Ты, я и он

Открыв глаза, парень чуть не свалился со скамейки. То, что он посчитал видением, галлюцинацией, если угодно, оказалось вполне себе реальностью. Справа от него сидел улыбающийся, словно переевший сметаны кот, Джакометти, который, собственно, и не дал тайцу упасть от удивления после своего открытия. А слева, словно котёнок, прижался к боку встрёпанный Минами, доверчиво глядящий на брюнета своими невероятными шоколадного цвета глазами. Парнишка улыбнулся, смаргивая слёзы с длинных по-девичьи ресниц, и не убирая тонких рук поверх рук Криса. - Нам надо поговорить. Но здесь – не лучшее место, - достаточно спокойно проговорил швейцарец, с явной неохотой во взгляде вставая и чуть насмешливо глядя, как младший из соулмейтов липнет к тайцу, который, пряча телефон в карман, молча поднимается, треплет Кенжиро по волосам и… Улыбается ему в ответ. Искренне, что удивительно. Без намёка на фальшь или наигранность. Однако Пхичит всё же испытывает нерешительность и потому прямо, без обиняков говорит, глядя на тех, с кем он должен быть неразлучен по воле или иронии судьбы: - Вы оба уверены в том, что мы должны… Быть вместе? – И, получив синхронный кивок (они что, репетировали его?), глубоко вздохнул, направляясь к дверям раздевалки. – Ну и чего мы ждём? Сейчас здесь будут остальные и уйти даже спокойно не получится, - хмыкнул брюнет, видя, что оба фигуриста согласно улыбнулись ему и последовали за ним. Для разговора Чуланонт выбрал свой номер. Всё же идти к Кристофу он пока не мог, слишком свежим было воспоминание сегодняшнего такого странного пробуждения. А тут… И более-менее привычная обстановка, и уверенность почему-то в том, что ничего плохого априори произойти не может. Пусть сердце словно сжимала чья-то холодная рука, природный оптимизм тайского спортсмена не давал ему окончательно впасть в уныние. Усадив Криса и Минами на диван, сам Пхичит сел напротив в кресло, словно отгородившись от них маленьким журнальным столиком, чья зеркальная столешница отбрасывала солнечные блики на потолок. Не то, чтобы ему так уж хотелось держать дистанцию, ведь ещё помнил то ощущение тепла и нужности от таких желанных объятий своих соулмейтов, но почему-то испытывал несвойственную ему робость, не зная, как начать этот тягостный разговор. Но при этом парень понимал: поговорить действительно нужно. Иначе они не смогут донести свои мысли и чувства друг до друга. Не смогут объяснить, чего же хотят друг от друга. Но первым тягостное молчание нарушил Минами, как ни странно. Юноша крепко сжал кулаки на коленях и выпалил, словно боясь растерять свою уверенность, если ещё хоть немного промедлит: - Пхичит-кун, я хотел сказать… То, что ты мой соулмейт – большая честь для меня. – Хотя Чуланонт и подозревал, что ещё лучшим вариантом для Кенжиро была бы несбыточная надежда на соулмейта-Кацуки (по понятным причинам несбыточная), но он прекрасно слышал искренность в звонком голосе молодого фигуриста. А тот тем временем продолжил, впившись взглядом в глаза сидящего напротив тайца: - Я сам не сразу понял и принял это, - он закатал рукав и показал вязь золотистых букв на бледной коже. – Но, даже если нам суждено быть втроём, а не вдвоём, я всё равно хочу оставаться с тобой. И с Крисом-сан, - к более старшему Джакометти японец обращался даже более уважительно. Несмотря на то, что все трое – родственные души, пока что, пока они официально не встречаются, для парнишки было трудно звать их просто по именам, ведь по японскому этикету подобное позволено только членам семьи, близким друзьям или возлюбленным. - Пожалуйста, не надо отвергать нас, - чуть надломленным голосом прошептал Минами, и, чтобы поддержать его, Кристоф прижал его к себе, поглаживая доверчиво прильнувшего к нему парнишку по плечу. Было очевидно, что золотоволосый швейцарец заботится, причём не менее искренне, и о подающем надежды Кенжиро. Не как старший товарищ по катку и даже не как партнёр по выступлению. Ближе, гораздо ближе. И с пугающей ясностью Пхичит понимал: именно он – то связующее звено между этими двумя, тот, благодаря которому три части целого наконец начинают объединяться. Поэтому, глубоко вздохнув и незаметно прикусив нижнюю губу, таец, тщательно подбирая слова, медленно заговорил: - Меня это очень напугало. Знать, что у тебя – два соулмейта, а не положенный один-единственный – страшно. Для вас обоих я – единственная родная душа, так ведь? И поэтому я не могу оставить вас. Одиночества никто не заслуживает. Это наказание. Пожалуйста, дайте мне время привыкнуть и… Понять, как же мне быть. Но сразу могу сказать: я точно не брошу вас. Ни тебя, Крис, - со смущённой нежностью посмотрел он на удовлетворённо кивнувшего мужчину, - ни тебя, Минами, - теперь взгляд каре-зелёных глаз перешёл на взволнованно глядящего на него юношу. После этих слов таец молча встал и, обойдя столик, крепко прижал к себе сразу обоих своих наречённых, со смущением ощущая властную ладонь Джакометти на своей заднице и тёплое, сладкое дыхание у самого сердца, принадлежащее Кенжиро. Наклонив голову, он увидел, как одновременно с ним поднял голову Минами, и, не в силах устоять перед этим юным очарованием, сам не осознавая, что на него нашло, мягко прильнул к губам раскрасневшегося юноши, даря ему лёгкий, невесомый поцелуй. Вот только долго наслаждаться этой сладостью им не дали. Подбородок Чуланонта чуть развернули в сторону сильные пальцы, и чужой язык, чужие, но такие родные губы вклинились в поцелуй, переводя его из почти невинного в куда как более страстный.