Someone worse

— Ну же, я ведь знаю, что помнишь, — настаивал Алан. Он пододвинулся поближе и заглянул Пеланту прямо в глаза в знак собственного превосходства. — Да и как можно забыть такую красавицу? Кристофер молчал. Потому что понятия не имел, с какого бока подходить к разговору и что именно от него сейчас хотели услышать. Очевидно, Алан только начал свое издевательство, и оно обещало затянуться надолго. — Ты что, ее бойфрендом был? — пока он держался похвально для столь бедственного положения. — На родственника не похож. — У меня нет датских корней, в отличие от некоторых. Зато, должно быть, это вас и сблизило, так? Ингер оказалась рада встретить земляка. Начитанного, интересного, воспитанного. Пелант отвел глаза. Он вспомнил, как все это случилось. Как он якобы случайно подошел к выбранной заранее жертве, выцепив ее на улочках студгородка, поздоровался с сильным скандинавским акцентом и спросил, какие направления преобладают в университете. А она улыбнулась, рассказала ему на английском — правда, с запинками — и под конец засмущалась от того, как завороженно на нее смотрели. — Tak for forklaringen*, — сказал Пелант и увидел, что глаза Ингер наивно засверкали. Он давно не говорил на родном языке. Было время, он даже пытался забыть его, отрицать, однако не вышло, и он по-прежнему великолепно владел датским. — Вы тоже из Дании? — спросила она с трепетом, перебирая в руках снятый с плеча рюкзак. — Тоже? Так вот откуда столь благородные черты лица, я мог и догадаться, — Пелант вложил в свою улыбку высококлассное обольщение, хотя он не притворялся, ему в самом деле было приятно на нее смотреть. — Кристофер. — Ингер, — смеясь, с порозовевшими щеками, она ответила на рукопожатие, и с этой самой секунды для нее начался обратный отсчет. — Да ты сам на датчанина не очень-то похож, к слову, — придрался Алан, — ладно, не мое дело. Скажи, она первая пригласила тебя к себе? — Я не напрашивался, это неприлично. Постой, а откуда ты…? Кристофер спросил и почувствовал, как его с ног до головы пронзила жуть. Она отражалась покалыванием в пальцах, холодом в ладонях и паникой в сердце. Что бы ни происходило в последние дни жизни Ингер Йохансен, это не осталось без чьего-то нездорового внимания. И он далеко не себя имел в виду. — Тебе какое дело до нее? — огрызнулся он, потому что предыдущий его вопрос был проигнорирован. — И до меня, следовательно. — О, мой друг, я угробил целый месяц, чтобы спланировать похищение Ингер Йохансен, тогда как ты влез и за два дня все испортил. Это если вкратце. — А если не вкратце? — Пелант опасливо покосился и сглотнул. Такого он точно не ожидал. Что угодно, но встретить обиженного на весь свет конкурента — совсем перебор. Интересно, насколько ничтожная вероятность выпала именно ему? Один на миллиард? На несколько? Да уж, излюбленное везение отвернулось от него жестоким образом, и Кристофер прочувствовал это во всей красе, пускай не верил в правило бумеранга. — Если не вкратце, — продолжал Алан без прежнего энтузиазма. — То я был зол как сам Дьявол, наблюдая за тем, как все мои планы летят псу под хвост. Но я упорно следил, огорчаясь все больше, сначала за вами, потом за тобой. За тем, как она пригласила тебя вечером в дом, за которым присматривала, и вы долго сидели на кухне, о чем-то болтая. А затем началось самое интересное, не правда ли? — Где ж ты прятался? — злился Кристофер. Ему совсем не хотелось слушать из чужих уст о произошедшем далее. — В собачьей конуре соседского двора? Похититель усмехнулся, будто бы в самом деле оценил чувство юмора. Но затем ударил Пеланта под дых так, что у того грудная клетка заспазмировалась напрочь. Он принялся кашлять, рефлекторно пытаясь высвободить руки из оков, однако ничего не получалось, он только сильнее надрывался. А когда немного отдышался, то поднял заслезившиеся глаза и увидел напротив себя безжалостную улыбку. — Я, кажется, понимаю, почему Ингер было с тобой интересно. Настолько, что она пустила тебя к себе в постель, — очевидно, он намеренно уходил от ответа, и располагал всеми