи, или я чисто случайно тебя эфтаназирую, и все мои усилия окажутся бесполезны.
Кристофер и не дергался больше, только зашипел, стиснув зубы, когда в кожу вонзилась игла. И ведь вонзилась точно, с первого раза, что само по себе изумляло. Провернуть подобного рода манипуляцию при плохом освещении и на скорую руку — высший класс, если можно так выразиться. И не существовало для преступника понимания хуже того, что он попал в руки профессионала. Профессионала с больной головой.
— Это ведь пропофол? — спросил, отводя глаза. — Отличный выбор.
— Верно. И он вот-вот подействует. Кстати, спасибо за хороший урок, в следующий раз закреплю фары намертво.
***
Бреннан давно не ездила на работу, оглядываясь по сторонам. Минувшую ночь она практически не спала, дожидаясь приезда Бута с какими-либо новостями, но вот он к рассвету приехал, а позитивных известий не было: никто понятия не имел, куда Пелант делся и с какой целью устроил побег.
— Это так на него не похоже, — сказала Темперанс вчера, лежа в постели. Сонными глазами она смотрела в окно с едва колышущимися занавесками.
— Ты совсем не знаешь его, Кости, равно как и все мы, — Сили с трудом держал веки раскрытыми. Он столько разных версий выслушал и предложил за вечер, что его голова буквально кипела.
— Верно, но его поступок лишен логики. Какой смысл сбегать, если он так безупречно заметает за собой следы? Вдобавок, его домашний арест вечно гарантирует ему алиби. Все равно что зарубить дойную корову.
— Я не знаю, что ответить тебе, — обреченный вздох, — не знаю, как что-либо объяснить, — ему хотелось бы завершить мысль, однако эмоции валили через край, и было невыносимо держать их внутри: — Но от себя могу сказать, что логика есть в том случае, если он покинул дом не один.
Бреннан распахнула глаза и повернулась к нему, опираясь на локоть. Казалось, сон как рукой сняло.
— В общем, не хотел говорить раньше времени, пока мы все тщательно не проверили, но кто-то из соседей спускался на кухню и увидел в окно черный седан, Тойоту довольно дорогой модели. Она выезжала из района с выключенными фарами и превышенной скоростью. Временной отрезок подходит, это случилось минут через семь после сигнала датчика о неисправности. Похожую машину никто ранее не видел поблизости. Номера не рассмотрели, лица водителя тоже.
Темперанс далеко не сразу отыскала слова для достойных комментариев. Услышанное в корне противоречило всей проделанной Свитсом работе и тем немногочисленным, но метким намекам, которые Кристофер оставлял ей лично. Социопаты всегда действуют в одиночку, из правила нет исключений.
— Это странная версия, думаю, ты и сам понимаешь, — она повернулась обратно на спину, складывая на груди руки. — Может, он бежал не от нас?
— И что же он тогда сделал такого, раз вынужден прятаться? — хмыкнул Бут, однако без капельки веселья.
— Надеюсь, моя догадка тоже некорректна и вскоре его отыщут Федеральные маршалы.
— Да они под каждый куст заглянут, как и мы, к слову. Завтра его морда появится во всех СМИ крупным планом.
— Не сомневаюсь, но мне все равно кажется, будто мы что-то упускаем.
Бреннан ненавидела это чувство неизвестности. Ее знания вкупе с ресурсами команды Джефферсона, Сили и Свитса приносили плоды, они выстраивали картину происшествия в считанные часы, однако здесь связь нарушалась, и они совершенно не могли отследить причину или предсказать следствие. Это пугало и раздражало наряду с пониманием того, что каждая минута промедления может выйти всем боком.
***
— Доброе утро, — поздоровалась Энджела, увидев Бреннан у входа в секционный зал. На ее лице была лучезарная улыбка, которая к концу фразы стала какой-то натянутой, принужденной: — Если его правда можно назвать добрым.
