***
Минувшая ночь вытянула из Пеланта все соки. Он то проваливался в пограничный неустойчивый сон, то возвращался в реальность, видя эту чертову комнату и капельницу над собой. Но самым невыносимым оказалось то, что мысли о собственной жизни одолевали его повсеместно. Он даже представить себе не мог, будто чувство вины, оставшееся с ним наедине и нарастающее внутри с каждой минутой, окажется настолько губительным. Эмпатия покинула его долгие годы назад, в подростковом возрасте, однако теперь вернулась в момент, когда было уже поздно, когда он дважды сотворил непоправимое. И потом его разум добил его: вспомнил про Кэрол, про Ингер, но не стал акцентировать внимание на самом Пеланте, нет, он поступил коварнее — поставил его на их место, заставив прокручивать этот кошмарный сценарий снова и снова. Его тошнило, крутило, трясло периодически от того, что он наконец-то осознал, как это страшно, больно, ужасно до безумия — быть куклой в чьих-то жестоких руках, когда никто не придет на помощь, невзирая на отчаянные мольбы. И он не мог никуда убежать от самого себя или притвориться, как раньше, что ничего плохого не делал. Кристофера настигло паническое удушье, такое, что он метался на проклятой койке, раздирая наручниками затянувшиеся раны, а потом, когда выбился из сил, вдруг остановился и почувствовал теплые влажные дорожки на своих щеках. Он плакал. Надо же, по-настоящему, и его слезы были самыми обычными, людскими слезами растерянности, страха и чего-то еще, чему он не сразу подыскал название: это было его раскаяние, горькое, как деготь, и острое, будто лезвие гильотины. — Ну и как оно? — послышался знакомый голос поблизости, заставивший Пеланта вздрогнуть: Ингер сидела на краю кровати, — Брать на себя ответственность? Пелант вовсе не испугался ее. Только взглянул тоскливо, измученно. Плевать ему было на то, что он видел наяву галлюцинацию — зато нашлось, с кем в непростой миг поговорить. — Ужасно, — он сперва отвел глаза от ее темного облика, потом чуть отдышался и спросил: — Тебе было больно? — Ужасно, — повторила за ним, на что услышала его жалобный вздох и тут же добавила: — Но это, по крайней мере, не было долго. Кристофер ничего не ответил. Он вдруг смирился с приговором, который ему вынес Алан, и у него в момент опустились руки: жить дальше с подобными терзаниями в стократ труднее, нежели умереть за неделю от рук садиста. Потому что никакие телесные наказания не могли сравниться с проедающим насквозь, плесневелым внутренним отторжением. — Не-а, отвратительная позиция, — сказала Ингер, словно бы прочла его мысли. Хотя она и была своего рода мыслью, поэтому не стоило удивляться, — снова пытаешься всего избежать. Я не хочу, чтобы ты умирал. Потому что смерть в твоем случае всего лишь выход, а не наказание. Ее ответ стал для Пеланта неожиданностью. Он не предполагал, что его подсознание к нему настолько сурово, ведь очевидно, что это именно оно сейчас разговаривало с ним. Тем не менее, даже он сам в чертогах разума отказался от себя, желая именно наказать, а не позволить легко отделаться. — Боюсь, моя участь решена за меня, — ответил он, пожимая плечами: — И этот придурок Алан верно подметил, не я здесь жертва. — Зависит от того, как посмотреть. Ты просто не единственный. — О чем ты опять? А впрочем, неважно… Кристофер ощущал браслет на своей руке, который не получалось снять вопреки желаниям, и мог лишь смотреть на него с чувством вопиющего угрызения, раздирающего все внутри в клочья, как вдруг на языке народились те самые слова, которые он ранее никогда не произносил искренне, отрывая с кровью от трепещущего сердца: — Прости меня, — ему не хватило сил поднять на Ингер глаз, — я знаю, что ты в моей голове, что это глупо с научной точки зрения, но мне жаль, я даже не могу сказать тебе, насколько, потому