условиями для этого. — Ну и как она? Кристофер молчал. Он не собирался отвечать ему, даже если придется за такое решение поплатиться. Они впервые поцеловались в дверном проеме, между гостиной и кухней. Не то чтобы Пелант заранее это планировал — нет, скорее допускал, и ему просто захотелось, как всякому мужчине, проведшему вечер в компании милой очаровательной девушки. А Ингер не оказалась против. Он целовал ее нежно, равно как и касался зубами по-скандинавски бледной кожи на ее шее, пока она тяжело дышала в такт его длинным пальцам. А когда он почувствовал ее полностью, когда она крепко обняла его за спину, прижимаясь ближе, ему захотелось наплевать на планы. Однако он знал в глубине одержимого сознания, что эта дорога для него закрыта, что придется в конечном итоге сделать намеченное. Слишком много своих отпечатков и ДНК он оставил в доме, слишком опасным свидетелем стала бы Ингер впоследствии, и все же он оттягивал трагичный момент, наслаждаясь каждой секундой их близости. — Я тебя спросил, — процедил Алан сквозь зубы. — И что? Я тоже о многом спрашивал тебя впустую. Так, выходит, ты обижаешься из-за того, что я отобрал твою игрушку? Или стой, подожди, — Кристофер точно знал, что выводил его, однако он не мог отказать себе в этом. Он состроил задумчивую физиономию, а потом широко заулыбался: — Ты злишься, потому что у меня получилось это лучше. Или нет, постой… Что, проблемы с получением от девушек согласия? Он впервые видел этого парня и совсем ничего не знал о нем. Тем более, о его поступках. Однако, судя по обстановке, у него за плечами имелся богатый опыт беззакония. Вопрос лишь в том, мог ли он вправду зайти настолько далеко, насколько грозился. — Убить ее при помощи какой-то допотопной фигни? Это ты называешь «лучше»? — он не повелся на очевидную провокацию, хотя его нервы были на пределе. Любой внезапный психоз мог оборвать жизнь Кристофера гораздо раньше запланированного им срока. — Нет, спасибо, я таким идиотизмом не занимаюсь. Хотя мне понравилось, как она умоляла тебя не стрелять в нее, задыхаясь от собственных слез. А ты только приближался и говорил ей «тише», — он приставил указательный палец к губам. — Где ты черт возьми был все это время?! — Пелант и не заметил, как первым потерял козырное спокойствие. — И почему тогда не сдал меня? Отличная бы месть вышла, отправить меня в камеру смертников. — Ты настолько глупый? Не соответствуешь заявленной планке, если в самом деле считаешь, что человек вроде меня с грязными секретами станет испытывать судьбу и метить в главные свидетели. А стоял я в окне соседнего дома, на втором этаже. Я снял это жилье на время специально, чтобы осуществить задуманное и подобраться к Ингер Йохансен, — сокрушался Алан. Он даже привстал, желая выглядеть убедительней. — Я говорил с ней, так, по-соседски. Милая девушка. И идеальная жертва, к твоему сведению, которую ты у меня забрал! — от избытка эмоций он схватил дрожащими от нетерпения руками Кристофера за скулы и вдавил в подголовник кресла, продолжая безумно: — Поэтому теперь тебе придется отдуваться за нее, мой дорогой друг, по всем пунктам. — По всем? — переспросил он намеренно, пускай прекрасно расслышал. — И что, даже силой меня возьмешь? Я ведь угадал, ты тут этим занимаешься? Пеланта несло. То ли от адреналина, то ли от безумной глупости самой ситуации, из-за которой его жизнь встала под огромный вопрос. А еще ему сделалось не по себе от понимания, что Ингер в любом случае оказалась бы мертва, от его руки или нет. Это вызвало в нем приступ смятения, поскольку он привык считать вершителем судеб именно себя, и вместе с тем у его голове блеснула одна единственная мыль, что ему жаль, ведь эта простая девушка, наверное, была единственной на свете, у которой ввиду невероятного стечения обстоятельств не имелось шансов избежать собственного убийства. — О, если потребуется, — оскалился Алан ему назло, обнаружив в глазах напротив хорошо скрываемый испуг. — Мои вкусы и предпочтения остались консервативны, однако я всегда могу сделать исключение. К тому же мне