— Вчера я засыпала с мыслями о Пеланте в голове, а сегодня проснулась под репортаж о его побеге. Ничего доброго в моем утре нет, но это, несомненно, утро, — со вздохом усталости она натягивала перчатки. — Кэм, что у нас?
— Тело нашли около семи часов утра на обочине трассы. Очевидно, его туда выбросили. Согласно нашим с Ходжинсом заключениям, опираясь на состояние слизистых и кожных покровов, смерть наступила порядка двенадцати часов назад. Жертва полностью одета, обувь также на месте. Следов шин непосредственно на обочине не обнаружено.
— Откуда тогда вывод о месте ее смерти?
— Она скончалась от кровопотери, вызванной глубоким надрезом в области голени. Тем не менее, на обочине ни капли крови, джинсы практически идеально чистые. А вот сам надрез обработан и зашит.
— Да уж, у убийцы явно стоит пунктик на перфекционизме, — Энджела скривилась, поднимая фотоаппарат.
— Не просто пунктик, а целый ритуал, — Бреннан нахмурилась, напряглась.
Она обошла обнаженное женское тело, рассматривая его с неподдельным беспокойством, невзирая на то, что не предпочитала обычно работать с плотью.
— Здесь всюду отметины, — сказала она. — Синяки, ссадины, порезы. При этом их характер и расположение строго упорядочены, что наталкивает на выводы о телесных пытках.
— Бедная, на ней ведь живого места нет… — согласилась Монтенегро.
— Подобный почерк не характерен для единичного убийства, так работают серийники и мафия, — Кэм подошла ближе, обращая внимания на сильное истощение жертвы. — Но она не похожа на наркоторговку. Проблема в том, что при ней не нашли личных вещей, так что с установлением личности придется подождать.
— А что еще при ней обнаружили? Может, какие-либо украшения?
— Кажется, да, — припоминала Саройен, пока Энджела искала нужные фотографии на ближайшем компьютере. — Почему спрашиваешь?
Темперанс не ответила, вместо этого уставилась на снимок кулона, снятого с шеи покойной. Он был металлический, круглой формы, на серебряной цепочке. А еще на нем читалась гравировка: дата, вчерашнее число.
— Ювелир… — сказала Бреннан и принялась сдергивать перчатки. Ее губы дрогнули, а глаза тревожно округлились. — Это все фотографии?
— Нет, должны быть еще.
Монтенегро, равно как и ее начальница, не решились расспрашивать прямо сейчас, чувствуя, как не хватает для этого поводов, поэтому сочли правильным предоставить Темперанс всю необходимую для размышлений пищу и молча ждать результата.
— Стой! — дернулась Кости. — Видишь, еще одна гравировка на обратной стороне. Сможешь увеличить?
— Секунду… Это похоже на цветок, или я ошибаюсь? — она отдаленно догадывалась, в какую сторону склонялась ситуация, а потому заранее нервничала, однако все развивалось чересчур быстро.
— Это он и есть. Дурман.
— Не самое ходовое растение, в букеты такие обычно не кладут, — Кэм поежилась. Она, определенно, слышала про зверства Ювелира в соседних штатах, однако никогда за ним не водилось цветочных гравировок на кулонах, которые он отливал персонально для каждой из своих жертв.
— На языке цветов означает «обман».
Повисло гробовое молчание, в котором смешались скорбь, сожаление и оправданный страх; мысль о том, что они столкнулись с проблемой небывалого масштаба, содержащей в себе кучу личного. Наконец, Бреннан заговорила:
— Кэм, мне нужна токсикология как можно скорее, попроси интернов очистить кости, — она торопилась к выходу из секционного зала. — Энджела, установи личность и адрес убитой. Возможно, она из другого штата. А я к Буту. И да, — обернулась в дверях. — лучше сейчас не использовать телефоны и сеть для обсуждения этого дела. Думаю, вы понимаете, почему.