что не в силах сам этого измерить. Я запутался, сошел с ума, раз вижу стойкую иллюзию и веду с ней сознательный диалог, но мне плевать. Пожалуйста… Он выглядел жалко. Совсем не тот непобедимый Кристофер Пелант, играющий с чужими жизнями и не питающий благих намерений ни к чему живому. Вовсе нет. Это был смертный человек, наворотивший страшных дел, истинную тяжесть которых только что прочувствовал в полной мере. И это не умещалось в его, на первый взгляд, огромной голове, вылезало наружу, оседая на дрожащих губах, и вытекало со свежими слезами. Однако договаривать не пришлось: когда Кристофер решился наконец оторвать взгляд от кровати, то никого не обнаружил ни на ней, ни в комнате в принципе. Только темнота, к которой глаза давно успели привыкнуть. — Вот именно, Крис, мертвым не нужны твои извинения… — пробормотал он себе под нос, прежде чем упасть обратно на спину, будучи абсолютно опустошенным.***
Пеланту все же удалось заснуть от бессилия, а проснулся он от разбудившего его Алана. За окном светило солнце, даже птицы какие-то пели — совсем не подходящая погода для пребывания в плену у маниакального психа, который еще и пристал с навязчивыми вопросами: — Как спалось? — Отвратительно. А знаешь, почему? — Ну. — Потому что ты шумел целую ночь, — темные мешки у Кристофера под глазами говорили сами за себя. — Ты что, затеял внезапную перестановку? Сквозь усталость и полудрему он слабо понимал, что конкретно происходило: какие-то шорохи, открывание дверей, лязг металла. — Практически. Я смотрю, тебе уже лучше, — Алан аккуратно вытащил катетеры, обработал места их введения и даже заморочился со свежими повязками на запястья. — Ты так хорошо с этим обращаешься, — отметил Пелант, наблюдая за ловким движением здоровой руки, управляющей бинтом. — Учился? — Неофициально, жизнь заставила. По возникшей на его лице улыбке напрашивался вывод, что он гордился сказанным сильнее, чем если бы рассказал о полученном дипломе фельдшера. Однако, можно было по пальцам одной руки сосчитать ситуации, «заставляющие» овладеть медицинскими навыками на столь высоком уровне. И ни одна из них Кристоферу не нравилась. — Переводишь меня обратно? — поинтересовался он, стоило ему встать с кровати. Голова кружилась, походка была шаткой и неуверенной, но его крепко держали под руку, волоча за собой. — Вроде того, — очередной размытый ответ в исполнении Алана совсем не изумлял. — У меня тут в полдень неожиданные дела образовались, так что я попрошу тебя оказать мне одну услугу. Он вел пленника через коридор, пока не остановился у комнаты, в которой Пеланту побывать еще не довелось. И он уже собрался открыть дверь, как Кристофер проявил наглость: — Постой, — уперся он, но говорил вежливо. — Не устроишь сперва небольшую экскурсию по дому? У тебя тут красиво. Он увидел гостиную при свете дня: просторную, современную, и ему стало правда любопытно, откуда у обыкновенного курьера нашлись деньги на такие прихоти. Двери были тяжелыми, из дорогого дерева и с надежными блестящими замками; мебель из кожи, большие люстры с причудливыми плафонами. Алан задумался. Он чувствовал подвох, и они оба понимали, что он был, однако намеренно уступил, причем сделал это умно: — Тебе — устрою, если ты настаиваешь, — заулыбался, а потом вынул наручники и сковал правое запястье Пеланта с левым своим. — Но я знаю, что ты пытаешься сделать, поэтому любая твоя выходка, пришедшаяся мне не по душе, дорого тебе обойдется. Кристофер безобидно кивнул. Разумеется, его намерения читались на его лице: оценить обстановку и все, что возможно будет использовать в целях собственной выгоды. Тем не менее, он глубже убедился в том, насколько излишне его похититель самоуверен и, важнее всего, патологически не способен учиться на собственных ошибках. Он видел в нем — в