нравится твой рот. Должно быть, очень пластичный, раз в него умещается настолько болтливый язык. Он провел большим пальцем по пересохшим губам Кристофера — смело, по-хозяйски — и последнему пришлось покорно замолчать. Как бы там ни было, он по всем фронтам проигрывал в этом неравном столкновении. — Классная повязка, — выкинул он в итоге, глядя на чужую забинтованную ладонь. — Да. Еще раз укусишь, зубы выбью. А вообще хочешь послушать, что с тобой дальше будет? Как там говорится, предупрежден — значит вооружен! Выше нос, впереди самое интересное, — веселился похититель и в порыве чувств потрепал пленника за щеки, как маленького ребенка. Пеланту показалось в тот миг, что его ярости хватит на взрыв, способный стереть с лица земли Вашингтон. Настолько унизительно он никогда не чувствовал себя, и самое поганое, что унижали его намеренно, каждой мерзотной ухмылкой и всяким вожделенным взглядом. — У меня есть выбор? Ты ведь все равно рассказывать начнешь… — Совершенно верно. Так вот, смотри, у тебя есть пять дней, начиная с завтрашнего. Это твои последние дни, и сразу скажу, они будут не лучшими. Право твое, конечно, навязывать не стану, но большинство моих жертв тратят это время с пользой, на самопознание. — Чистилище? — спросил Кристофер, изможденно вздохнув. Пять дней пыток, моральных и физических. Лучше бы агент Бут его пристрелил тогда, когда он спровоцировал его поддельным звонком. — Вроде того. Сам не знаю, почему так получается, но почти всегда по истечении срока они рассказывают мне о своей жизни. Плачут над хорошим и над плохим. Это я так, привожу статистику. Алан был непреклонен. Белокожий, жилистый, с вытянутым овалом лица, на котором особенно выделялись скулы. Его волосы цвета благородного дуба были аккуратно зачесаны на косой пробор. В целом он выглядел, как обыденный бизнесмен из Нью-Йорка, взявший в качестве эталона образ какого-нибудь Кристиана Грея. Он носил фирменные джинсы, часы на правом запястье и стильную толстовку с удлиненными рукавами — Пелант тогда почему-то подумал, что он прячет под ними татуировки. — В общем, по истечении срока, пока ты еще будешь жив, я сделаю тебе особенный подарок, — Алан потянулся к одному из шкафов, открыл верхний ящик и вынул оттуда заготовку для медальона, на цепочке и без гравировки. — Естественно, согласно твоим предпочтениям. И ты лично… — Ювелир… — обронил Кристофер, и в его глазах поселился наисильнейший ужас. Теперь-то он все точно понял. Ему конец, если его не разыщет ФБР. Без вариантов. Ювелир отличался жестокостью. Похищенных девушек он подвергал немыслимым истязаниям, таким, что следователи приходили в шок. Он заставлял их выть от боли, сходить с ума, молить не о жизни, а о скорейшей гибели. И непосредственно перед убийством он дарил своим мученицам именной медальон, где было выгравирована дата их смерти. Именно с данным аксессуаром на шее впоследствии и обнаруживали тела. Не Кристоферу судить, конечно, но он с самого начала считал Ювелира конченым на всю голову, и теперь, встретив его лично, в этом убедился. — Он самый, мой друг, — поклонился Алан, сбившись с мысли, однако быстро вспомнил, о чем говорил: — Так вот. Вскоре после этого твои страдания закончатся. И я исполню твою последнюю просьбу: убью тебя так, как ты сам мне прикажешь. — Тогда приступай прямо сейчас, — выплюнул Пелант, изнемогая от разрывающей грудь боли. Это был страх, смешанный с горечью и печалью, с полным осознанием безысходности. Внутри так сильно ломило, что возникало желание взмыть в воздух и разорваться на части. — Быстрее начнем, быстрее закончим. — Ну уж нет, у тебя сегодня развлекательная программа, — заворковал Алан, а потом зашел за спинку кресла, снял с предохранителя и передвинул его вместе с Кристофером в угол, прямо к стеклянным шкафам с лекарственными препаратами. Близко, но не вплотную, чтобы никак нельзя было дотянуться. — Лучше один раз увидеть, чем сотни раз послушать. Так что расслабься и получай удовольствие. А это, — указал на подготовленные инструменты. — Это не для тебя. Отчасти… Ювелир достал жгут. Аккуратно наложил Пеланту на правую руку, обработал место будущей инъекции и вежливо попросил зажать кулак, после чего легко, уверенным движением установил катетер. — Это чтобы мне с тобой потом не возиться, — объяснил он, закрепляя проделанную работу лейкопластырем. — К сожалению, данная мера не только на сегодня, но ничего, у меня рука легкая, все говорят. Когда «потом»? Что значит «возиться» — непонятно. И разъяснений не последовало. С этой недосказанностью он ушел прямо по коридору, оставив открытой дверь, затем свернул в одну из комнат, и Пелант услышал женский голос. Вернее, это был самый настоящий плач. Вопль, от которого невольно сжималось даже самое гнилое сердце. Но у Алана, кажется, сердца не было вовсе, раз он получал от этого истинное удовольствие. Кристофер почувствовал, как предательски дрогнули губы, поэтому он поджал их. Ему не хотелось смотреть, что бы ни произошло дальше. И трудно описать словами, какое из чувств преобладало в нем в момент, когда он увидел исхудавшую, измученную девушку, всю испещренную порезами и синяками. Он убил Ингер быстро, отчасти потому что она не сделала ему ничего плохого, чтобы заслужить изощренные мучения. Ей просто не повезло. И если честно, Пеланту больше нравилось продумывать свои преступные планы, воображая их во всей красе, нежели претворять в жизнь. Когда он спускал кровь с Итана Сойера, чтобы затем оставить тело на съедение волкам, то заострял внимание лишь на своих действиях, а не на том, как его проклинали, вместе с тем слезно умоляя пощадить. И он почти всегда уходил, оставляя жертву наедине с невыносимыми муками. Но вот Ювелир делал все с точностью наоборот. Его мало интересовал скучный результат — важен был процесс, жестокий и затянутый. На запястьях несчастной болтались наручники, местами потемневшие от засохшей крови. Светлые волосы, прямые и длинные, ниже лопаток, неопрятно свисали вниз, с заплаканного, бледного лица с оттенком синюшности. Девушка едва стояла на ногах, дрожа как осиновый лист, но все равно отчаянно упиралась, пока ее толкали в комнату смерти. Только тогда Пелант взглянул на помещение с другого ракурса и обнаружил, что сбоку, у стены, стояла широченная дверь-купе, которая в закрытом виде походила на шкаф. Но это был не шкаф, как выяснилось позже, а самое настоящее логово палача. Со специальным креслом, смахивающим на тюремное, для казней путем введения инъекции, только с кучей ужасающей атрибутики, бережно развешенной на крючках и разложенной по полкам. — Вот, полюбуйся, пятый день почти истек, — обьявил Алан, и истерика его пленницы стала бесконтрольной. Она упала, отказываясь ступать дальше, но ее насильно подняли и заволокли внутрь. «Что я могу сделать? — единственная мысль не давала Кристоферу покоя в тот миг, — Что я могу сейчас сделать? Думай!» Им помыкало несколько причин. Первая — принципиально не дать мерзавцу то, что он намеревался заполучить. Вторая — для Пеланта каждое убийство было обоснованно, и он не считал собственные отвратительные потребности веским поводом к преступлению. Проучить, напугать, сделать заявление или банально защитить себя от слишком пытливого ума — вот достойные, по меркам Кристофера, оправдания. Но никак не спонтанное «хочу». Ремни. До него в этом кресле сидели только девушки, да и сами крепления выглядели потрепанно. Какова вероятность, что их удастся растянуть силой? Кристофер попробовал, пользуясь отвлеченностью похитителя, и у него, на удивленье, начало получаться. «Идиот, — подумалось ему. — Неужели нельзя было сообразить раньше?» Что ж, всем известно, что первый блин нередко выходит комом, но в случае Алана этот ком грозился застрять поперек горла и вызвать удушье. Алан приковал заложницу по рукам, а сам прошел мимо столика с заготовленной хирургией прямо к полкам с лекарствами, набирать шприцы непонятно чего. Он был искренне увлечен, словно делал все впервые, однако каждое его движение отточилось до мастерства. И вдруг Пелант заметил, что девушка высвободила руку — она стала настолько худой, что наручники оказались велики — потом