Пеланте — себе подобного, сам выдумал между ними связь и зациклился на ней, как на самой настоящей ценности. Поэтому неизвестно еще, кто из них больше заплатит в конечном счете. — Хорошо нынче курьерам платят, — отметил Кристофер, когда они вышли в просторный зал, отделенный от зоны кухни стеллажом и изогнутой барной стойкой. Он вложил в свою интонацию максимум фальши, чтобы и дураку стал ясен его сарказм. — В пассивном доходе нет ничего плохого, а работа так, для души. Не осуждай меня, ты сам учил бездарей нажимать кнопки на компьютере. — Моя зарплата не позволяла мне так жить, а никакого «пассивного дохода», — показал кавычки свободной рукой, — у меня не было. Сказанное Ювелиром послужило еще одним веским аргументом в пользу, возможно, худшей версии происхождения всего это заработка, оборудования и дома в целом. И если опасения подтвердятся — остановить этого психа сумеет только могила, правоохранители ему не помеха. — Конечно, ведь ты всегда мог украсть пару-тройку миллионов со счета какой-нибудь крупной шишки, — причмокнул Алан не то с завистью, не то наоборот, с пренебрежением. — А впрочем, не столь важно. — Ты сказал, что убьешь меня так, как я того захочу, — Пелант не давал ему повода закончить их разговор. — А могу ли я загадать перед тем последнее желание? — Зависит от желания, мой друг. На Луну я ради тебя не полечу, но над какой-нибудь интересной просьбой подумаю. — Пообещай мне, что мы с тобой выпьем накануне пятых суток. И тогда я, возможно, расскажу тебе все то, что рассказывают обычно другие. Даже больше. Кристофер взглянул на него пристально, в некоторой степени вызывающе, на что получил явное недоверие: — Рассчитываешь, что алкоголь придаст тебе смелости? Глупо, но допустимо. Ладно, устрою тебе романтический вечер при свечах, хочешь, даже деликатесы закажу. Но у меня встречное условие: твою казнь выбираю я. — Что ж, мне следовало догадаться… — прозвучало вполголоса после затянувшегося молчания. Кристофер наступил на свои же грабли. Однако отступать было некуда, да и незачем, поскольку терять давно уже нечего. — О чем именно? — Ты неистово зол на меня. Настолько, что моя быстрая смерть не удовлетворит твою извращенную фантазию. Так что, полагаю, выбора у меня больше нет, — он встал к нему лицом, без страха, с отчаянной решимостью на удрученном лице. — Я подкинул тебе идею, от которой ты теперь не откажешься. Даже если я пойду на попятную, ты все равно убьешь меня так, как себе наметил. — Ты умный, — Алан собрался было подыграть плечами, но сильная боль его переубедила. Он специально ничем не обезболивал руку с утра, чтобы как следует сделать это позднее. — Должно быть, агенту Буту после твоей смерти станет скучновато. Здесь он понял, что сказал лишнего, но его позабавило, как Пелант вытаращился на него. Он был сбит с толку, обескуражен, и куча вопросов наверняка вертелось в его голове. Но вслух вышло произнести самый главный: — Ты едешь в ФБР в полдень? — Да, — раз Ювелир сам себя подловил, то решил более не паясничать бестолку: — Меня вызвали рассказать, как я доставил тебе еду тем прекрасным вечером. Расскажу им, как все было и что потом я сразу поехал обратно в ресторан, а камеры и мои коллеги это подтвердят. Меня отпустят навсегда, ведь кому сдался обычный курьер, а на шестые сутки найдут твое тело. Что смотришь? Непривычно, когда тебя обыгрывают, м? Он шагнул к Кристоферу ближе, чтобы получше разглядеть его, эту сознательную боль в его глазах: в прошлом мучитель и палач проходил незавидный путь жертвы, и все людские слабости, о которых он понятия не имел, вылезали наружу. Поэтому Алану так нравилось наблюдать за ним: подобных эмоций он еще попросту не видел. «Вот ты мне потом и расскажешь», — высказал Пелант одним взглядом, а сам прикусил язык: дерзость сейчас никак не играла