вторую, и начала аккуратно вставать, пока похититель стоял к ней спиной, выпуская из шприца пузыри воздуха. Интересно: ее тактика выживания была примерно такой же, только детали отличались. Она вперилась в Кристофера умоляющими глазами, одичавшими от ужаса, хотела и в то же время боялась шевельнуться в неистовом страхе привлечь внимание. — Можно полюбопытствовать, что это такое, у тебя в руках? — обратился Пелант к Ювелиру, чтобы тот не решил обернуться. Он больше не шевелил руками, хотя знал, что достаточно пары рывков, чтобы высвободить левую. — Обычный Диазепам, — буркнул он. — Уверен, ты про него слышал. Сейчас наберу немного, потом добавлю в капельницу, и дело сделано. — Доводилось мне с ним работать. Действенно, но скучно, знаешь ли. — Извини, но я не такой заядлый фантазер, как ты, — Алан старался игнорировать, однако сказанное-таки ущипнуло его, а потому он уцепится за слово: — И что по-твоему интересней? — Читал про кураре? — улыбнулся Кристофер, глядя ему прямо в глаза и замечая боковым зрением, как девушка кралась из пыточной комнаты. К счастью, босые ноги позволяли ей оставаться незамеченной. — Бессмертная классика, не поспоришь. Но я предпочитаю инновации. Пропофол тот же самый, и его аналоги. Эналаприлат вообще отличный. Распределяется, правда, медленней, но высоко эффективен. Он покончил с одним шприцем, отложил его и тут же взялся набирать второй, как раз с указанным анестетиком. Потом третий, с неизвестным содержимым. Он был до того сосредоточен, что совсем не смотрел по сторонам, концентрируя все свое обширное внимания на лекарствах. В конце концов, ошибка в дозировке недопустима. Однако ему пришлось среагировать, когда его с разгону прижало тяжелым столом для инструментов. Алан влетел в шкаф плечом, и стеклянные дверцы разбились на множество острых осколков. Некоторые из них порезали ему лицо. В этой хрупкой, замученной девушке оказалось много силы, или же она собрала в кулак последние, чтобы сделать опасный рывок, и у нее получилось. Дальше она схватила первое, что попалось под руку — скальпель, — и всадила Алану в плечо. Она бы несомненно вонзила заточенное лезвие в шею, если бы дотянулась, но не вышло; она бросилась бежать, не мешкая ни секунды, а Пелант столь же быстро уперся в стол двумя ногами и выиграл для нее еще время: он придавил Ювелира сильнее, так, что он, крича он боли, согнулся пополам, едва не напоровшись ладонью на хирургический нож. Его толстовка в месте ранения начала стремительно багроветь. Кристофер дернул ремни — не поддались, вопреки его расчетам. Растянулись, но все еще недостаточно, и он, к великому своему несчастью, не успел освободиться раньше, чем Алан, ревя как разъяренный зверь, оттолкнул от себя стол, перемешав все лежавшее на нем. — Ты! — обрушился он на пленника, и даже аргументы выслушивать не стал: сразу ударил по лицу наотмашь. — Почему ты просто не можешь… Черт, как же больно! Тварь такая! Он взглянул на плечо и увидел торчащую оттуда рукоять, но выдергивать не стал. Слишком высокий риск усугубить кровотечение. — Да что ты говоришь, — нервически усмехнулся Пелант, сплевывая кровь, затекшую в горло из разбитого носа. Перед глазами замелькали искры. — Поспи немного, а когда проснешься, я устрою тебе сущий Ад. Не хочешь по-хорошему, так поверь, я умею по-плохому! Кристофер повернулся в момент, когда ему вливали что-то в катетер. Он изобразил на лице тревогу, однако на деле не шибко расстроился. Тот общий анестетик, который набирал в шприц Алан, разгоняется по организму минут за десять-пятнадцать, а чтобы загасить весь бушующий в его крови адреналин, потребуется не меньше двадцати пяти. За это время можно горы свернуть, не говоря уже о том, чтобы перерезать горло одному подонку. Ювелир отвлекся на беглянку, вылетел стремглав из комнаты, и Пелант сумел наконец осилить дурацкие ремни. Обидно, конечно, что не получилось раньше, зато у него появился стимул шевелиться быстрее, а работать на скорость — важный навык. Он вскочил, размяв плечи, сдернул ненавистный катетер и взял со стола кое-что помощнее перьевидного скальпеля: ампутационный нож. Кто бы что ни говорил, а обращался он с холодным оружием превосходно. Полный злости и решимости, Кристофер шагнул в темный коридор. К счастью, он запомнил планировку и представлял, куда двинется, стоит ему выйти из-за угла. Однако его внезапно затрясло. Не от страха, не от холода, а от чего-то еще, более органического. В следующую секунду ноги стали подкашиваться, ослабли, будто бы он прошел на них сотню километров без остановки. «Такого быть не должно», — только и успел подумать Кристофер, перед тем как его сердце вдруг пропустило удар. Вопреки собственной воле он опустился на колени, выпустив из дрожащей руки нож, чувствуя, что дышать становится все тяжелее, и услышал, как открылась дверь на улицу, а Алан не успел воспрепятствовать этому. Или может, он не собирался. Лай. Снова женские вопли. Потом ни с чем не сравнимый рык, с которым голодные пасти вцепились в хрупкое, без того истерзанное тело, и повалили на землю. А Пелант даже подняться не мог по неясным причинам. Закричать тоже не получалось особо, язык совсем не слушался. Собаки. Кристофер никак не ожидал, что они отпускаются с привязи и натасканы бросаться на людей. Честно сказать, он успел забыть про них, зато теперь вспомнил, и у него внутри все сжалось от мысли, что сейчас происходило там, за порогом, ведь никто не приказывал псам прекратить. И крики стали хриплыми, агоническими, придушенными, пока в один момент не стихли вовсе. Тогда до Пеланта дошло еще одно сокрушительное осознание: Алан перепутал шприцы и вколол ему внутривенно Диазепам. А такая доза, введенная чрезвычайно быстро, попросту летальна. Еще немногим раньше он был полон уверенности, что выпутается из непростой ситуации, а теперь вся его уверенность разбилась вдребезги о понимание того, что он вот-вот умрет здесь. В этом коридоре и по роковому стечению обстоятельств. Умрет, похоронив с собой кучу тайн, замыслов, амбиций. Только кому теперь до них есть дело? Пелант отлично знал, что дальше произойдет с ним: падение артериального давления, потеря сознания, угнетение дыхательного центра, а за ним и сердца. Кажется, Ювелир ошибся и нечаянно убил своего пленника раньше положенного срока — что ж, это послужит неплохим для него наказанием. Не таким заслуженным, как пожизненное заключение в строжайшей тюрьме Штатов, однако лучше, чем ничего. Препарат действовал жестоко, точно по учебнику, его невозможно было остановить или чем-нибудь блокировать. Счет оставшейся жизни пошел на минуты, и оказалось, что времени у Кристофера так ничтожно мало, что неясно, о чем ему думать перед тем, как закрыть глаза навсегда. Страшно, невероятно страшно. Отныне он не отрицал в себе этого чувства, а наоборот, всецело в нем утонул. «Ты просто уснешь. Уснешь…. И ничего не почувствуешь…» Забавно. Он так жертвам своим говорил. Только вот тогда эта фраза казалась ему в разы убедительней. Но больше всего он тогда жалел, что его смерть оказалась именно такой, глупой и бесполезной, что он даже той девушке не помог, хотя приложил все усилия. В какой-то степени ему сделалось обидно, ведь это был по сути первый его осознанный поступок, направленный на спасение чьей-то жизни, а не отнятие ее, и он завершился однозначным провалом. Но рассуждать о подобном сейчас не имело смысла, равно как и о том, что можно было бы изменить. На тело начала обрушиваться бесконтрольная слабость. И страх стал понемногу отступать под эгидой забвения, сменяясь агоническим спокойствием. Абсолютно все чувства покидали его, картинка перед глазами расплывалась, застилая комнату вокруг бесцветной пеленой. Кристофер потерял равновесие, бессильно упал на живот, наблюдая, как Алан, выходя на улицу, закрывал за собой входную дверь. И ровно на мгновение, пока его глаза не закрылись насовсем, ему показалось красивым то, как свет от фонаря пробивался через окна и скользил по дорогому паркету. Тому самому, на котором он лежал. Странно. Вдох, удар слабеющего сердца. Снова вдох, еще один удар. Удар, но дышать уже не выходит. Удар, а дальше — темнота.