ему на руку. Бут по природе твердолобый и далеко не семи пядей во лбу, однако команда у него что надо. На нее вся надежда. От Сили требуется только навык выбивания любых дверей. Алан, не получив никакого ответа, быстро заскучал, вспомнил, про что они говорили ранее и повел пленника на кухню, где принялся шастать здоровой рукой по шкафам, рассуждая, чего бы им такого в назначенный день выпить. Собственно, ради этого момента Кристофер затевал весь разговор, и он своего добился: увидел, где лежало то, что впоследствии могло ему крайне пригодиться. Столовые приборы, включая штопор, горючие вещества, даже спички кое-кто не удосужился спрятать подальше первого выдвижного ящика. А что до алкоголя: сошлись на Casa Madero Cabernet Sauvignon, и тогда же Пелант, заметив ломящиеся полки выдержанных мексиканских вин, тверже уверился в том, что дела его беспросветно отвратительны. Он мечтал ошибиться в поспешных выводах, однако суть, по его мнению, крылась всего в одном слове, заключавшем в себе криминал, безграничную власть и безнаказанность за счет кровавого богатства: Картель. Алан либо помогал отмывать деньги напрямую, либо, вероятнее всего, являлся доверенным посредником, координируя поставки в страну из Латинской Америки. Вот только если это так, что именно они переправляли? Внеплановая экскурсия была окончена. Никакие другие комнаты или второй этаж Ювелир, невзирая на уговоры, показывать не стал, сослался на спешку. Они снова подошли к двери, Алан открыл ее ключом и, стоило ему заволочить Пеланта внутрь, как тот обнаружил на полу в углу, рядом с одной из кроватей, сжавшееся в комок тельце и светлые волосы, спускавшиеся до самой поясницы. При виде двух мужчин пленница задрожала, обхватила руками колени, не сводя с посетителей заплаканных глаз. На ее щеках остались темные разводы от некогда ровного макияжа, а губы были искусанными до крови; она далеко не сразу обратила внимание, что Кристофер не выглядел на фоне Алана как насильник, а когда стала догадываться, когда увидела, как сочувственно и тревожно он на нее смотрел, то ее взгляд, казалось, сделался потерянным. Пелант словно бы окаменел. Стоял, как истукан, практически не моргая, и чувствовал стынущую в жилах кровь. «Спаси ее», — застряло в голове, подобно свинцовой дроби. Те самые слова, которые он счел ранее бесполезным бредом, мгновенно вогнали его в состояние внутренней истерики. Это противоречило законам материального мира, науке и здравому смыслу, однако это случилось с ним, и Кристофер испугался так сильно, как ни разу до того. Ни Алан с его пытками, ни сама перспектива смерти не устрашали его больше, чем секундное допущение, что все увиденное и услышанное им от якобы Ингер могло иметь под собой какую-то правдивую почву. — О Боже… — он даже не заметил, что выронил это вслух, что впервые обратился к тому, в кого упорно не верил. Сама комната выглядела странной, такую только в кино показывать: Т-образной формы, где в дальнем конце стояли друг напротив друга односпальные кровати, а сбоку от входа, в обе стороны, располагались уборные, ограниченные дверьми-купе. Окна, разумеется, с решетками, зато со шторами и занавесками; стены выкрашены в мерзкий пастельный голубой цвет. Но хуже всего оказалась толстенная железная проволока размером чуть ли не с мизинец, которая начиналась от ввинченных в пол ножек кроватей, затем перекидывалась через проем и оканчивалась, судя по всему, где-то в ванных. И Кристофер прекрасно увидел, для чего она нужна, понял все до того, как Алан отстегнул наручники и приковал его к этой проволоке цепью за левую щиколотку. А потом расправил спину и заговорил: — Значит так. Мне пока что с вами заниматься некогда, я и без того задержался из-за любителя предложить мне выпить, поэтому даю домашнее задание. Ты, — ткнул пальцем Кристоферу в плечо, — рассказываешь ей о программе на ближайшие дни, во всех подробностях, а ты, — указал на девушку, — об условиях проживания. И давайте только честно, следуйте моему примеру. Я вот с вами откровенен. Он в самом деле ушел после этих слов, заперев снаружи дверь на замок, и в комнате с пресловутой атмосферой остались двое, сидящие в тишине и смотрящие друг на друга в полной прострации.***
Позднее утро началось с прихода анализа из лаборатории: родство подтвердили, Пеланта официально признали похищенным. Это был знатный подзатыльник для бюро и Джефферсона, однако для Дайен с Уолтером новость стала трагедией. Результат им сообщили лично, в департаменте ФБР, добавив чуть погодя, что сделают для Кристофера все возможное; миссис Пелант с трудом дошла до ближайших стульев, чтобы затем уронить голову на руки и тихо заплакать. И она плакала, плакала и плакала до тех пор, пока не устала и не отлучилась в уборную умыться. Темперанс тоже присутствовала — она успела немногим первее Бута и Свитса оказаться на нужном этаже, пускай и обещала подождать их в вестибюле. Она увидела Уолтера, сидевшего в одиночестве около стенда с разыскиваемыми преступниками, потупившего взгляд и опирающегося локтями в колени. Бреннан подошла к нему осторожно, почти незаметно, села рядом и хотела бы сказать, что ей жаль, но посчитала, будто подобные слова из ее уст прозвучат неубедительно. — Вот это он вляпался… — заговорил Андерсен, не поднимая головы. — Я… я честно не думал, что все окажется правдой, считал, Дайен драматизирует и… не знаю. Темперанс заметила, что он держал в руках снятое со стенда объявление с фотографией Пеланта и, казалось, ничего больше вокруг не замечал. — Этот снимок сделан полгода назад, — сказала она, хотя не помнила, так ли оно в действительности. — Многие не любят фото из полиции и тем более из ФБР, но мне нравится, потому что так я хотя бы понимаю, как он сейчас выглядит, — Уолтер вздохнул, горестно улыбнувшись, и взглянул на Бреннан опечаленными глазами. — Они сказали, что подозревают какого-то серийного убийцу, что Кристофер якобы с ним сотрудничал. — Такова текущая версия. Мы рассматриваем Ювелира как причастного к похищению. К сожалению, улики разглашать нельзя, сами знаете. Ей никогда не нравилось видеть горе на чужих лицах, и Андерсен не стал исключением. А она не могла отрицать, что ей самой было неимоверно тягостно сейчас, что она тоже, вопреки пережитому, хотела вернуть Пеланта живым. И она осталась одна среди коллег с этим чувством, потому-то общение с Уолтером дарило ей ощущение некоего понимания. — Как никто другой, — Андерсен аккуратно свернул объявление о розыске и убрал во внутренний карман ветровки. А затем, когда его руки опустели, все внимание досталось Темперанс: — Я вам искренне признателен, вы даже представить не можете, насколько. — Почему? — После того, что Кристофер сделал, вы все еще относитесь к нему по-человечески. Это ценная редкость, заслуживающая уважения. Вы прекрасная, доктор Бреннан, и я бы сказал даже, что у моего брата потрясающий вкус, если бы речь шла о здравой симпатии. У нее глаза от неожиданности распахнулись. Очаровательные серые глаза, выражающие далеко не ужас. Совсем напротив — благодушное согласие. Она так долго не могла подобрать внутри нужных слов, чтобы охарактеризовать поведение Кристофера со стороны, а теперь ей об этом спокойно сказали, и никакого лучшего объяснения она и представить не могла. — Темперанс, — ответила она, после чего мягко улыбнулась, не замечая, как непроизвольно заправила за ухо прядь волос. — Можно просто Темперанс, если не против. — Не против, тогда просто Уолтер, — его ответная улыбка отныне не смущала так, как в прошлый раз, и Бреннан не становилось жутко от мысли, насколько они с Пелантом похожи. Это было… интересно.